Меня не остановят твои слова!

- Всё очень просто, - усмехнулся Франциск. – Вам нужна обстановка… ____ - Слушай меня внимательно, Людвиг, - диктовал Австрия за завтраком, который пришлось готовить Германии. – Нужно начать всё с разговора, но в особенном месте… ____ - Ты у нас тот ещё повар, поэтому лучше будет сходить с ней куда-нибудь. Вы ни разу вместе не поели после разрыва вашего романа. Неправильно, братец! – вслух рассуждала Ирландия, хрустя тостом. – Конечно, у мужчин путь к сердцу лежит через желудок, но девушки тоже любят покушать. К тому же, за столом проще договариваться. Короче… ____ -Пригласи её на ужин в ресторан, - прозвучала одна и та же фраза у советчиков. - В ресторан? Это же слишком приторно романтично, - скривился Джонс. Метью устало вздохнул, забравшись на ещё не заправленную кровать. Он потратил все время завтрака на то, чтобы объяснить брату, что кинотеатр не место, куда стоит водить такую девушку, как Россия. Она за свою жизнь видела уже сотни фильмов и, как и многие страны, может предсказать финал, развязку и неожиданный поворот. Фильмы, в отличие от жизни, в последнее время стали всё более и более однообразными. Туда ходят на свидания, но тут не тот случай! Метью наблюдал за Альфредом. Он почти его не слушал, в голове были лишь мысли о предстоящем сегодня фигурном катании. Вроде бы американец что-то говорит про бургеры. О, нет! Нет! Нет! Нет! - Нет! – завопил канадец. – Ни в коем случае даже не думай вести её есть гамбургеры! Это будет грубейшая ошибка! - Метти, ты отвергаешь всё, что я предлагаю. Может быть хотя бы раз согласишься? Уильямс закатил глаза и упал на подушку, вымученно застонав. Тяжёлый случай. Просто непрошибаемый… Метью с ужасом представлял себе, что было бы, если бы Франциск когда-то давно предпочёл Альфреда ему. Это же был бы ужас! Странно подумать. Природная скромность канадца позволила ему усвоить лишь самые основные правила, к тому же, последующее английское воспитание лишь укрепило его представление о завоевании девушек. Но тут… Такое чувство, будто Альфред никогда не видел девушек. Нет, после получения независимости, он покутил достаточно ярко. Франциск когда-то говорил про тот ужас, что это просто Альфред стал настоящим мужчиной. - Ладно, я побежал искать Россию, - улыбнулся Джонс, натягивая куртку. - Э? – вздрогнул канадец, но дверь уже закрылась. Ой… Что-то ему подсказывало, что Альфред всё равно поступит по-своему. Должен ли он позвонить Анне и предупредить? - Кто ты? – задал привычный вопрос медвежонок, которого оставили на кресле. - Идиот, - вздохнул Канада. Должен же быть способ достучаться до Альфреда и при этом не навредить Анне? Вот только как переступить через самолюбие и привычки американца? Перевоспитывать взрослого человека бесполезно, оставить так тоже нельзя. Хм… А что, если?.. *** Мне жаль видеть тебя такой… Неужели ты так же одинока, как я? Я знаю, что такое одиночество. Бедная, бедная Россия… Я не могу тебя оставить. Хорошо. Анна распахнула глаза. Холодный пот бежал по лицу и шее. Стоило ей только открыть глаза, как она забыла всё, что ей снилось. Но лёгкая дрожь оставалась внутри неё. Кошмары не прекращаются уже несколько дней. Это не волнение от Олимпиады, нет, это что-то большее… Она помнила эти жуткие ощущения… Это всегда происходило перед чем-то ужасным. Чем-то очень опасным и печальным. Вся душа сжимается в тёмный комок и дрожит. Сердце неистово стучит, будто охваченное огнём разносит сильный жар внутри, но кожа остаётся холодной. Горло пересыхает и болит, будто от слёз. Глубоко вздохнув, Россия собрала внутри себя всё, что её беспокоит. На выдохе, она попыталась выкинуть из головы все мысли и просто расслабиться. Лёгкое облегчение нахлынуло на тело и разум. Ничего не чувствуя и не замечая, девушка встала с кровати и подошла к окну, которое она тут же открыла. Холодный сухой воздух будто поглаживая, прошёлся по лицу. Ещё было очень рано. Солнце едва выглядывало из-за горизонта. Тьма ночи ещё преобладала на некоторых частях неба. Однако Анна уж проснулась, Казахстан и Беларусь тоже встали, ведь их уже не было в комнате. Того лёгкого холодка, который ей дарил ветерок, было мало. Россия присела на подоконник и вытянула ножки на сторону улицы. На улице людей нет, можно расслабиться. У ветра появилось больше простора. Освежающий бриз скользнул под футболку пижамы, теребил края спальных штанов, щекотал пятки и ступни. Постепенно в голове всплывали воспоминания о сне, но такие обрывочные, что она не могла за них зацепиться. Она помнила лишь слова, прозвучавшие в самом конце. Кто их говорил? Кто-то дорогой для неё? Скорее всего, нет. Ведь если бы какая-нибудь страна сказала такое, то Анна бы не забыла. -Россия?! Брагинская вздрогнула и посмотрела вниз. Прямо под её ногами был Китай. По спортивному костюму можно было понять, что он уже был на утренней пробежке. Анна улыбнулась, мысленно похвалив его. Не многие могут заставить себя подняться так рано. - Доброе утро, - хихикнула Анна. - Ты что делаешь? С ума сошла? Заболеть хочешь? – возмущался Яо. - Я? Заболеть? Смешно, - засмеялась Россия. - Немедленно заберись обратно! - А может быть поступим веселее? Китай вопросительно приподнял бровь. О чём она только говорит? Как же трудно её порой понять, однако, именно это и привлекает. Это почти так же, как читать книгу. Хочется разобраться в персонажах, понять мотив и причины. Потихоньку погружаясь в книгу, ты погружаешься в персонажей и их мир. Так же и Россия, вот только её прочитать невозможно. Она сама должна разрешить заглянуть в её страницы, в её душу. Анна озорно улыбнулась и встала на подоконник. Яо с ужасом понял, что она задумала. Сначала свесив одну ногу вперёд, Россия прикрыла глаза, будто прикидывала, как лучше будет… Она шагнула вперёд. Всего несколько мгновений истинной свободы. Свободы от всего: от жизни, гравитации, мыслей и реальности. Анна взглянула на равнодушное небо. Великое небо… Ветер бил в спину, волосы лезли в глаза. Её сердце замерло… Оно молчало. Всё закончилось быстро, очень быстро. Однако Анна была не против. Ведь потом стало даже как-то спокойней почему-то. Яо успел подхватить её. Благо, что её номер был лишь на третьем этаже. Китай испуганно прижал её к себе, держа на руках. Анна уткнулась носом в его плечо. Тепло, надо же, он очень тёплый. Даже горячий. Видимо, много уже побегал. Такой естественный человеческий запах. Не дорогие и скучные одеколоны, которыми пользуется высший свет, а настоящий человеческий запах. Очнись, Анна. Натяни маску… Выполняй, солдат, последний приказ. Э? К чему бы это она вспомнила такие старые слова? Кто это сказал? Она ничего не помнит. Так много воды утекло… Последний приказ, да? В чём он состоял? Ах да, улыбайся. Закрой эмоции на семь замков, а на двери нарисуй улыбку. Плачь, но улыбайся. Ненавидь, но улыбайся. Забудь про всё… Выполняй приказ, последний приказ. Уголки губ Анны дёрнулись. Она убрала голову от плеча Китая и привычно улыбнулась. - Я же сказала, что будет веселее, - хихикая, звонко ответила Россия. - Дурочка, - вздохнул Яо. - Поставь меня на землю, - попросила Анна, уже потянувшись ногами к земле. - Ещё чего?! На асфальт голыми ногами? Нет уж! Я тебя донесу, какой у тебя номер комнаты? - Ты чего строишь из себя джентльмена? Это фишка Англии. - Я никого не строю. Я просто мужчина. Дальше они замолчали. Анна лишь коротко сказала номер комнаты. Китай быстро понёс её. Даже лифтом пользоваться не стал. Пошёл по лестнице. Россия не понимала, что с ним? Что ещё за прилив сил у него? Конечно, он вот-вот станет экономическим королём, но раньше она как-то не замечала в нём подобные проявления. Сейчас он сам на себя не похож. Вернее, похож, но на старого себя. Старые свитки Византии описывали Яо как сильного и храброго воина. Когда Анна впервые их прочла, то с трудом в это верила. Она знала лишь загнанного в угол европейцами и некоторыми азиатами Яо. Она помнила его измученное лицо после Опиумных Войн. Его пустой взгляд, позеленевшее лицо и исхудавшее тело. Время всех меняет, незаметно и быстро. Анна снова в этом убедилась. Девушка вглядывалась в лицо Китая, ища что-то новое. Тонкие пальцы прошлись по остриженным волосам. Непривычно видеть его таким. Раньше она думала, что ей лишь показалось, что Китай просто спрятал свой хвостик под рубашкой или же под пиджаком, но нет. Он действительно подстригся. Неужели всё из-за… Анна убрала руку и отвела взгляд. Что же он творит? Зачем он себя меняет? Она не откроет всё равно своё сердце. Как бы он ни старался, замки на нём не треснут. Она обожглась один раз, но всё равно шагнула в пламя. Хватит… Её народ постоянно страдает от этих ожогов. Ей ничего не надо, кроме улыбки своего народа. Не фальшивой, как у неё, а настоящей, как они действительно умеют. Она носит это каменное выражение лица для их защиты, для их жизни, переступила через главное правило своей крови. Улыбка должна быть искренней, но Анна уже давно всё решила. Изгой везде, изгой навсегда. Всё ради них. От того, что Китай так поступает, ей стало дурно. Хоть на лице и осталась та самая улыбка, но сознание кричало: «Нет! Не надо! Не думай обо мне! Это безумие!» Остановись, друг мой… - Что? – спросил Китай, посмотрев на девушку. Анна поняла, что сказала последнюю фразу вслух. - Тут уже ковровое покрытие, я могу пойти сама. - Ты же знаешь, что тут всё равно ходят в обуви. Подожди немного, я уже вижу дверь твоего номера. - Вы вместе выглядите очень мило, - сказала Вьетнам. - Мы просто коллеги… - Я знаю, но, Аня, я считаю, что брат поступает правильно. Вы вместе пытаетесь остановить зло в Сирии. Я помню свою войну. Прошу, Ань, не сворачивай с правильного пути. Ты и брат лучше всех знаете, какими могут быть европейцы. Да и некоторые азиаты тоже… Мы все не идеальны, но надо стараться поступать правильно. Разве теперь человеческая жизнь не самое ценное на свете? Аня, подумай над моими словами. Вьетнам. Милая Вьетнам. Больше всех на свете она любит свою семью и Россию. Семья. До чего же прекрасное слово. Это слово священно, но от того оно иногда бывает болезненным. Семья… А что же её семья? Её сестры… Маленькая Наташа и… Оля… Почему у неё так болит сердце по поводу неё? Пока что это лишь демонстранты, но... Её кошмары и эта боль... Она продолжала улыбаться, пока к уголкам глаз подбирались слёзы. Она лишь легко моргала, скрывая их. Держи лицо, держи себя на поводке. Нельзя, нельзя, нельзя…