Необратимость

Грянул выстрел, и вслед за ним раздался плеск брошенного в воду пистолета. Фокс поднял руки и, пошатываясь, побрел к берегу. На его потемневшем окровавленном лице играла странная усмешка. Откуда-то вдруг появились люди, примчалась патрульная машина, оперативники лезли в воду, чтобы достать тело убитого водителя. Темноту безжалостно рассек на полосы свет автомобильных фар, и в одной из этих полос я увидел Глеба, неловко прислонившегося к парапету набережной. В первую секунду я подумал, что он решил немного перевести дух, но потом заметил красное пятно, пылавшее на его выцветшей рубашке, и все понял. — Глеб, ты что?.. Как же так?.. Жеглов ранен! Помогите же, кто-нибудь! — закричал я и бросился к нему. — Не ори, — хрипло сказал Жеглов. Он медленно сползал вниз, скользя спиной по решетке. Я бережно подхватил его и усадил на холодные плиты. Он держался слабеющей рукой за мое плечо, а пятно все росло, растекалось по груди, и я чувствовал, как близко, совсем близко подобралось то необратимое, страшное, много раз касавшееся меня, но так ни разу и не подошедшее вплотную там, на фронте… Кто-то, кажется, Тараскин, возник рядом, сдавленно выругался и снова исчез, крикнув на бегу: — Потерпи, Глеб Егорыч, «скорую помощь» уже вызвали, сейчас приедут. — Вот так, Володька… Не довелось нам с тобой всех бандитов переловить… Но ничего, этот-то уж точно больше не будет гулять по свету и жизни радоваться… — он говорил тихо, с трудом, и судорожно цеплялся пальцами за складку материи на моем рукаве. Я взял его холодную руку в свою, сжал крепко-крепко. — Жеглов, да что ты ерунду говоришь? Вылечишься, вернешься на работу, у нас же столько дел впереди! — почти закричал я и сам испугался, до чего не верилось в это, а не верилось совсем, потому что из уголка жегловского рта стекала тоненькая струйка крови, и рука в моих ладонях становилась все холоднее. — Нет, Володя, я покойник, — тихо ответил Глеб и разжал пальцы. Поникшая голова упала на мое плечо. Смуглое лицо разгладилось, пропали жесткие складки на лбу и в уголках губ, и я впервые отрешенно подумал о том, что сейчас Жеглов выглядит на свои двадцать пять — такой молодой и смертельно уставший. — Глебушка, родной… Глебушка, держись, а? Слышишь меня?.. Где-то рядом коротко взвыла сирена. …В вестибюле Управления толпились люди. Кто-то торопливо прикалывал на доску у входа желтоватый лист бумаги: «Сегодня ночью в ходе операции по задержанию вооруженных преступников…» Чья-то стриженая голова заслонила оставшиеся строки. В забранные решеткой окна просачивался дождливый рассвет. Я сидел на жесткой деревянной скамье, разглядывая засохшее пятнышко крови на рукаве гимнастерки, и мне было совсем ничего не нужно.