А девочка танцует, девочка смеётся Она тебя забудет и больше не вернётся… А девочка танцует - королева ночи Она тебя не любит, она тебя не хочет…
О, что могли темные, едва освещенные шипящими факелами коридоры Хогвартса знать о пронизанных светом залах Шармбатона с выточенными изо льда статуями вместо громоздких гремящих доспехов рыцарей? Неужели англичане считали, что неповоротливый Хогвартс затмит серебристый налет изысканности и невесомого шелка изящества ее школы? Сколько раз их с подругами беззаботный смех летел над сводами замка с словно вышитыми на нем украшениями? О, разве можно было не любить его, разве можно было по нему не тосковать? Что могли английские пустоши с горчащим у нее на нёбе запахом вереска знать о цветущих полях пряной лаванды, которой пахли шелковые мантии учениц академии Шармбатон? Сколько раз они с подругами и сестрой кружились на отполированном светом мраморном полу зала под нежные переливы арф, сколько раз наперегонки летели по фиолетовой ткани лавандовых полей, захватив полы мантий и заполняя душу щемящим восторгом? Сколько раз, встречая занимающееся утро в своей комнате, Флер устремляла свой взгляд на окружавшие академию поля лаванды, наполняя душу неясными, тревожащими мечтаньями? В неуловимо скользящие и перетекающие движения танца Флер вкрапилась едва уловимая горечь и осознание потери, как будто неудержимый восторг накрылся призрачной вуалью грусти. Ритм ее танца, вначале жизнерадостный и беззаботный, переменился в более нежный и словно напевный, и в касаниях ее ног об пол Биллу слышалась что-то траурное и надрывное. О чем она тосковала? О своей Франции, в которую вот-вот должна была вернуться, об оставленной семье? О чем-то своем, неведомом ему, о том, что сокрыла она ото всех в своей душе? И мог ли он предположить, что волшебница вместе с остальными печалилась о смерти своего соперника, и этим беззвучном танцем возносит свою дань уважения погибшему Седрику Диггори?Ты прекрасней девчонки не встречал Знаешь, веришь, что лучше не найдёшь Королева в ночи - твой идеал Но такую так просто не возьмёшь...
Это был их с сестренкой самое желанное и любимое развлечение – часто по ночам они тихонько сбегали из заснувшего и темного замка на конюшню и, вскарабкавшись на тайком прирученного ячменным виски коня, взмывали в воздух и летели на север, в сияющую столицу. В вышине ледяной ветер безжалостно хлестал щеки, сметал назад шелковые пряди волос. Флер в поисках защиты приникала ближе к лошадиной спине, чувствуя, как холод забирается под шелковую кофточку и вздрагивала от промерзлого воздуха. Мерные перекаты мышц пегаса от взмахов крыльев согревали дрожащие ладони. Хотя, возможно, это просто адреналин с предвкушением увлекательного приключения бурлили в крови, пробегая мурашками по коже. - Авиньон… Лион… О’глеан…, - привычно считала Габриэль, вцепляясь в серебристую гриву коня одной рукой и закутываясь в легкую накидку другой. Под ними на земле раскинулись слепящие, золотые огни живущих ночной жизнью магловских городов. Сестренка со знанием смотрела вниз, на отдельные группы огней, и вдруг чуть манерное придыхание в ее голосе смешалось с звенящим восторгом и благоговейным изумлением. – Fleur, гляди! Paris! Paris! Когда нежный блеск рассвета заливал словно сплетенный из спиц город, они снижались в пригороде столицы и волшебством маскировали коня под обычного, спрятав его между простецкими лошадьми в специально обустроенной деревушке по приказу некогда казненной магловской королевы. Перед ними раскидывались сады старинного магловского дворца, и даже несмотря на пригород, дальше за ним угадывался шумящий и всегда бессонный Париж… Смутное осознание превосходства и не угасшее с прошедшими веками величие чудились Флер Делакур в стершейся позолоте картин и облупившейся краске косяков дверей королевского дворца. Кашемировые драпировки окон и обманчивые глади стекол в Зеркальном зале не могли скрыть тайны, окутавшей переживший своих строителей дворец. Она угадывала ее в выпуклых алебастровых украшениях сводов потолков и в серьезных взглядах королев, смотрящих на нее с портретов. - Фле’г, а мы ведь тоже королевы? – надорвано от восхищения выдыхала сестренка. - Не знаю, ma chère*, - та пожимала в ответ плечами. Бабушка часто рассказывала Флер о вейлах, которые когда-то, полюбив магловских принцев, отказывались от дара волшебства и оставались рядом с любимыми, предпочитая прозябание на французском престоле счастливой жизни в магическом мире. Флер не понимала этого. Ей казалось невозможным отказаться от всего, что окружало честолюбивую вейлу в волшебном обществе ради только одного полюбившегося ей короля маглов. Именно в том дворце, среди высшего уровня убранства и старинной роскоши, под портретом королевы с веселым лицом и грустными глазами, они с сестренкой поклялись друг другу, что никогда не оставят свою родину ради только одного мужчины. Клятва была детская, Флер даже не запомнила ее слов, но только именно она сблизила их с Габриэль и словно окружила их теплой атмосферой нежности и глубокого взаимопонимания. О, что могло нагромождение белых гор туманного Альбиона знать о лабиринте улиц наполненной контрастами столицы? Флер собирала Париж из маленьких, разрозненных кусочков, из разных картин и событий, словно осколки цветного витража – из выложенных брусчаткой мостовых, аспидного цвета кованых решеток окон, галдящей круговерти разномастной толпы, и крапленой светом пронизанных солнцем зеленеющих деревьев букинистической аллеи, над которой всегда витал запах старых подержанных книг. О, сколько раз она могла бы, опершись о мраморные перила моста, одним взмахом волшебной палочки стереть этот налет шероховатости с украшенного бронзовыми статуями моста, убрать ил с каменных опор, которые ежедневно лизали мутноватые воды Сены, отполировать грязные улицы столицы, чтобы город засиял шармом и светом старины. Но никогда руки Флер не шарили по карманам мантии в поисках палочки – она любила Париж и таким.На вопросы твои ответов нет Так красива она как сладкий сон, А в глазах у неё волшебный свет И наверное ты в девочку влюблён.
Закат встречал набегавшихся за день и истоптавших мостовые города внучек вейл за чашкой кофе в одном из уютных уличных кафе. Флер устало вдыхала запах всегда свежей выпечки, тогда как Габриэль, позабыв о жеманном поведении, прилипала к стеклу кафе, за которым загорались огни фонарей, блеском отсвечивающих от стеклянных витрин уже закрывшихся магазинов и кованых узорных решеток окон домов. Сумерки медленно сменялись ночной темнотой, и яркие огни столицы контрастными тенями ложились на освещенное лицо младшей девочки и переплетением вспышек перебегали на сцепленные в замочек с хрупкими костяшками руки Флер, лежащие на столике. Провожаемая взглядами галантных мсье на улицах, Флер и в кафе становилась объектом внимания мужчин. Не сказать, чтобы это не тешило ее тщеславия, однако ничего, кроме равнодушия, их взгляды и комплименты у нее не вызывали. И порой она спрашивала себя: почему не тот? Не этот? Почему не один из ее однокурсников, учившихся в Шармбатоне?... Ночь влекла их дальше, заманивая обратно в город сказкой из таинственных импульсов света в центре города и выветривая странные мысли. Один взмах волшебной палочкой – и кому какое дело о запрете использования магии за стенами школы? – и посетители кафе вместе с плутоватым официантом пытались вспомнить, кто оставил две недопитые чашки кофе за дальним столиком… Раньше, чем он отдал себе отсчет в том, что совершает, и предупреждая предостережения разума о безнадежности своего порыва, Билл решительно вышагнул из тени и, перехватив кружащуюся Флер, развернул к себе и повел в собственном танце. Раньше, чем запоздалые терзания и мысленные насмешки над собой остановили его, прежде, чем он побоялся быть оттолкнутым ею, Флер уже подстроилась под его ритм и доверилась его рукам, позволяя ему вести себя. Танец без свидетелей, танец в безлюдном мрачноватом зале, танец без музыки под гулкий стук крови в ушах – это все придавало какую-то нереальность и мистичность ситуации, будто они были двумя призраками, в этот час слившимися в объятиях в пустынной комнате. Все это лишь подбадривало Билла, чуть сильнее сжавшего плечи Флер, заставляло его вести девушку сильнее, увереннее, подразумевая, что она легко угадает ритм танца. И в самом деле, когда ритм на секунду замер, и они быстро переплели руки, Флер смело изогнулась назад и чуть коснулась своими бедрами его. О, неужели он думал, что она променяет свою родину, свою свободу на прозябание в этой стране?Значит, это любовь в который раз, И отважных побед не сосчитать Но девчонка даёт тебе отказ, И намёков твоих ей не понять.
О, что затянутые туманной дымкой страна Альбиона знала о ясных незамутненных ночах Парижа, огни которого перекрывали жемчужный свет звезд? Летом в Париже редки были туманы. Ночь скрашивала старину города, крыльями тьмы смахивала выщербленные камни, закрывала пристань реки и корабли завесой темноты, и только свет ночных кафе с противоположного берега разбавляли ночь брызгами золота. Каменный мост, на который они вышли, вспыхнул зажженными огнями, и дорожка света пробежала по перилам, за которыми выпуклыми отражениями обнаруживались украшения моста – бронзовые статуи нимф и пегасов, мраморные – богов и богинь, расположенные по сторонам от въезда. Иногда Флер не удерживалась и бросалась танцевать прямо там, на мосту, опьяненная и переполненная восторгом от иллюминации огней, расплывчатой дымкой отражающихся в графитной воде и освещающих серебристые бока прогулочных катеров. О, сколько магии было в этом магловском городе, сколько шарма пряталось за внешне неприглядными домишками, как расплескалась атмосфера изыска над простыми параллелями улиц! Она выстукивала на мосту ритм ночного города, расплескивая кругом брызги переполнявшего ее счастья от раскинувшегося вокруг города и вздыбившегося столпа света, зажигавшего сплетенную из спиц высокую башню, видную с моста. И сестре ее со стороны казалось, будто все линии огней сплетаются под ее ногами, и темень ночи пронизывают только они - Флер и выведенная ее танцем, словно краской по листу бумаги, блестящая арка моста, уходившие потоком света в бесконечность темного города и провал реки Сены… О, что серые промозглые утра над Англией знали о рассветах над Парижем? Что мутноватые облака над пустошами знали о карминной каемке света, размытой акварелью расцветавшей за ее спиной и перемешивающейся с лавандовым цветом уходящей ночи? Что Лондон знал о зареве кармина, объявшем Париж со всех сторон и обнажающем ртутную с примесью крови воду реки и хромовые палубы кораблей? Неужели можно было ценить угасающие ночные огни и наконец вспыхнувшее на бронзовых украшениях моста золото солнца меньше тоскливой серости Темзы? Как вскоре город, снова покрывшийся с наступлением утра сеткой старины, словно напоминал о неизбежном возвращении обратно в южную часть страны? В голосе сестры, зовущем ее домой, Флер уже слышался страшный нагоняй от строгой мадам Максим за тайную отлучку из Шармбатона, но можно ли было после такого двухдневного приключения страшиться ничего не значащего скандала?..На вопросы твои ответов нет, Так красива она как сладкий сон, А в глазах у неё волшебный свет, И наверное ты в девочку влюблён…
Это была одна из тех редких поездок южнее, на море, которых Флер всегда ждала с тайным нетерпением и втихомолку от шармбатонских подруг тщательнее завивала волосы и аккуратнее разглаживала складки на шелковой накидке. С какой надеждой она ожидала открывающегося перед ней морского пейзажа, как ждала, когда вид моря заставит замереть ее сердце и перехватить дыхание, как тайно боялась выглядеть перед ним неряхой и растрепой… Карета грузно приземлилась на землю, кони замедлили свою бешеную скачку. Мадам Максим приглашающе распахнула дверцу, и ударивший в нос соленый запах смешался с ароматом приевшегося женского парфюма, которым было заполнено помещение кареты. Флер быстрее остальных выскочила наружу и, силой заставив шаг замедлиться, вгляделась в расстилающееся внизу море и каменное побережье, привычно стараясь сдержать в груди трепетный вздох восхищения. Они брели по выдолбленной прямо по краю скалы длинной «улице», украшенной тщательно отшлифованными перилами, под которой, шумя прибоем и кидаясь на каменную стену, билось море. Прозрачные камни не скрывали огромных булыжников, покрывавших дно. Некоторые выглядывали на поверхность небольшими айсбергами, и каменные их острия внушали невольные страх и преклонение. До каменной площадки долетали теплые дуновения ветра и совсем рядом, почти наэлектризовавшейся кожей, Флер ощущала брызги моря. Индиговая рябь школьных накидок учениц колыхалась где-то позади, Габриэль убежала вперед вдоль перил, а Флер с мадам Максим шли не торопясь, и вейла счастливо вдыхала прогорклый запах пропитавшейся солью мантии. Шуршащий гул моря дарил успокоение и небывалую здравость рассуждений. - Я хотела бы навсегда остаться жить у моря, - поделилась Флер с директором своими мыслями, - подумать только, вечно по ут’гам слышать его гул и вдыхать запах соли… Волшебно. Олимпия остановилась и оперлась руками о гладкие перила, устремила взгляд вдаль и мечтательно прикрыла глаза. - А знаешь, где самый к’гасивый шум волн? – грудным голосом вопросила она у своей ученицы. – На туманном Альбионе, - не дождавшись ответа, продолжила директор. - Что вы хотите этим сказать, madame? – чопорно, но все-таки с испугом спросила Флер. Олимпия оглянулась и встретилась взглядом с изумленно распахнутыми глазами с оттенком бирюзы. - Мы летим в Англию, Fleur, - наконец сообщила директор. – В этом году проводится Ту’гни’г Т’гех Волшебников. И состоится он в Б’гитании. Они дошли до развилки и ступили на каменную лестницу, спускавшуюся к морю. Выщербленные неровные ступени и порывистый ветер заставляли ежеминутно спотыкаться, а перил не было. Каждая потеря равновесия грозила возможностью сорваться вниз и полететь навстречу остриям выступающим из моря булыжников, однако Флер бесстрашно сорвала с головы шляпку и обернулась навстречу солнцу, и ветер взметнул белокурые волосы, разметав их по ее плечам, пахнул солью. Лестница свернула и, торопливо спустившись по ступеням, они вышли на суровый галечный пляж, огороженный с двух сторон вздыбившимися из моря скалами. Здесь ветер гнал волны сильнее, оглушительный шум прибоя грохотом отдавался в ушах. Габриэль скинула туфельки, стянула чулки и босиком по лодыжки забежала в море. Флер с замиранием в груди следила за сестрой и за тем, как прибой бьется пойманным кречетом об отшлифованные скалы. - Gabrielle, выйди оттуда! Немедленно! – с ужасом, сменившим восторг от моря, закричала она. Сестренка выскочила из воды и, отбежав на безопасное расстояние, вдруг склонилась над блестящей влажной галькой. Волосы увлеченной чем-то Габриэль блестели шелком в лучах солнца. - Когда мы уедем, madame? – убедившись, что сестренка уже далеко от воды, обратилась Флер к директрисе. - Думаю, мы полетим осенью, - решила Олимпия, оглянувшись на группу учениц позади. – К тому времени англичане должны успеть подготовить все к Чемпионату. Флер чуть насмешливо склонила голову и тут же обернулась на громкий оклик сестры, которая спешила к ним, осторожно зажимая что-то в маленькой ладошке. - Fleur, гляди, coquille, coquille**! Какая чудесная! Как необычно, их же здесь никогда не бывает! Fleur, ma soeur***, ты меня слышишь? Ты меня слышишь?.. Танец, быстрый и сбитый вначале, перешел на более медленный и чувственный. Билл легко вел девушку, и та, в порыве замедляющихся движений взмахнув рукой, положила ее на его плечо. В ответ руки молодого Уизли спустились ниже по шелку накидки девушки, всплеснув в ней какое-то непонятное чувство, и замерли на ее талии. Поворот, сбившийся ритм, краткий выдох, сгустившийся воздух между двумя людьми в зале – все это взбудоражило обычно уравновешенную и снисходительную Флер, а от прикосновений Билла ощущение происходящего обострилось и словно замерло на пике чувств. О, разве понимал ее этот англосакс, сын холодных туманных гор и выветренных иссушенных пустошей? Что он знал о Франции, англичанин, предки которого давным-давно враждовали с ее предками? О, что он понимал? Старший сын Уизли слегка оттянул волосы Флер назад и откинул ее голову. Пряди волос спустились ниже, обнажив шею. Билл склонился над ней; его губы слегка провели по ало вспыхнувшей щеке, но не коснулись приоткрытых губ, а замерли в двух сантиметрах от лица вейлы. Флер увидела совсем близко голубые с оттенком в бархатистый синий его глаза и остолбенела от внезапного осознания, которое бурей смело все ее предыдущие размышления. Он понимал все.А девочка танцует, девочка смеётся Она тебя забудет и больше не вернётся…
Она уезжала. Сколько горечи и непонятной тоски по ней ни звучало в этих двух словах, он уже ничего не успел. Флер улетела во Францию вместе с остальными шармбатонцами. Билл, измотанный делами Ордена Феникса и внутренними проблемами Гринготтса, ее даже не увидел и узнал об отъезде девушки только со слов смущенного и раскрасневшегося младшего брата. Осень забралась в Косой переулок промозглыми дождями и белесовато-сизой дымкой тумана обволокла улицу, закрыв и солнце, и яркие вывески магазинов. Влажные мелкие капли оседали на стянутых в хвост рыжих волосах. Билл поглубже запахнул куртку и двинулся по направлению к банку Гринготтс. Пелена осени вместе с Косым переулком накрыла дымкой вялости невеселые мысли старшего сына Уизли. Молодой мужчина поежился и тоскливым взглядом обвел затянутую в мутноватую вуаль дождя улицу и завешенные туманом блестящие стены банка. Она стояла одна на полированных бронзовых ступенях, скромно сложив руки на груди и искала кого-то взглядом, то и дело по девчоночьи поднимаясь на цыпочки, непривычно тихая и спокойная. Дымка тумана словно не затрагивала Флер Делакур, а мягко ложилась на ее плечи, скрытые, несмотря на погоду, лишь шелковой тоненькой мантией, серебристой накидкой. Невесомых волос не коснулись тяжелые капли дождя, но в чертах ее лица, заострившихся из-за падающих на него теней, Биллу почудилась какая-то усталость и легкий налет недосыпания, как будто прошедшее лето наложило неизгладимый отпечаток на прежде жизнерадостное прекрасное лицо. - Флер… Ты здесь? Но как… А Франция? Она взглянула на него из-под чуть дрогнувших ресниц и сказала с серьезностью и неожиданной, такой пробирающей до глубин сердца и переливчатой ласковой нежностью: - Какой же ты все-таки ду’гак, Билл Уизли. ________________________________ * моя дорогая ** Ракушка, ракушка! *** Флер, моя сестра (франц.)