Скорбь по невинности

К тому времени, как сумерки спустились над особняком, и шторы во всем доме были приглашающе подняты в надежде на то, что угрюмые комнаты вскоре наполнятся лунным светом, Юуки уже несколько часов сидела за письменным столом в комнате, где она обычно занималась, и ее мысли никак не могли сосредоточиться на очередном задании, с которым она возилась битый час. Ее взгляд то и дело устремлялся куда-то за окно, где ветер шумел в припорошенных снегом ветвях, покачивая высокие стройные ели, и Ханабуса, нацепивший на нос очки и с умным видом изображающий неудовольствие по поводу ее невнимательности, на самом деле не мог винить ее за это. Случившееся несколькими часами раньше не покидало его мысли, и он удивлялся, как столь хрупкое существо сумело так быстро прийти в себя и сейчас преспокойно делать вид, будто ничего не произошло. Хотя у него не единожды была возможность убедиться в том, что она не так беззащитна, как кажется, такие моменты продолжали казаться немного неестественными. Несколькими часами раньше, после того, как принцесса отказалась выпить его крови, Ханабуса помог ей подняться, отвел в ванную и присутствовал все то время, которое потребовалось, чтобы смыть кровь и привести ее вид в порядок. Уже тогда она начала весело говорить о всякой ерунде, и ее голос не смолкал, пока не обрел былую звонкость и пока не возобновились в нем все жизнерадостные нотки, присущие ранее. За то время, что он провел с ней, Ханабуса заметил, как ее раны начали меняться, их состояние значительно улучшилось, и прежде, чем они вышли с ванной и Юуки разместила на шее украшенную цветами повязку, кожа местами совсем затянулась и обрела здоровый цвет, и лишь несколько особо глубоких ран остались в виде порезов, которые тоже заживут в скором времени. Вот она, сила чистокровных. Мощь, которую не понять, не постигнуть ни человеку, ни любому другому вампиру. Завораживающая, удивительна... и так печальна. Ханабуса подозревал, что получение таких ран в сопровождении потери такого количества крови для него оказались бы смертельными. А Юуки цвела, и звон ее голоса, когда она благодарила его за заботу и обещала появиться на занятии, которое уже должно было начаться, через полчаса, был неподдельно искренним. Ханабуса ушел и, закрыв за собою дверь, не услышал, как она, оставшись в одиночестве, вновь заплакала. Ее взгляд в очередной раз ускользнул куда-то вдаль, и прежде, чем она приложила немалое усилие, чтобы заставить себя вернуться к тетради, Ханабуса, тяжело вздохнув, решил, что сегодня придется закончить на этом, поскольку его дальнейшие старания в любом случае не принесли бы никакой пользы. Стянув с лица очки, в которых он все равно не нуждался, но которые считал милыми, Ханабуса присел на диван возле окна, прихватив какую-то книгу из шкафа, после чего сообщил принцессе, что урок окончен и она может отдохнуть. Одарив его благодарным взглядом, Юуки прикрыла тетрадку. Сильное еще минуту назад желание сбежать из этой комнаты вдруг улетучилось, и она почувствовала себя очень уютно. Уткнувшись подбородком в сложенные на столе руки, Юуки наконец-то обрела возможность с головой окунуться в омут мыслей и чувств, которые не давали ей покоя последние несколько часов. Мягкий темный взгляд вновь потерялся где-то в неизвестности. Ей было больно. Шею жутко свело, и хоть раны практически исчезли, места, где от них не осталось и следа, ныли, от чего хотелось прижать к ним что-нибудь ледяное или просто сжать шею настолько, чтобы воздух не попадал в легкие и со временем она перестала чувствовать что-либо вообще. Но гораздо большую боль причиняло что-то внутри, колкое, пронизывающее всю ее сущность непреодолимым желанием плакать... а еще погрузиться клыками... в его шею. Она испытывала голод, нечеловеческое желание удовлетворения этой дикой жажды временами лишало рассудка, и она яростно сжимала голову руками. Онии-сама... Его сладкая, дурманящая, дарующая жизнь кровь... как она жаждет ее... она испьет ее, она уже предвкушала этот миг... горячая и в то же время леденящая ее собственную кровь жидкость коснется клыков, вызывая сладостный трепет, после чего вольется в тело, исцеляя, доставляя блаженное наслаждение... но не удовлетворение... Онии-сама... Юуки так пылко вцепилась в собственные волосы, что Ханабуса, чье внимание было привлечено неожиданным шумом, вскочил, собираясь что-нибудь предпринять по этому поводу, когда в дверь постучали. Вошедшая служанка сообщила, что господин ожидает их в обеденном зале.