До, после, до

Они познакомились, когда были ещё совсем юными новобранцами рамерийского флота. Кау-Рук заметил его сразу: тот неизменно стоял ближе всех к командиру, вытягивался в струнку усерднее всех и взгляд у него был самый преданный. Кау-Рук тогда не выдержал и прыснул, за что и получил выговор — в первый же день, и вдобавок едва удержался от того, чтобы рассмеяться во второй раз, когда Мон-Со посмотрел на него с искренним укором. Он сталкивался с ним каждый день — в тренировочных установках, в раздевалке, в столовой — Мон-Со легко было отличить по неестественно прямой спине и чеканящей походке, совершенно порой неуместной. Однажды он даже решил с ним поговорить, но тот отвечал односложно, как-то странно пряча глаза, и Кау-Рук через некоторое время махнул на это рукой. Во флоте у него были дела и поинтереснее, чем следить за каким-то чрезмерно послушным учеником. Сам он прилежанием не отличался и, блестяще отличаясь в некоторых заданиях, проваливал другие, по его мнению, не слишком важные или неправильно поставленные. Но его терпели и даже уважали за ум и креативность, так что Кау-Рук был уверен, что пропуск ежемесячного собрания никак не повлияет на отношение к нему. На самом деле, он пропускал его далеко не в первый раз — да и что там делать, слушать длинные разглагольствования генералов о превосходстве собственной расы? Нет уж, спасибо, он найдёт, чем заняться. Однако именно этим вечером ему не повезло: он столкнулся в коридоре с Мон-Со, который немедленно поднял брови. О том, почему Кау-Рук направлялся в противоположную сторону, нетрудно было догадаться. — Лейтенант Кау-Рук, явка обязательна, — негромко сказал он бесцветным голосом. — Да ну? — переспросил тот, мечтая, чтобы навязчивый педант поскорее оставил его в покое. — Смотри: я ухожу. И без того бледное лицо Мон-Со побелело ещё сильнее. — Тогда мне придётся написать на тебя… на вас рапорт. — Попробуй, — преспокойно отозвался Кау-Рук, но это спокойствие было деланное: он вполне догадывался, что уже следующим утром донос будет лежать на столе у генерала. И всё-таки не развернулся — возвращаться назад было бы ещё унизительнее. Однако никто не вызвал его к себе для выговора, и Кау-Рук даже удивился: неужто этот скучный формалист со всеми задатками будущего служаки так и не выполнил свою угрозу? — Лейтенант Мон-Со, — позвал он при следующей встрече, передразнивая обращение, — отчего же вы своего обещания не сдержали? Он был уверен, что тот просто-напросто испугался — странно, конечно, ведь Кау-Рук не причинил бы ему вреда в любом случае, хотя в глазах Мон-Со, наверное, выглядел настоящим опасным бунтарём. Но того, что последовало за его вопросом, он никак не ожидал. Мон-Со подошёл к нему, привычно отстукивая ритм каблуками, и, схватив за предплечья, поцеловал. Вернее, попытался — реакция штурмана позволила тому вовремя избежать главного, однако губы Мон-Со всё же успели мазнуть по его щеке. Сразу после этого реакция его замедлилась и отказала полностью. Они стояли друг напротив друга, наверное, добрых десять минут; лицо Мон-Со по-прежнему почти ничего не выражало, а Кау-Рука так и подмывало спросить: «Что, если за это я напишу на тебя рапорт?» Но, конечно, случившееся не было основанием для подобного заявления, а Кау-Рук вовсе не горел желанием сделать это достоянием общественности. Всё разрешилось как-то само собой и не всплывало больше. Только иногда штурман думал, что, должно быть, ошибался в Мон-Со. По крайней мере, самое очевидное он проглядел.

***

Кау-Рук не слишком удивился, когда обнаружил, что их двоих включили в экипаж «Диавоны». — Я смотрю, вас повысили, — только и сказал он, кивая на знак полковника на воротнике чужого костюма, просто так, из вежливости. — Вас тоже, — поджал губы Мон-Со, явно не одобряя подобное действие со стороны своего начальства. С тех пор они иногда обменивались дежурными фразами — и только. Не то чтобы Кау-Рука не устраивало подобное положение дел, и всё же как-то странно было — за всю жизнь они почти не разговаривали друг с другом, так отчего же Мон-Со сделал тогда… то, что сделал? Кау-Рук должен был признать, что ему не было неприятно; неожиданно, да, но не противно уж точно. И хотя его более чем прохладное отношение ко второму полковнику никуда не делось, он был бы не против более личного диалога. Но когда началась война против жителей Беллиоры, а началась она скоро после посадки, стало уже не до выяснения отношений. Кау-Рук честно пытался выполнять указания. Он даже похитил маленькую девочку и доставил её в штаб после того, как убедился, что ей ничего не угрожало. Но драка с орлами стала последней каплей, и когда гигантский клюв продырявил обшивку рядом с его головой, штурман развернул свой вертолёт, собираясь зайти на посадку. Вертолёт Мон-Со приземлился рядом, и тот выскочил из него слишком поспешно, теряя на мгновение всю свою отлаженную стать. Было похоже, что он беспокоился — неужели подумал, что Кау-Рук ранен? Штурман ещё несколько секунд понаблюдал за этим редким проявлением эмоций, а потом распахнул дверцу. Мон-Со, уже собиравшийся позвать его, быстро закрыл рот и встал, как вкопанный. — Что вы делаете, полковник? — спросил он, помедлив. — Бросаю это гиблое дело и вам советую. Незачем убивать этих красивых птиц и умирать при этом самим. — Вы не посмеете, — отчеканил Мон-Со, и Кау-Рук криво усмехнулся, снова заводя двигатель. — Это дезертирство! — повысил тот голос, а потом вдруг сорвался. — Вы не понимаете… Когда об этом узнают, то вынесут наказание. Гван-Ло… Рамерия… тюрьма… Кау-Рук не был глухим: он прекрасно расслышал «когда» вместо «если». На этот раз Мон-Со не отступился, и Баан-Ну узнал о его побеге с поля боя даже не на следующий день, а уже через несколько часов. Штурман подумал, не было ли это местью за то, что он проигнорировал его единственную попытку сблизиться. Также он узнал о том, что сам Мон-Со едва дотянул до конца сражения. Наверное, мысль навестить его после доноса должна была прийти в голову Кау-Рука последней, но она пришла, и он не смог от неё отмахнуться. Подойдя к нужной двери, он прислушался, и не зря, потому что из-за неё донёсся какой-то странный звук, похожий на всхлип. Кау-Рук попытался представить, как плачет Мон-Со, и не смог: уж слишком это было невероятно. Ему всегда казалось, что полковник даже горло прочищал не больше положенного количества раз, а уж в слёзы мог удариться только во время парада планет. Внутрь штурман так и не зашёл. В следующий раз он приблизился к Мон-Со, только когда того выносили арзаки. Говорили, что он всё забыл и, проснувшись, будет не умнее новорождённого ребёнка. Интересно, станет ли он таким же, каким и был раньше, несмотря на попытки перевоспитания, или же эти качества и правда были привиты ему с детства? Кау-Рук ничего не знал о его прошлом. Глаза щипало, и он поморгал, дёргая себя за волосы; вспоминая поцелуй и всхлип из-за двери. — Отдайте его мне, — попросил он. — Отдайте его мне, когда вернёмся на Рамерию. Я смогу, обещаю. Он не знал толком, что именно пообещал, но, в конце концов, у него было ещё достаточно времени до возвращения, чтобы понять.