Рассвет

Бити встречал рассвет над ареной со смешанными чувствами, граничившими с удивлением, осторожным восторгом, почти благоговением. Изобретатель, он был знаком с этими ощущениями, которым обычно предшествовало новое открытие или просто какая-то смелая идея. Но здесь все переживания были намного острее — настолько, что ему едва удавалось выровнять дыхание, пока он наблюдал за тем, как небо освещалось с краёв и полумрак понемногу рассеивался. Казалось бы, рассвет и рассвет — разве мало их встречал он в жизни? Совершенно обычное явление, и вовсе не удивительно, что видно его и здесь, ведь силовой барьер был совершенно прозрачен и нисколько не препятствовал проникновению солнечных лучей. И всё же он понимал: каждый рассвет на арене — это чудо, каждый рассвет здесь означал, что ты прожил целые сутки и получил шанс прожить ещё одни. Где-то там, в прошлой жизни, эти явления не редкость; но тут время сужалось до дней, часов и минут, и встретить новый рассвет — знак особого расположения судьбы. Рядом зашевелилась Вайрис, приподняла голову и тоже посмотрела на небо, вздрагивая от холодного ветра. Рассвет был красным, как огонь, но он не мог согреть. Он притянул её ближе, зная, что она думала о том же. Думать одинаково уже давно вошло у них в привычку, равно как и делать всё вместе. Ужас, через который пришлось пройти многие годы назад, сблизил, а новый ужас, должно быть, приварил их друг к другу намертво. Остальные участники нередко шутили по этому поводу. Вот и сейчас они были одни, лишь вдвоём, и вокруг них только рассвет. Они оставили других ломать головы над выходом, выживать и драться. Ни Бити, ни Вайрис не выйдут за пределы арены живыми. Бити, учёный из третьего дистрикта, считал, что шансы их слишком малы, да и не было в победе ни смысла, ни выгоды. Так невовремя — или вовремя, как знать — проснувшийся в нём романтик просто думал, что поодиночке им никогда уже не будет хорошо. Вообще-то Бити никогда не страдал от излишка сентиментальности, а уж поэтом он тем более никогда не был, но на арене частенько приходится превращаться в того, кем ты не мог, не хотел или боялся стать. Сейчас ему в голову лезли самые нелепые сравнения; хотелось напевать под нос и обнимать Вайрис, положившую голову ему на плечо. Рассвет растекался над ними медленно, как капля крови, попавшая в стакан с водой. Он был странно зловещим, но Бити никогда ещё — настоящая ирония — не чувствовал такого умиротворения, как этим утром, в самом сердце своего последнего приключения, под красным небом. Он хотел бы спросить напоследок, любовалась ли Вайрис рассветами тогда, во время своего первого участия, но не смог. Есть табу, которые нельзя нарушать. Они сидели, оперевшись на корни какого-то дерева, и было так тихо, что, если хорошенько постараться, можно было забыть, что вокруг не настоящий лес. Подобное бездействие на арене каралось одним-единственным возможным способом, на раз уж они всё решили — вернее, решил только Бити, но ведь они с Вайрис всегда думали одинаково — то можно и помедлить ещё немного, ещё пару минут, ещё… Через два часа начался кровавый дождь.