Настоящий

        На полу — дюжина тел в изломанных, неестественных позах. На стенах — кровь, выглядящая невыносимо яркой в стерильной белизне бункера. Искорёженное взрывами железо — псы Абисса не стучат в двери, они проламываются сквозь них. Понадобилось всего двое, чтобы взломать маленькую лабораторию, которую её хозяева считали надёжно спрятанной в горах.         Биовульф и Брич. Она не смогла открыть портал внутрь: мешало что-то из установленного там оборудования. Но для него то, что лёгкий путь не удался, означало только, что надо идти сложным. Сквозь бронированную сталь, автоматические турели и тела охранников.         В общем-то, не только охранников. На белых халатах кровь так же ярка, как на стенах. Никто из ведущих специалистов, знающих детали разработки, не должен был остаться в живых. А обезумевшая от страха лаборантка просто зря пыталась загородить от чужака пульт управления.         Все нужные данные на карте памяти, и Биовульф выходит из бункера к ожидающей его Брич. Глухой вскрик сливается с влажным треском, с которым когти проламывают рёбра: он, не оборачиваясь, добивает поднявшего оружие охранника.         Деформированная рука Брич смыкается на его запястье. Девочка подтягивает обтекающую кровью кисть к губам. Биовульф не мешает ей. Пристально следит, как нездорово-бледный язык скользит по когтям, собирая красные потёки. Брич шумно и рвано дышит, шепчет что-то невнятное, кажется, даже не на английском. Как кошка, вылизывает смертоносные лезвия, измазанные в человеческой крови.         Результат предсказуем. Она рассекает себе язык и нижнюю губу и даже не замечает этого. Тогда Биовульф хватает её за плечи и вздёргивает в воздух; она по инерции цепляется за него верхними руками. Он знает, что у неё зелёные глаза (зелёный — цвет безумия?), но за неопрятно свисающими прядками волос не видно глаз. Только недовольно скривлённые губы, заляпанные алым. Между стальных клыков из приоткрытой пасти выскальзывает язык — живая плоть с вросшими в неё полосками металла, длинный и гибкий отросток, какого не может быть у зверя или человека, только у монстра-эво. Теперь Биовульф пробует её кровь, смешанную с чужой. Брич дёргается ему навстречу; от неловких движений кровотечение только усиливается.         Она обхватывает его ногами за пояс, тянется ближе. Прижимается и трётся о холодный металл. Тихо стонет — не от боли в распухшей губе. Юбка сползает вверх по бёдрам; бельё под ней когда-то, наверное, было, но нынешнюю Брич такие мелочи не волнуют.         — Брич, не стоит, — с начала боя — бойни — это первые слова Биовульфа.         — Вредный, — девушка бессмысленно хихикает. — Ты всегда так говоришь. Пожа-а-алуйста-а, — она тянет гласную и обрывает невнятным всхлипыванием. Верхние руки всё так же крепко стискивают его плечи, нижние — тонкие, хрупкие — хаотично гладят предплечья, железную броню на груди, зарываются в мех на загривке. Она бормочет: — Настоящий. Ты настоящий. Пожалуйста.         Биовульф наклоняется к ней, легонько толкая её мордой в лоб. Стальные пластины в низу живота смещаются, и Брич двигает бёдрами, чтобы принять в себя появившийся наружу орган. Она маленькая, хрупкая, с угловатым телом подростка — будто перестала взрослеть, когда наниты изменили её. Узкая и скользкая внутри: Биовульф ничего не чувствует, потому что сталь, даже «оживлённая» нанитами, всё равно остаётся просто сталью, но догадывается об этом по тому, как Брич всхлипывает и вздрагивает, резкими рывками насаживаясь на гладкий металл.         Иногда ему кажется, что ей больно, но когда он один раз спросил, она ответила тоном, каким разговаривают с маленькими детьми: «Нет. Боли нет. Не реальная». Он терпеть не может, когда она говорит странные вещи, поэтому обычно ничего не спрашивает. Вообще терпеть её не может, на самом деле. Но когда она, как безумная, повторяет: «Ты настоящий», — не отталкивает. Может быть, потому, что единственный способ заставить её замолчать — сделать, как она хочет.         Биовульф не знает, с кем и когда она лишилась невинности. Не с ним. Брич уже не была девственницей, когда в первый раз… прицепилась к нему. Да, именно прицепилась. Она такая: вцепится — не оторвёшь. И не в том дело, что хватается всеми четырьмя руками так, будто падает…         Брич стонет, бормочет и запрокидывает голову: волосы больше не закрывают бледное лицо с крепко зажмуренными глазами. Её горло открыто, провокационно подставлено под клыки или удар когтей. Иногда ему кажется, что она делает это специально. Она двигается резкими и короткими рывками, до судорог напрягая оплетающие его пояс ноги. Вцепляется ему в предплечья так, что не будь регенерации эво — остались бы отпечатки ногтей.         Когда она вскрикивает и прогибается в спине, Биовульф резко отталкивает её от себя, и вспыхнувший между деформированными ладонями портал безвредно тает в воздухе. Сейчас он знает, чего ожидать, а в первый раз — полдня потом выбирался из какого-то болота, и хорошо, что на краю Абисса, а не света.         Брич сломанной куклой лежит на земле. Когда-то это почти напугало его; теперь он уже знает, что она скоро придёт в себя. С неприятным шебуршанием оживает наушник — очень вовремя, — и Ван Клайсс холодно интересуется:         — Статус миссии?         — Охрана обезврежена, учёные устранены, данные у меня, — чётко рапортует Биовульф.         — Возвращайтесь, — звучит короткая команда, и он вынужден объяснить:         — Брич без сознания. Вернёмся на базу, как только она очнётся.         — Ты снова это сделал, — с брезгливым неудовольствием отмечает Ван Клайсс. Он знает о своих «псах» больше, чем им хотелось бы. Возможно, и больше, чем хотелось бы ему самому. Правда, знать не значит понимать.         — Больше не повторится, мастер.         Хорошо, что синтезированный механический голос не до конца передаёт интонации. Биовульф знает, что лжёт. Повторится. Ему это не нужно, но…         Но нужно Брич.

10-11.11.2013