| PART 1: VIS-À-VIS |
α^ Я лениво плетусь за поваром в подвал, зевая во всё горло и потирая вены. Вялый интерес перебивается голодом, пробудившимся раньше меня, но есть мне нечего, просить ещё один бифштекс неприлично, я этот только сожрал. Но мне мало: Ксавьера нет, а нападать на Жерара как-то… не кошерно? Хм. Потом, может, попробую. — Мессир Анжэ? Его голос чуть заметно задрожал, усугубляя французский прононс. Я с нарастающим весельем подумал, что он много чего увидел в моих налитых кровью глазах (это всё от недосыпа, хронического недосыпа) и испугался за свою смуглую средиземноморскую шкуру. Удержав улыбку в пределах сильно вылезших клыков, я положил холодную лапу ему на плечо. — Жерар, я вас не трону. Вы — добыча не в моём вкусе. — Рад слышать, — ответил повар нервно. — А разрешите узнать почему? — Не разрешаю. Я довольно рассмеялся. Сегодня я веду себя из рук вон плохо. Не мешало бы достойно завершить вечер. А не сожрать ли мне Ксюнину матушку? Нет, он не оценит моей жертвенности. — Мессир, прошу. Жерар открывает огромный обомшелый сундук, обитый почерневшим деревом и стальными полосками, я чихаю от поднятой при этом пыли и вижу внутри… нет, не пауков, а тонны макулатуры. Рукописные книги времен Америки, принадлежавшей индейцам. Да, литература Старого Света. Повар — сторож здешних реликвий и скелетов в шкафах? — Мессир Анжэ, вам не показалось странным, что на шее у сына еврейки висит большой христианский крест? — Мне не покажется странным, даже если он коллекционирует жаб или переодевается женщиной. Но ты прав, матушка вряд ли бы его воспитала таким извращенцем от религии, наверное, крест ему подарил отец. Кстати, где он? И тут меня осенило. Ксавьер, должно быть, венец раздора и религиозной войны между родителями. Католик и еврейка. И они никогда не были женаты, это невозможно. Но он дал сыну свою фамилию. А он вырос — и, выбирая между Христом и Иеговой, стал программистом. И верит в Ктулху. И в чёртенка с пингвином-линуксоидом. Стоп, а мне-то откуда об этом известно? Я же вроде ламер, чайник… — Максимилиан Санктери умер, когда Кси было шесть, мессир Анжэ. Ему было запрещено навещать сына, и он несколько раз похищал его у матери. В этом сундуке личные вещи покойного. Вам будет интересно их изучить. И повар деликатно свалил, оставив меня копаться в старой рухляди. Я задумался над угрозой подцепить бубонную чуму в этой многовековой пылище. Интересно, как вампиры болеют? Стенают, зарывшись в подушки, или стоически умирают на работе? Перспектива чихнуть и заразить еврейскую матушку Ксавьера показалась мне одновременно и чудовищной, и привлекательной, а потом я заметил тусклый блеск металла среди фолиантов. Монеты? Похоже на золото, покрытое плёнкой окисей. Плохое золото, некачественное. Под грудой книг в бездонном сундуке обомшелое богатство, награбленное или завоеванное предками Кси в кровопролитных войнах. Действительно, я ощутил молекулы крови на золотой с примесью меди в чеканке. И кто сказал, что деньги не пахнут? Кажется, больше ничего любопытного я не найду.* * *
— Ах, мессир, вы совсем равнодушны к сокровищам, — не то с укоризной, не то с восхищением промолвил Жерар, возвратившись и найдя Энджи лежащим на крышке сундука в полудрёме. — Там среди монет лежит меч, — повар понизил голос. — По всей поверхности клинка идут надписи на латыни, а выкован он, как мне показалось грешным делом, из сплава золота с серебром или, если угодно, электрума. На нём совсем нет отпечатков времени, очень хорошо сохранился. А, судя по надписям — я не ручаюсь, школу я закончил тридцать лет назад, но всё же — ковали его в Риме, и предназначен он был для убийства вампиров. α^ Я ошалело уставился на француза, напрягшего извилины и вспомнившего ради меня латынь, и решил, что проблем, загадок и неразберихи на один квадратный сантиметр моей задницы уже многовато. С обезбашенными выходками придётся повременить, зароюсь в подушки Ксюниной постели и мужественно умру на рассвете с голоду.