***
Миша искренне любил историю. И не очень любил женщину, что ее преподавала. Почему? Да потому что она сама, как история... Ну, та, в которой секса не было, если точнее. И с соответствующими убеждениями, которые она активно несла в массы. - Опять? – строгий голос Валентины Викторовны тяжелым молотом Тора обрушился на сонные головы учеников, добравшихся до первого урока. Объектом ее придирок в девяти из десяти случаев был Рыжий. Как самый крайний, но на этот раз в прямом смысле: он сидел на первой парте у самого окна. Хотя тут смотря от чего идти: ведь за точку невозврата можно взять и саму парту, тогда крайними будут оба ученика. Но и в этой ситуации Рыжему не повезло – он сидел один. - Снова, - подтвердил Миша, демонстративно поправляя ворот рубашки – раз скрыть камень раздора не удалось, гордость велит идти до конца. - Ну, вот сколько можно-то, Рыжий? – проникновенно начала Соловьева под тихие хохотки класса – сама постановка фразы показалась всем очень забавной. – Что за внешний вид? Вот пару веков назад тебя бы за такое неуважение к обществу облили всеобщим позором и нарекли развратником, а еще раньше… - Четвертовали? – не выдержал парень, с вызовом глядя на преподавателя. - Возможно, - не смутилась женщина, кривя губы. – Из-за таких, как ты, современное общество катится вниз. Разврат заполняет все вокруг! Посмотри на себя! Даже сзади тебя всего… - вдохновленная вниманием, какого на обычных темах урока ей не видать, Валентина Викторовна вещала со всей страстью, на которую была способна, - … заклеймили! Твоя девушка просто извращенка! «Буду знать, что сказать вашему сыну при встрече!» - вовремя не буркнул, прикусив язык, смущенный парень, сосредоточенно разглядывая засохший цветок на подоконнике. - У тебя есть оправдание?! – с налетом пафоса закончила женщина. - Я больше не буду? – под откровенный хохот одноклассников уточнил Миша, уже и сам улыбаясь – у учительницы даже прическа, обычно аккуратная, растрепалась. - Пока что подойдет, - важно кивнула Соловьева. – А теперь записываем тему, и да, Ридов, я все вижу – телефон на стол! Гроза миновала – молот благополучно вернулся в Асгард, перестав угрожающе висеть над головой русого Рыжего.***
- Больше никаких засосов! – как только Стас показался на пороге квартиры, Миша поспешил выдвинуть ему свой ультиматум, опасаясь, как бы сам потом не напросился на обратные действия. - С чего это? – праведно возмутился Станислав Соловьев, отличающийся крайней степенью ревнивости и собственности. – И не говори мне, что не нравится! - Меня твоя мама достала своим домогательством… - Чем?! - Не в том смысле, - смешливо фыркнул Рыжий, с особым удовольствием прошептав на ухо Стасу. - Извращенец! - А, ну тогда… - Не говорить же ей, что это ты! – выпутался Миша из незаметно облапившего его кольца рук, - А врать я не люблю, ты знаешь. - Ну, так и не врал бы, - с легкой обидой пробормотал парень, но его не услышали. - Кстати, я на несколько дней домой вернусь – надо же и там ночевать, а то родители беспокоятся, - грустно протянул Рыжий и тут же весело хмыкнул. – Боятся, как бы в плохую компанию не попал! - Смотря с какой стороны посмотреть, - заржал Стас, а Миша его поддержал. – Для иных – лучше бы пил и курил, как говорится! - Что бы я без тебя делал, - отсмеявшись, Рыжий поцеловал парня в щеку. – Пошли на кухню, я есть хочу. - Так что там насчет засосов? Отвлечь Соловьева было не так уж и просто – он прижал Мишу к стене коридора, смачно поцеловав его кадык и несильно прикусывая тонкую кожу. Схваченный простонал что-то невнятное, что было расшифровано как «Только не выше ключиц». Приняв к сведению просьбу, которую чуть позже обязательно не выполнит, Стас прошелся поцелуями по разрешенному участку кожи, виднеющемуся в вороте растянутой майки. Руками поглаживая бока, задирал ткань вверх, чтобы вообще ее снять, а то от желания спуститься поцелуями вниз по груди и животу уже в глазах темнело. Миша податливо выгибался, дразня, постанывал от удовольствия, одной рукой держась за плечо Стаса, а другой опираясь на стену: плачевный опыт подсказывал, что его любимый может резко и без предупреждения встать на колени для продолжения банкета, а возбужденная до крайности, а от того плохо стоящая конструкция о двух тел легко падает вниз. Впрочем, и там продолжить можно… То, что содомской разврат происходит в прихожей никого из парней не смущало – страсть вообще накатывала на них в самых неожиданных местах, а дома-то чего стесняться? Единственное, что они плотно уяснили - ванна место священное и запретное. Однажды принятый вместе душ закончился растяжением на ноге у одного и трещиной на руке у другого, потому вместе они никогда больше не купались – на всякий случай. Занятые друг другом, звонок в квартиру они услышали, когда гость начал бесцеремонно стучать в дверь кулаком. Паника и судорожное одергивание вещей увенчалось криком Стаса: - Кто? - Я! – голос Валентины Викторовны, хоть не был знаком Мише так же хорошо, как ее сыну, но узнать его труда не составило. - Куда?! – железной хваткой вцепился в руку своего ненаглядного Стас, останавливая парня от рывка в спальню, открывая замок на двери. – Под кровать собрался прятаться? - Стасик, как ты? – проворковала госпожа Соловьева, заходя в квартиру и тут же натыкаясь на стремительно краснеющего «близкого друга» ее сына. – Рыжий, и ты тут! - А? – парень недоуменно воззрился на преподавателя, потому что удивленной та совсем не выглядела. - То есть, ты правда думал, что я не догадаюсь, что с моим сыном кто-то живет? И не выпытаю кто? – с сарказмом осведомилась женщина, расплываясь в коварной ухмылке. - Мам, кстати, прекращай уже издеваться над ним, - Стас, нагло копируя материнскую ухмылку, невозмутимо обнял Мишу за плечи, прижимая того к себе. - Я ничего не понимаю, - со вздохом признался Рыжий. - Посмотри на себя! Щеки красные, шея в засосах, на ширинку и посмотреть стыдно! – строго выговорила Валентина Викторовна, возвращаясь к пафосным ноткам. – У тебя есть оправдание?! Стас, уткнувшись в плечо своего парня, сдавленно хихикал, бормоча: «А ты и не смотри, не для тебя роза цвела». Миша, все еще плохо понимая, что происходит, но, догадываясь, что все не так уж и плохо, обезоруживающе улыбнулся. - Я больше не буду?