Лимонный пирог

На самом деле Икуко не так чтобы очень любит готовить. У нее много обязанностей по дому — ведь ведение хозяйства полностью лежит на ней: Кенджи, при некотором старании, способен сбегать за продуктами и найти себе поутру пару носков схожего цвета, но на большее с его стороны рассчитывать не приходится. За день Икуко успевает постирать собранное со вчера белье, убрать дом (два этажа — это вам не палец о палец ударить), полить многочисленные растения, рассортировать мусор и вынести его вовремя до приезда машины. А потом еще нужно проследить за домашним заданием детей, собрать на утро обеды им и мужу, и конечно, она ежедневно готовит завтраки и ужины на всю семью — свою любимую семью, в которой, надо отметить, все как один отличаются здоровым аппетитом. А в середине дня, когда у нее выдастся свободный часик, она гораздо охотнее предпочла бы посмотреть очередную серию псевдоисторической мелодрамы, чем заняться кулинарными ухищрениями или разбором одежды: жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на поиски одинаковых носков. И когда нагрянут неожиданные гости — многочисленные подруги Усаги (и откуда у нее их столько), или соседи, или дальние родственники, Икуко иногда предпочитает слукавить и послать тайком Шинго за десертом в ближайший магазин, чем возиться час с приготовлением пирога. Только, конечно, домашний лимонный пирог пахнет совсем не так, как магазинный. В свое время она выбрала этот рецепт именно из-за своих ассоциаций — нежное желтоватое тесто, слабая кислинка на языке, аромат цедры, растекающийся по всему дому в процессе приготовления; запах цитрусов пробуждает воспоминания о зиме и Новом годе, о семье, собирающейся за одним столом. А еще, конечно, его совсем просто готовить (особенно если знать несколько хитростей), и Икуко думает с некоторым удовлетворением, что, будучи разбуженной посреди ночи, способна выдать пошаговый рецепт без запинки. И конечно, она планирует передать однажды эти знания Усаги. Усаги, впрочем, зевает и не слушает, хотя для вида притворяется. Натирать цедру на терке следует осторожно, так, чтобы не задеть белый слой корки; иначе тесто будет горчить. — Агааа, — отзывается дочь, зевая, — только давай завтра, ладно? У меня уже глаза слипаются. — Спокойной ночи, Усаги. — Спокойной ночи, мамочка. От волос Усаги всегда пахнет конфетами: может быть, действительно от конфет (Икуко уверена, что под подушкой и сейчас что-то спрятано), а может, это аромат туалетной воды — последнее время Усаги все больше внимания уделяет косметике, и в ее внешности все больше проступают взрослые черты — угловатость фигуры сменяется мягкими линиями, линия подбородка становится тверже, и временами Икуко видит вместо смешной девочки взрослую мудрую женщину — светлую и прекрасную. Временами Усаги возвращается домой поздно, и тогда от нее пахнет не конфетами, а йодом и валерьянкой — стойкий резковатый запах, впитывающийся в ткань и наводящий на мысль об аптеке или больнице. В такие дни у нее перебинтованы пальцы и спрятан толстый слой бинтов под рукавами свитера. — Я порезала палец. — Прищемила руку дверью. — Упала с лестницы. — Луна поцарапала! Черная кошка отрывается от зализывания раненной лапы, поднимает голову и смотрит на Усаги с совершенно откровенным негодованием во взгляде. Икуко буднично принимается бинтовать ей лапу; повязки накладывать у нее получается пока не так хорошо, как это делает Ами, но она старается. Один из наиболее распространенных рецептов предлагает разделить тесто на три части и положить в холодильник на полчаса; затем замерзшее тесто натирается на терке поверх остального. — Дддд, — зубы у Усаги стучат так, что слышно и в коридоре. Во всем доме свет уже давно погашен, и только на кухне светится открытая дверь холодильника; силуэт черной кошки в темной комнате, конечно, не различить. — Тебе следует теплее одеваться, выходя на улицу в такое время. — Дддд! — Усаги-чан, я не буду говорить, что я это уже говорила. — Ты уже сказала! — Хотя бы накидывай куртку, уже зима. — Какая разница, если большую часть времени я все равно скачу по крышам в мини-юбке! Если бы я знала заранее, на что иду, я бы... — Что — ты бы? — Тебе-то хорошо. Ты-то в шубе. Одетая в ночную рубашку Икуко зевает, шлепает тапочками по полу нарочито громко и щелкает выключателем у входа в кухню. Усаги вздрагивает, оглядывается, и на мгновение ее взгляд становится сосредоточенным и серьезным — а затем снова затуманивается. Усаги зевает и прикрывает рот рукой. Несколько мгновений они так и стоят напротив друга, зевая, будто соревнуясь, кто шире раскроет рот. Потом Икуко сдается. — Пирог на верхней полке, — сообщает она, щуря слипающиеся глаза, и с Усаги немедленно сходит весь сон. Поставленный на огонь чайник тоненько свистит. — Не спится? — невинно интересуется Икуко, размешивая в чашке вторую ложку сахара. — Ммм. — Или просто внезапно так захотелось есть посреди ночи? — Ммм. Вкусно! — Это новый рецепт. Часы все тикают, ускоряя ход, своевольные, как в "Алисе": до полуночи, Икуко помнит точно, стрелки едва ползли, а теперь несутся так, словно собираются промчать несколько часов до подъема в школу за полчаса. — Я — спать, — сообщает наконец Усаги, стряхивая крошки со своей пижамы и тяжело поднимаясь со стула; бредет, стуча каблуками сапог, по коридору к лестнице. Икуко смотрит некоторое время на пустые тарелки и чашки. Потом окликает: — Усаги? Ты точно ничего не хочешь мне сказать? — Аха? Где-то там, в темноте коридора, Усаги сонно моргает и перекатывается с носка на пятку: волны накатывающего сна уже укачивают ее. А может, и нет; может быть, у нее снова острый взгляд, как будто прицел, как будто сама она метит попасть в кого-то и знает, что кто-то целится в нее. Из коридора доносится душераздирающий зевок, и Икуко выдыхает едва ли не с облегчением. — Луна просила передать, что от корма с добавками против мочекаменной болезни ее пучит. — Маааау! — сообщает из-под стола черная кошка, таращась в пространство остекленевшими глазами. Икуко рассеянно гладит ее по голове. Для приготовления лигурийского лимонного пирога требуется лигурийское оливковое масло — самое деликатное из всех видов оливковых масел; его, тем не менее, вполне можно заменить оливковым маслом повышенной степени очистки. Глаза у Макото превращаются в блюдца, когда Икуко открывает дверь, толкая ее коленом - руки у нее заняты подносом. — Лигурийский! — громко шепчет Макото, заворожено глядя на пирог, и прочие девочки, собравшиеся в комнате, смотрят на нее с непониманием. Икуко удовлетворенно улыбается: хотя бы кто-то здесь способен оценить ее старания по достоинству. Ами обрывает себя на половине предложения и растерянно смотрит на стол; Рей вскакивает, заслоняя усеянную бумагами поверхность от глаз Икуко; Минако утаскивает расчерченную цветными карандашами карту под стол и ойкает, когда забытая в карте булавка колет ее в колено. Икуко как будто не замечает поднятой ее появлением суматохи. Икуко так привыкла не замечать, что теперь это получается у нее безо всяких усилий. — Как заботливо с вашей стороны... — Лигурийский! С малиной! Его же так сложно... — Еда, — прямо сообщает Усаги, глядя голодными глазами на золотистую белковую корочку. — Проголодались? — спрашивает Икуко, и подруги Усаги испускают дружный вздох. Еще бы не проголодаться. С тем, сколько времени они проводят, занимаясь подготовкой к экзаменам, девочки могли бы окончить школу экстерном или как минимум выйти на уровень университета вместе с Ами; конечно, способности дочери Икуко нимало не преувеличивает, для Усаги было бы неплохо хотя бы окончить школу без двоек. К сожалению, успехи дочери оставляют желать лучшего – сколько бы она ни проводила времени в закрытой комнате, переговариваясь полушепотом вместе с остальными девочками, в лучшую сторону меняются, как ни странно, только ее оценки по физкультуре. Стопку разноцветных тетрадей, подписанных разными почерками, Ами прячет за спину последней, ловит взгляд Икуко и виновато улыбается. Свежевыпеченное тесто можно покрыть лимонной глазурью: ее кисловато-сладкий привкус сделает пирог еще вкуснее. Парк района Джубан после полуночи пуст и темен. Куст жимолости у дорожки шевелится, будто от ветра, хотя ночь совсем тихая и безмятежная; на небе нет ни одной звезды. — Сейлор Юпитер, ты знала, что белки лучше взбиваются, если их предварительно охладить? — Это знает даже начинающий кулинар, Сейлор Мун. А еще можно добавить каплю лимонного сока. — Что, даже в глазурь?! — Заткнитесь, обе, мы сидим в засаде! Икуко может не так много, как ей бы хотелось. Икуко может убрать дом за полтора часа — она засекает время и ставит каждую неделю новый рекорд. Собранные ею обеды похожи на детские рисунки: вырезанные из овощей звездочки, сосиски-осьминожки, яркие цветные узоры, выложенные со всей тщательностью — даром что Усаги мало обращает внимание на старания матери и вообще предпочитает не ограничиваться одним только домашним обедом. Простыни пахнут стиральным порошком и отутюжены так, что кажется, захрустят под весом тела. Белоснежные рубашки Кенджи выглажены до состояния новой бумаги. Но времени в сутках почему-то оказывается невероятно много — и Икуко начинает пробовать все новые и новые рецепты лимонных пирогов: с добавлением оливкового масла, из дрожжевого и песочного теста, с начинкой из свежих фруктов и прозрачным ароматным лимонным джемом — семья ест и нахваливает, а Усаги по ночам звенит посудой в кухне и оставляет грязные следы от обуви на линолеуме. Икуко даже не подозревала раньше, что существует столько вариаций лимонного пирога. Для получения карамельной корочки поверхность можно присыпать сахаром; в этом случае разрезать пирог следует уже после того, как он хорошо остынет. Нож прорезает мягкое тесто, карамельные крошки сыплются на тарелку. Усаженный в кресло в центре гостиной Мамору чинно пьет чай из своей чашки; домашние тапочки Кенджи ему слегка малы. У Мамору отличные оценки по всем предметам, и недавно ему предлагали место на кафедре физики, но он почему-то предпочитает оставить свой математический и поступать в следующем году на врача. — Я тоже собираюсь в медицинский после школы, — щебечет Усаги, бурно жестикулирует, ухитряясь не выпускать из рук кусок пирога – а потом ловко ловит свободной рукой край отвернувшегося бинта и прячет его обратно под рукав. Икуко сильно сомневается, что у ее легкомысленной дочери хватит терпения выдержать семь лет обучения, слишком уж бурно она радуется выпускному. — Нам с Мамору надо поговорить о вашем будущем, — говорит она, отставляя чашку, и Мамору ловит ее взгляд. Усаги розовеет и закатывает глаза, а потом уносится за дверь светловолосым вихрем, размахивая хозяйственной сумкой. В гостиной становится так тихо, что тиканье часов заполняет ее целиком. Мамору отнимает чашку от губ. Мамору тоже пахнет лекарствами, и в вырезе его щеголеватой рубашки видна тонкая белая полоска шрама поперек груди. — Отлично, — буднично говорит Икуко, помешивая ложечкой в чашке. — Нам давно пора было поговорить. Нам есть о чем поговорить. Еще кусочек пирога?