Все еще будет

Бесполезно было сопротивляться. Кабуто давно знал, что как бы он ни старался - ему не выбраться из этого заключения, но все равно он несколько раз подряд, уже шатаясь от усталости, брел вперед, выдумывая новые и новые способы вырваться из иллюзии. Но это было невозможно. Стоило принять все как есть. Кабуто лежал на шершавом неровном полу пещеры. Даже если не двигаться и не пытаться ничего сделать, через каждые несколько секунд его правый рог с глухим стуком всегда падал вниз, к другим отрезанным рогам, коих собралось уже сотни. Они неровной массой устилали пол, знаменуя собой все новые и новые, и такие одинаковые проигрыши Кабуто. Шиноби уже не мог на них смотреть. Только определял по звуку, когда к ним присоединятся их собратья; он уже наизусть знал каждое колебание воздуха перед их падением, каждую мельчайшую деталь. Вот со сталактита со слабым шлепком упала ему на плечо капля воды: он всегда вздрагивал от этой капли так, будто бы его пронзили чем-то острым, а не холодная вода коснулась оголенной кожи; вот мягко зашуршало черное воронье перо, лежащее на полу. А дальше - свист ветра, полет катаны, и новый бело-желтый огрызок катится вниз. Без промедлений. Кабуто не открывал глаз. Он и так знал, что столкнется со взглядом Итачи, а ему было тошно смотреть на любую деталь, которая преследовала его здесь уже слишком давно. Сколько прошло лет? Может, год? Может, десять? Якуши знал, что его настоящий он сочится из него по капле. По той капле, что падает ему на плечо, по тому куску рога, который катится к другим рогам. Удар, - и от него отделяется частичка его матери, еще удар - и Орочимару, скалясь и высовывая язык, отлетает и исчезает под застоявшейся водой в луже. Все эти тщательно собираемые крупицы превратились в ничто. В круглый ноль. Он потерял себя. Он чувствует, что больше в нем никого нет. Что техники его обнулены, и голоса в голове уже не звучат. Есть только шлепок, и мягкость, и свист, и стук. Где-то идет по выжженному полю мальчик. Он плачет, смотря в темноту распахнутыми глазами, и растирает по щекам слезы. Мальчик не знает, кто он, не знает, что его ждет. Ветер дует сильно, будто пытается сбить мальчика с ног, и он несет легкую морось, и капля дождя падает мальчику на плечо. Он бежит все дальше, будто видит где-то там спасительный огонек надежды, и наступает на легкое перо - совсем рядом с его ногой лежит растерзанная, сбитая снарядом птица. Шарахнувшись в сторону, мальчик продолжает бег. Все это уже было. Красивое и юное лицо его матери видно немного расплывчато. Все в ней мягкое и воздушное - и улыбка, и глаза, и волосы. А очки делают ее немного строгой. Ветер опять дует сильно, и страх и отчаяние зашкаливают, от них сердце под формой шиноби бьется все сильнее. Идет слабый дождь, и капля падает на щеку Кабуто, но в спешке он ее не замечает. На земле лежит птенец, выпавший из родного гнезда, его мать носится над ним, пытаясь вернуть его назад, но обезумевшему шиноби нет до этого дела - птенец оказывается смятым его ногой, и только маленькое желтое перышко прилипает к подошве сандалии. Он не заметил писка птенца. Никто не заметил. Это уже было. Капли крови из змеиного тела Орочимару сочатся в руку Кабуто по капле. Кап. Кап. Кап. Как же этот звук нервирует! Вороны кружатся вокруг Якуши, заставляя его терять рассудок, касаются перьями рук, ног, лица. И это тоже было? Маленький мальчик в большом шлеме - шлеме кабуто - зовет маму. Маму, которая стала для него всем. Больше не надо прищуриваться - очки, водруженные на нос, тоже ее подарок. Небо зовет своей безоблачностью, а Кабуто растет хорошим медиком. Он не попадает под дождь, а ему под ноги не бросаются птицы. Когда-то на его любимом шлеме сломался выступ. Маленький Кабуто плакал до тех пор, пока приют не собрал целый детский совет, и тогда мама, смеясь, приготовила особую липкую смесь и приклеила рог на место. Кабуто тридцать лет. Он глава приюта для раненых шиноби. В дождливую погоду он рассказывает детям сказки о большом мире, а в ясную - учит их медицинским техникам, помогая раненым животным. С любовью он берет на руки вороненка, заживляя ему крыло зеленым сиянием. Как жаль, что этого не было. Кабуто жмурится, держась за отрезанный рог. Вся его жизнь - одна большая иллюзия. Запах трав мешает ему уснуть вечным сном. Ему видится тот день, когда выступ на шлеме отломился, а мама приклеила его на раствор. Он опять чувствует этот запах. Чьи-то теплые руки ловят каплю в полете, чья-то нога наступает на перо, и рог встает на место, сопровождаемый вкусным домашним запахом. "Мама," - хочет сказать Кабуто, но не может произнести ни слова. - Это будет. Все еще будет, - говорит она.