Цугцванг

- В шахматах это называется «цугцванг»... Дьявол в «Westwood» хищно улыбается, расслабленно откидываясь на спинку кресла. Почти беззвучно со столика на ковер падает черный офицер — сыгранная фигура, символическая аллюзия к тому, что происходит между участниками этой маленькой вечерней мизансцены. - ...когда самый полезный ход — никуда не двигаться. Шерлок машинально крутит в тонких пальцах белую ладью, глядя куда-то мимо Мориарти. Забавно. Они могли бы стать лучшими друзьями — там, в параллельной отзеркаленной жизни, но Джим улыбается ехидно, с претензией на садизм, а значит, все фантазии бесплодны. В общем-то, Мориарти не питал к Холмсу особо враждебных чувств, как кто-либо мог подумать со стороны, он просто мирно не переносил его, как аллергики не переносят вид и запах сирени. Джеймса раздражал вечный беспорядок, сопровождавший консультирующего детектива, его длинный нос, сующийся во все мало-мальски привлекательные дела, поставщиком которых, увы, был сам Джим. Шерлок вообще напоминал сумасшедшего пса, готового пометить любой клочок свободной земли, помочиться под каждый куст... Примерный во всем кудрявый ангелок. Глядя на подобных лубочных святых, больше всего хочется поломать, разбить этот образ, набивший оскомину. Опустить, раздеть, извалять в грязи и выставить на всеобщее обозрение — вот он, ваш низвергнутый кумир. Такой же, как и вы бесполезный. Только самым последним пунктом в списке полезных дел значилось — устранить за ненадобностью. О, можно было давно поставить жирную точку в их непонятных отношениях и завершить столь нелепую вражду сотнями тысяч способов, от самых мирных до тех, что привели бы к непоправимым последствиям, но оба не стремились сделать последний шаг. В конце концов, это весело — балансировать на обоюдоостром лезвии ножа. - Почему никто не придумает слово, идеально описывающее ситуацию, когда лучший ответ, это молчание? Дьявол улыбается... Пять пятнадцать. В фарфоровых чашках давно остывший чай, а на черно-белой доске неоконченная партия. Все это сильно отдает сценкой из полузабытого фильма и можно было бы посмеяться, но... отчего-то, совершенно не весело. Столь близкое присутствие практически природного врага вводило в состояние болезненной эйфории, заставляло прикрывать глаза и молча считать пульс, положив пальцы на тонкое запястье. Слишком быстро, слишком нервно, как и все, что между ними. Дьявол тихо посмеивается и тянется к полузабытой чашке. Ненависть — один из грехов, столь любовно описанный в Библии. Чувство, противное самой человеческой природе — по крайней мере, многим нравится так думать. Благообразный христианин обязан подставить щеку под хлесткий удар, даже если тот далеко не заслужен. Жизнь, любовь и белые ромашки — все, как говорил Христос... Можно только догадываться, как извратила эти понятия больная фантазия Джеймса Мориарти, не говоря уж о том, что в Бога он не верил от слова «совсем». О каком Боге вообще может идти речь, если он хотя бы на минуту допускает существование такого человека, как Джим? Помилуйте... разве что он по счастливой случайности или несправедливости все еще дышит и имеет счастье наблюдать за быстрой сменой настроений на лице Шерлока Холмса. - Наверное, не очень весело знать все наперед? Встречаясь с блюдцем, мелодично звякает чашка и, словно повинуясь внезапному звуку, белая ладья выпадает из бледной руки, присоединяясь к черному офицеру под столом. Шерлок вскидывает на собеседника больной взгляд. Просто очередная попытка поддержать светскую беседу, держа за спиной аллегорический нож — это так мило. - Прости, что? - Рано или поздно наступает момент, когда все вокруг кажется серым. Поступки совершены, решения приняты, фигуры расставлены и остается только идти дальше. Жизнь застывает, подвешенная на страховочном тросе, известная, как свои пять пальцев. Мы делаем все, чтобы дойти до этого момента, но потом нам до одури скучно и самое сложное — понять, жив ли ты еще. Холмсу порой трудно понять своего собеседника, как окружающим людям сложно понять самого Шерлока. Это делает их взаимоотношения еще более... пикантными. Мориарти сводит с ума тысячей лиц и сменяющимся шквалом настроений и не известно, что пугает больше — возможность потерять это аморальное в своей темной эротичности соприкосновение абсолютно полярных душ, или продолжение смертельного танца двух мощных разумов. В общем-то, эта не известность пугает не меньше, а Холмс ненавидит бояться. - Ты просто в восторге от разворачивающихся интриг. - О, да ты и сам мечтаешь выйти из рамок собственных правил, - Дьявол фыркает, забавно морща нос, отставляет пресловутый элемент сервиза на стол и подается вперед в почти неосознанном стремлении оказаться ближе. - Неужто блестящий ум не способен осознать то, как вынужденно его обладатель меня ненавидит? Сыщик молчит, не отводя взгляда от лица оппонента. Изучает, запечатлевая на обратной стороне век — чтобы было, что вспомнить, когда этого человека не станет. Когда он будет вычеркнут, как ошибочное решение математической задачи, выкинут, как всякая отжившая свой век домашняя безделушка. Мориарти поднимается с места, обходит маленький столик и облокачивается о спинку кресла, в котором устроился Шерлок. - Забавно, если бы ты со всем согласился... Наклоняется ближе, обволакивая терпким запахом дорогого парфюма и опасности, одним неуловимым движением обводит кончиком языка контур ушной раковины, будто змея. - …это было бы словно зодчий моего детского воображения сказал мне, что я действительно стоящий оратор. Беззвучно закрывается дверь и Шерлок остается один на один с шахматной доской, на которой осталось всего несколько фигур. Черный король - Холмс усмехается, и черная королева — изящная, как снайперская винтовка, красный огонек оптического прицела которой любовно скользит по затылку. У белого короля своя королева, значит, партия еще не доиграна.