I need your faith

Когда весть о смерти Фригги проникла в подземелье, в тюрьму, где коротали своё время оставшейся жизни самые страшные враги Асгарда, заточённый бог Обмана в своей обычной манере расхаживал по камере. Тогда он остановился, разворачиваясь к ненавистным выбеленным стенам, посмотрел на них так, словно они были виновниками сильного удара, пришедшегося на сердце. В голове самовольно возник образ девушки с каштановыми волосами и родинкой на щеке. Разумеется, бог Лжи всегда владел информацией, но сейчас даже тонны этой ценной вещи не помогли бы ему что-либо изменить или вернуть. Злость, бешенство заставляли кипеть кровь, прокатываясь по жилам, пролезая в лёгкие, подталкивая комок горечи к горлу. Он сжал кулаки в попытке перенести всю ярость в согнутые пальцы. Короткие ногти почти неощутимо давили на кожу ладони, и боль не могла отрезвить его. Эмоции не могли найти себе выхода, мечась внутри тела юноши, лишь подливая масла в огонь. Но было невозможно дать им задержаться внутри ещё хоть немного. Вспышкой ненависти отлетели к стенам стулья, стол впечатался в прозрачную переднюю стену, на короткое мгновение свет покинул камеру Локи Лафейсона. Тихие, уверенные шаги разорвали полотно раздумий, нарушив скорбную тишину темницы. Сейчас даже она, казалось, была погружена в траур, хотя ещё недавно здесь бушевало яростное восстание. Громовержец Тор со струящимся позади алым плащом пришёл лишь к одному заключённому, который, как и обычно, медленно расхаживал по своей обители, сцепив руки за спиной. Самодовольный Локи и нахмурившийся Тор, взгляд которого словно проходил сквозь своего бывшего названного брата, цепко хватался за стоящие на своих законных местах предметы, за мозолившие глаза белые стены. Посетитель и заключённый перебросились парой слов. Громовержец говорил уверенно, но в глазах читалось некое подозрение. Этот небольшой лучик подозрения исчез, как и вся иллюзия в камере, когда мужчина произнёс своим низким голосом, эхом оттолкнувшимся от стен: «Довольно, Локи, хватит иллюзий». Перед будущим королём Асгарда предстал уставший юноша с вьющимися, отросшими волосами, гнев высосал из него все силы, поэтому всё, что он мог – вяло ухмыльнуться. Они не могли оторвать друг от друга внимательных взглядов. Сколько они уже не виделись? Неделю? Год? Вечность? Сердце бога лжи неприятно ныло. Хотелось отвести взгляд, но это было невозможно по двум причинам: они долго не виделись, и Локи непроизвольно стремился обновить, запомнить новый образ возмужавшего брата, вновь готовясь к расставанию. Вторая причина – Тор был красив. И немыслимо было не зацепиться за его красоту, за эти его голубые-голубые, небесные глаза, изнутри светящиеся чем-то прекрасным и светлым. Другое дело – он. Потрёпанный, вымотанный бездельем и грустью, молчаливый, «плохой». Локи блёк на фоне своего распрекрасного брата, но не мог перестать тянуться к нему. Это что-то словно из души. Крохотные ниточки, узенькие, хлипенькие, но крепко связывающие, стремящиеся прицепиться к шее, к рукам, к броне, к душе, к сердцу. Нечто похожее связывало его и с ласковой Фриггой, любившей его «плохого», как любил и Тор, пока Локи собственноручно не разорвал несчастные нити, оставив болящие ранки на сердце сильного, светлого, «хорошего» брата. Не было ясно, о чём сейчас думал бог Грома (он вообще изменился: вырос, стал жёстче, серьёзнее, перестал быть таким прозрачно-ясным для Локи), но сожаление, плескавшееся на дне небесных глаз, выдавало внутреннюю борьбу в душе мужчины. Жалеет, думал ётун, всё пытаясь убрать свою гаденькую ухмылочку (не выходило), вернуть хочет, верить хочет, эх. Что ему делать со своей слепой верой в этого мерзавца? Да, хотелось всё вернуть. Да, внутренний голос ангельски шептал, что Локи стал другим. Но сам Тор принял решение, что брата у него больше нет. И изменить этому решению было бы чем-то сродни измене самому себе – подло. В глубоких раздумьях и внутренних переживаниях сын Одина, казалось, совсем позабыл о присутствии бога Лжи, но рассредоточенный взгляд был всё ещё направлен на брюнета. Тишину нужно было срочно разрывать, иначе она грозилась затянуться. Им было о чём поговорить, тем более о чём помолчать. - Она страдала? – спросил Локи, стирая ухмылку с бледного лица. Ему хотелось увидеть реакцию Тора, может быть, даже пробить на горечь или жалость. Хотелось поговорить о том, что хоть как-то связывало их. Возможно, они бы даже разговорились. Если бы Громовержец не оборвал его, сразу переходя к сути. Обидно, когда тот, кого хотел больше всего видеть, пришёл только из-за просьбы. Чёрт возьми, да Локи же ждал его! Пусть и не показывал, и не говорил, и старался не думать. Ему ведь никто не нужен. Один – не отец. Фригга – не мать. Он ведь так сказал? Да, точно так… Заклинило. Застопорило. Кольнуло. Вывернуло наизнанку. Было ещё в нём что-то тонкое, беззащитное, человеческое. И оно неумолимо тянулось к свету Тора. Брюнет чувствовал, как остро необходим ему сейчас брат. Тот самый брат, с которым он провёл всё своё детство. Ему нужно тепло этого сильного мужчины. Надоело сидеть в этой отвратительной камере, читать эти отвратительные книги, смотреть на этих отвратительных уродов в других камерах. - В каком же ты отчаянии, брат, раз обратился ко мне. По-твоему, мне можно верить? – гаденькая ухмылочка вновь появилась на лице. Тор разворачивается, делая небольшую паузу. Локи угадывает в этой паузе сомнение, выжидающе смотрит. Но нет. Тор не верит. Фригга верила. А он – нет. Разумеется, нет. И даже никакого желания верить нет! Какие глупости, Тор, мелькает в голове преступника, мой мягкосердечный Тор. Я ведь вижу. Мёртвую надежду мы возродим. Ты ведь хочешь, я знаю. Не хотелось признавать, но в груди щемило от таких слов, сказанных с горечью, но уверенно. Сказанных таким родным голосом. Настоящая причина для согласия крылась далеко в душе Локи, она была глубоко замурована, но факт оставался фактом – они снова действуют вместе. Неловко. Пусть теперь он на свободе, но ему всё ещё было неловко идти рядом со своим бывшим братом, но не чувствовать больше былой теплоты, радости, доверия. С этим хотелось что-то сделать. Сейчас же. Брюнет пытался разговорить Тора, и пусть сначала это казалось почти невозможным, пускай бог Лжи чувствовал себя глупым болтуном, несуразным, надоедливым, но в конце концов цель была достигнута. Громовержец даже посмеялся, заулыбался. Было отрадно видеть его таким, каким он был пару лет назад. Сияющим, добрым, настоящим. Да, Тор несомненно пытался вести себя серьёзно, почти сурово, не доверял, конечно, не доверял. Но Локи ещё не забыл путь к сердцу своего названного брата. Бог Обмана сам непроизвольно заулыбался. С другой стороны коридора с золотыми колоннами и высочайшими сводами послышалось бренчание доспехов. Локи ничего не успел понять, как был придавлен тяжёлым телом к холодной стене. Ни высвободиться, ни возмутиться. Тор был сильнее, намного сильнее, а рука на губах ётуна предотвращала любые попытки к возмущению. Младший брат уступил старшему, смирился, перестал брыкаться, полагаясь на Громовержца. Странная пауза. Очень странная. Шершавые, тёплые пальцы Тора на узких губах. Глаза в глаза. Биение сердца Одинсона хорошо чувствовалось. И его тяжёлое дыхание заставляло сердце бывшего пленника биться быстрее. Стража прошла мимо. Слепые придурки. Бог Лжи украдкой положил ладонь на мускулистую, обтянутую синей тканью руку, не давая Тору в нужный момент отстраниться. Тор остановился, его взгляд вновь стал настороженным, но разглядеть в его глазах также и интерес не составило никакого труда. Снова ты стал уязвим, Тор. Локи ведь не хухры-мухры, до всего докопается и всё увидит. И бог Лжи перехватил вторую руку, сдерживающую губы, чтобы коснуться ими, а затем пошло облизать кончиком языка фаланги пальцев. Тор нахмурился. Можно было ожидать не то чтобы отказа, но удара, гнева. Локи ожидал. Смотрел с вызовом, мигом убрав руки от брата. Давай, Тор, тебе нужна вера в меня. Они стояли в немой тишине, смотрели друг на друга, пожирали, прожигали взглядами. А что они могли друг другу сказать? Здесь и сейчас – ничего. Не те обстоятельства. Не то время. Громовержец был явно озадачен. Он сжал губы, нахмурился и покачал головой. Но что-то перевесило правильность, венчавшую одну из чаш весов. Полшага вперёд – Локи снова прижат к стене, но теперь уже с двойной силой. У брюнета перехватило дыхание на вдохе удивления. Губы к губам, и младший получает самый страстный и грубый поцелуй в своей жизни. Мурашки лихо пробежались по спине, когда уже горячие губы Тора переместились на бледную шею. - Тор… - на выдохе прохрипел бог Лжи, стоило ему ощутить на чувствительной коже зубы. - Заткнись, - послышалось в ответ недружелюбное рычание. Всё, абзац. Чего добивались – того и получили. Сильные руки больше не прижимали к стене, пытаясь сравнять с ней, а скользили по талии, спускаясь ниже, надавливая на бёдра и прижимая к телу Одинсона. Сила всегда привлекала Локи, власть – тоже, напор Тора его лишь возбуждал, заводил, заставлял желать большего и прямо сейчас. Брюнет проходился ладонями по сильным плечам, по рукам, закусывал губу, когда Громовержец кусал слишком сильно или же оставлял засос. От костюма Локи был быстро избавлен, он жался к Тору, хватаясь за его спину, одновременно пытаясь вспомнить, как же снимается этот дрянной костюм. Будущий король Асгарда, подметив, что его названный брат что-то долго возится с лишней сейчас одеждой, отстранился и с самодовольной ухмылкой, казалось, в один момент стащил с себя всю броню. Локи хмыкнул, задирая подбородок. - А как же твоя Фростер, Фустостер… Чёрт, вспомнить не могу, но ты ведь понял? – ядовитая ухмылка возникла на лице Локи как раз в тот миг, как сошла с лица Тора. Прищур голубых глаз ни о чём хорошем не говорил. Снова грубый поцелуй, прокушенная до крови губа, привкус стали. Локи попытался отстраниться и вместо этого получил успокаивающий удар головы о стену. Тор времени не терял. Тем более, что именно его не хватало, как и всегда. Ётун оказался у стены носом, раздосадовано скрипнул зубами, но рыпаться перестал ровно тогда, когда получил удар по тощей заднице. Тёплые ладони старшего уже ласкали живот, грудь, мягко касались набухших сосков. Бог Обмана упёрся любом в холодную стену, кряхтел и не желал показывать своего дикого возбуждения, которое глупо было прятать. Но чёрт его знает, этого Локи. Тор видимо, так и думал, пальцами приоткрыл губы упрямого юноши под собой и нагло просунул их внутрь, несмотря на некоторое сопротивление. Против самого Тора не пойдёшь. Сдавшись (или поддавшись собственным извращённым желаниям), бог Лжи обхватил пальцы губами, медленно обводя языком каждый, щедро смачивая слюной. Локи выгнулся, явно ощущая эрекцию своего названного брата. Горячее дыхание Громовержца опаляло плечи брюнета. Капельки пота гладко щекотали щёки. И хотелось уже наслаждения. Жаркого. Грубого. Пальцы оставили измученный рот, тут же найдя себе новое место. Тор не церемонился, правда, сразу две загонять не стал – видимо, стало жалко. Локи ещё сражаться, как-никак. Облегчённо вздохнув, последний был благодарен. - Ты на вопрос не ответил, - сказал он, вновь ухмыляясь, но на этот раз стене. Второй палец был незамедлительно добавлен, заставляя младшего скривиться и оцарапать короткими ногтями стену. – Тор!.. - Я тебя слушаю, - пальцы покинули подготовленный анус, Громовержец замер. Но Локи с ответом так и не нашёлся. Уж больно хотелось ему разрядки, удовольствия, хоть чего-нибудь. Он закусил губу, чувствуя, как на щеках проступил явный румянец. Хорошо, что Тор не видит. - Отлично, - задумавшись на пару секунд, бог Грома всё же развернул к себе надоедливого бога Обмана. Встретив похотливые зелёные глаза, в которых плескалось огромное желание, будущий король Асгарда больше и не думал тормозить. Бледные ноги обвились вокруг туловища Громовержца, когда тот снова прижал младшего к стене так, что послышался глухой удар спины об оную, и начал входить. Жарко. Тесно. Прохладный коридор вдруг начал казаться душным. Локи хватал воздух, как мог, охал, впивался ногтями в плечи старшего брата, кусал, терзал свою бедную, не прекращающую кровоточить губу. Алая струйка стекала по бледному подбородку и была замечена лишь когда Тор после нескольких секунд мучений попал по простате, а Локи выгнулся в первом пошлом стоне, откидываясь и снова ударяясь о стену. Тогда Громовержец приблизился, толкаясь, и медленно слизал кровь. Терпения не хватало у обоих. Бог Молний не собирался давать богу Лжи слишком много времени для того, чтобы привыкнуть, и их темп заметно ускорился. Глубокие точки, громкие, пошлые стоны. Рот Локи приходилось затыкать поцелуями. Грубыми, резкими, точь-в-точь как толчки. А младшему явно нравилось. Именно поэтому, как только припухшие от поцелуев губы старшего отстранялись, он норовил так сладко и громко простонать, что они тут же возвращались обратно. Тор про себя ругался на этого сорванца, но ничего не мог поделать. Ему нравилось. Нравились стоны, нравилось его вызывающее поведение, нравилось, как проказник царапает его спину, оставляет полосы. И он плевал на всё остальное. Забывал про всё. Например, про то, что они в Асгарде и должны бежать, а вместо этого трахаются и жадно ловят губами губы друг друга. Недолго длилось их самое яркое удовольствие. Через пару совсем агрессивных толчков Тор кончил, а за ним и Локи, разве что чуть-чуть помог себе рукой. Тяжело дыша, младший повис на названном брате, обнимая, прижимаясь. И Тор не мог сопротивляться. Он обнимал его в ответ ещё крепче, чем раньше. Пахло пеплом и кровью, ветер нёс пыль, норовя попасть в глаза. Чёрная земля выглядела отвратительно и печально, подобно зияющей кровавой ране в груди брюнета. В его раньше ярких, а теперь поблекших глазах можно было отследить, как огонёк жизни покидает слабое тело. Тор держал своего брата, твёрдо осознавая, что план провалился, но не будучи способным справиться с мыслью, что Локи умрёт. Локи, натворивший столько дел, но сумевший выбраться живым, умрёт на его руках за правое дело. У них было так мало времени, чтобы снова подарить другу веру, снова обрести друг друга. Вера Тора в Локи вернулась. Но почему так поздно? Нам удаётся осознать всё слишком, слишком поздно. - Я сделал это для тебя… Сжимая ещё тёплое тело в своих сильных руках, Тор, будущий король Асгарда, бог Грома и Молний, не мог сдержать вдруг выступивших на глазах слёз. Он стоял перед отцом, отказываясь от трона, с горечью смотря в лицо родителя, который тоже зачерпнул боли в этой битве. Говорил о Локи, который пал и благодаря этому стал «хорошим» в глазах всех. Но стоило ли получить это такой ценой? Они распрощались. Оба с невыносимой, всеми правдами и неправдами сдерживаемой болью в глазах. Шаги Тора стихли за дверью зала. Иллюзорный образ Одина развеялся, и только боль в зелёных глазах осталась неизменной, несмотря на такую привычную ухмылку.