Маленькие детки - маленькие бедки, вырастают детки - вырастают бедки

Гинтоки ожидал, что этот день когда-нибудь настанет. Честное слово, когда живёшь в одном доме с двумя подростками – всё время словно сидишь на бочке с порохом и при этом куришь. Жизнь становится полна опасностей: от телевизионных программ разного уровня разрушительной мощности для растущих мозгов, до песен «Токио Хауса», которые превращают приличного ребёнка в чудо со странной прической и тоннами чёрного макияжа на мордашке. Поэтому нужно всё время быть наготове, чтобы успеть вытащить вилку телевизора из розетки или хладнокровно засунуть все диски в шредер. Гинтоки не считал себя готовым ко всему, но никогда не сомневался в собственной способности успешно мобилизоваться, даже если это означало расставание с диваном. Как человек, всё время живущий в смутном ожидании, что ранним утром к нему может ворваться робот и потребовать плату за аренду, он уже достиг совершенства в умении вовремя избегать мелких бытовых неприятностей. Да и вообще, можно ли расслабляться в современном обществе, когда цена на «Джамп» то и дело увеличивается? Гинтоки каждый день ждал наступления некого абстрактного, но довольно неприятного Момента. Он понятия не имел, как этот загадочный Момент себя проявит. Однако Гинтоки сравнивал его с назойливым комаром, летающим по комнате, которого слышно, но не видно, из-за чего нет возможности прихлопнуть. А самое противное, что даже когда его уже и след простыл, ты всё равно мнительно продолжаешь вслушиваться в пространство. Момент, очевидно, кружил совсем неподалёку и терпеливо ждал, когда Гинтоки расслабится и потеряет бдительность. Поэтому не было ничего удивительного, что случился он именно тогда, когда его меньше всего ожидали. И свалился на голову, словно дерьмо огромного голубя, страдающего расстройством желудка. В тот злополучный день Гинтоки возвращался в Ёрозую. В руках он нёс коробку с пирогом – трофейным, то есть, совершенно халявным. Халява – это то, что может оценить по достоинству не только бюджетник, но и миллионер. Халява – это как искренняя улыбка красивой девушки: она уже одним своим существованием приятна абсолютна всем. Особенно тем, кто больше всего отрицает свою падкость на это дело. В Ёрозую Гинтоки зашёл с тихой и осторожной скромностью, словно в кабинет начальника – на тот случай, если дома кто-то был. Гинтоки уверенно полагал, что ему достался исключительно трепетно-нежный халявный пирог, который нуждался в интимном и очень бережном обращении один-на-один. Чёрт возьми, он же курьер, а значит, ему полагается немного чаевых в виде двойной порции. Да и потом, как взрослый человек, он имеет законное право претендовать на… Со стуком задвинувшейся за спиной двери в гостиную мысли Гинтоки прервались. Мысли сбила картина, представшая перед ним во всей своей обширности и красе, ибо с этого места открывалась самая многогранная точка обзора на всю комнату. На диване сидел Шинпачи. В правой руке Шинпачи держал… Член. И судя по тому, что пальцы его левой руки судорожно сжимали фотографию Теракадо Оцу, занят он был явно не попытками рисовать альтернативными частями тела. Похоже, комар судьбы, покусившийся на Гинтоки, оказался гораздо больше, чем он мог предположить. А еще, очевидно, он был малярийным. К слову, приход Гинтоки тоже не остался незамеченным. Услышав шаги, Шинпачи обернулся. В комнате воцарилось молчание. Немая сцена сопровождалась затихающим хлюпаньем и постепенно сходящим на нет дыханием, которое буквально секунду назад было частым и рваным. Наконец Шинпачи замер. Его парализовало от неожиданности и ужаса. Он смотрел на Гинтоки глазами, форма которых сравнялась с формой его очков, и только по-рыбьи открывал рот, не произнося ни звука. Пока он находился в прострации, у Гинтоки появился шанс стремительно проанализировать ситуацию. Небольшой стрессовый тайм-аут давал ему буквально несколько мгновений до того, как всё будет беспощадно сброшено в бездну с криком «Спарта!». Итак, вы застали одного из своих подростков во время несанкционированной домашней игры в пачинко. Ваши действия?.. Гинтоки краем сознания даже поблагодарил провидение, что на его месте оказалась не Кагура. Или Отаэ. Или еще какая-нибудь бестактная женщина, которая способна была прокомментировать эту сцену пошлой неуместной репликой в стиле «гонять мячи иди на футбольное поле, там же и устанавливай свой штырь». Если быть честным, Гинтоки на мгновение ощутил, как природная ироничность опутала его своими липкими тентаклиевыми щупальцами и, схватив за щёки, буквально выдавливала из него ту самую пошлую неуместную реплику, которая уже вертелась на языке. Однако… Этот взгляд – потерянного, шокированного, загнанного в угол оленёнка… с членом в руке… В конце концов, подростки очень хрупкие. Глупая шутка отца, который нашел первый фаллоимитатор своей дочери, может сломать ей всю судьбу и превратить милую девочку в ненавидящую мужчин старую кошатницу. В случае с юношей всё могло быть более чревато. Частое родительское ворчание, вопреки всем убеждениям, никогда не помогает геймерам научиться ценить свои глаза, осанку и задницу, которая может сплющиться от долгого сидения. Ворчание провоцирует злость, злость порождает ненависть, ненависть заставляет швырять джойстик в стену… А поломка собственного джойстика неизбежно вынуждает либо покупать новый, либо… одалживать у друга. Слава великой Шуэйше*, в руках Шинпачи держал всё-таки свой член, а не резиновый. Или, что было бы страшнее, чужой. В какой-то степени, это даже были хорошие новости. Плохо было то, что на этом они заканчивались. Похоже, всё действительно замыкалось на том, как он отреагирует, – именно от этого будет зависеть последующее отношение пойманного геймера к своему джойстику. Гинтоки сделал глубокий вдох. Он не должен быть, как Отаэ или Кагура. В конце концов, он же мужчина, он должен проявить солидарность и поделиться последней бутылкой пива с коллегой-шахтёром после долгих лет совместной работы. Кроме того, он ему старший товарищ или кто? У Шинпачи ведь не было отца или других достойных взрослых мужского пола кроме него, Гинтоки (не брать же в расчёт всех этих сомнительных персонажей, которые едят майонез, имеют волосатый зад или живут в коробке?), который мог бы подбодрить, поддержать и прояснить некоторые аспекты человеческой физиологии. Он, как Наставник, обязан был взять на себя эту ответственность. – Эй… – как можно более спокойно протянул Гинтоки, медленно поднимая руку в примирительном жесте. Второй рукой он попытался незаметно поставить упаковку с халявным пирогом, чтобы она не бросалась в глаза. Его голос заставил Шинпачи вздрогнуть и отмереть. Он перевёл взгляд с Гинтоки на член в своей руке и обратно. Очки пристыженно сверкнули. – Я-я-я… Я всё объясню! Это не то, что ты думаешь! – воскликнул он, подскакивая и судорожно пытаясь натянуть штаны. – Шинпачи… – Я просто… Ко мне в трусы залез жук! Да, жук! Я его вытряхивал! Я… Я… – Всё нормально. Просто нажми на кнопку «сохранить» и выпусти джойстик из руки, – словно обращаясь к кому-то, стоящему на вышке Эмпайр-стейт-билдинг**, медленно произнёс Гинтоки. – Я тебе обещаю, что Данте*** никуда не денется, пока игра будет стоять на паузе. Как ни странно, вариант «успокоить, не выражать брезгливости и тонко, но не обидно пошутить», сработал наиболее благоприятным образом. Шок Шинпачи не прошел, однако он и не направился в агрессивное русло. Шинпчи не стал впадать в истерику и не грозился прыгнуть из окна или отравиться просроченными яйцами. Он только обмяк, сполз на пол и спрятал бордовое лицо в ладонях. – Ч-чёрт, мне так стыдно! – прошептал он. – Как я мог позволить поймать себя за… за подобным занятием… Судя по тому, как опасно задрожал его голос, он был на грани того, чтобы элементарно зареветь. В этот момент он был как ребёнок, который всегда жаловался на мальчугана из детсада, отбирающего полдник, но сам был пойман на воровстве чужих конфет. Гинтоки, вздохнув, сел с ним рядом и покровительственно похлопал по спине. – Ну-ну, – пытаясь сдержать предательскую улыбку, сказал он. – В этом нет ничего страшного. После того, как мужчина впервые сжимает в руке свой агрегат, он всё время к нему тянется, как водитель к рулю. Это условный рефлекс, к которому все наши предки прибегали в моменты отчаяния. Если присмотреться, вся история так и кишит фаллическими символами: дубинки, флейты, мороженое на палочке… Член – это руль истории человечества и руль судьбы каждого в отдельности. С ним мы живём до самого конца. Во всех смыслах. Каламбур был неудачным и неуместным, но Гинтоки всё-таки не смог удержать тонкие крупицы своей толстой иронии. Однако Шинпачи был слишком расстроен, чтобы обращать внимание на запутанные словесные конструкции и бессмысленные аллегории. – Я отвратителен, да? – с отчаянием прошептал он. – Именно я исполняю роль «правильного парня» и всегда ратую за чистоту нравов. И вот меня поймали за таким занятием посреди бела дня… Я даже всё просчитал, подгадал время, когда никого не будет дома… И даже в этом облажался. Просто… – Шинпачи поднял на Гинтоки несчастные глаза. – Почему так получилось, что у меня еще ни разу не было… ничего? Я еще даже не целовался по-человечески… Наверное, я просто бесполезный неудачник. Гнилой отросток на овоще. Бородавка на носу. Носок мадао. Глубокая и беспросветная бездна анального угнетения готова была засосать его прямо с очками, и при этом даже не поблагодарить за еду. Это был очевидный нервный срыв. И повод для происходящего оказался гораздо глубже, чем могло показаться на первый взгляд: были затронуты застарелые комплексы. Как это обычно и бывает, в своём унынии Шинпачи ходил по кругу, постепенно наращивая темп и собирая всё больше и больше причин для страдания. Гинтоки понял, что надо вытаскивать его из этого водоворота прямо сейчас, иначе он мог оказаться на самом дне. – Во-первых, ты недооцениваешь значимость носка мадао! – торопливо воскликнул он. – Думаешь, ему каждый день удается найти себе новый?! А во-вторых… раз ты поднял такую тему… Разве мужчину мужчиной делает то, сколько раз он пускал в бой свою отвёртку от женских тел? – А разве нет? Говорят, что в наше время некоторые даже оценивают взрослость, исходя из количества случившихся половых актов. Гинтоки критически покачал головой. – Ты настолько зеленый, что тебе даже не к лицу ронять свои листья с таким убитым видом. Пацуан, настоящий мужчина должен вскрывать душу, а не тело. Вставить свой ключ можно даже в банку «Пури-пури инглз», если предварительно засунуть в неё тряпку и закрепить это всё полиэтиленовым пакетом. – Прекрати! А то мне уже за тебя стыдно больше, чем за себя! – Серьёзно, Шинпачи, межличностные отношения строятся не только на засовывании в другого различных частей своего организма. Секс – это всего лишь прелюдия к чему-то большему. Но если всё будет построено лишь на этом деле, то отношения будут похожи на картонный дом, который скрепили только слюнями и козявками, он рухнет от одного дуновения ветра. Настоящий мужчина специализируется на строительстве крепких и прочных домов из кирпича. Сказка о трёх поросятах – это та же аллегория к нашей теме. Первый поросёнок нашел уличную девку и развлекался с ней сутками напролёт, пока не заболел сифилисом. Второй поросёнок нашел дамочку в клубе и на утро проснулся в негритянском гетто без штанов и кошелька. А третий долго терпел и искал, нашел уютную домашнюю девушку, соорудил с ней семейный очаг, построенный на любви и доверии. В итоге всё закончилось счастливой семьёй с пятью детьми, и это можно было бы назвать хэппи-эндом, если бы не тёща. Этот третий поросёнок кропотливо и старательно строил большое каменное здание, не торопился и не давал содержимому штанов управлять своей судьбой. Он сам её прокладывал и подминал под себя. Это и сделало его настоящим мужчиной, разумным и надёжным, – нравоучительно завершил свой монолог Гинтоки, но, поразмыслив, задумчиво добавил. – Однако, если очень хочется трахаться, то надо трахаться. – Вся твоя прочувствованная речь шла к этому?! – возмущенно взвился Шинпачи. – И с какого перепугу ты так извратил известную сказку?! – Это не та вещь, в которой следует проявлять сентиментальность. Да и не тот момент. Ты уже не маленький ребёнок, который спрашивает у отца «папа, папа, что это за резиновые штучки?», а отец, стыдясь, в ответ выдаёт свои презервативы за воздушные шарики. Раз уж ты в открытую столкнулся со всем этим, ты должен постичь всю суровую правду жизни. Шинпачи тяжело вздохнул и прислонился спиной к дивану. – Ты говоришь такие кошмарные вещи, что рядом с тобой даже сложно чего-то стыдиться. Похоже, он немного пришел в себя. Гинтоки почти физически почувствовал, что атмосфера в этой комнате стала чуть менее напряженной. Если бы еще Оцу не пялилась на него своими большими глазами с поруганной фотографии. В этом был весь образ современного поп-идола: улыбается невинно, а сама наверняка подозревает, сколько молодых людей ежедневно приправляют её изображения сметаной. А сколько из них вот так же попадаются с поличным – это же подумать страшно! Кстати, о «подумать страшно». – С девушками совсем никак? Шинпачи только отрицательно покачал головой. – А… не с девушками?.. – неловко отведя глаза в сторону, спросил Гинтоки. – Ну, знаешь, там… Чёрная дыра с секретом… Топлёное шоколадное масло для скольжения… Элтон Джон… Рики Мартин… – Гин-сан! – с негодованием воскликнул Шинпачи, вскинув на него оскорблённый взгляд. – Эй, в наше время в подобном нет ничего страшного до тех пор, пока ты не начал публично призывать всех к этому. – Я не такой! Если ты поймал меня за… такими вещами… это ещё ничего не значит! – яростно прошипел Шинпачи, однако тут же снова сник. – То есть… Значит, конечно, но… – С не-людьми?.. – Гин-сан! Я тебя умоляю! – простонал тот, уткнувшись лбом в колени. – Мне и так плохо, не издевайся надо мной ещё больше! Я не голубой и не извращенец. Мне нравятся девушки. Просто всё время что-то идёт не так. Ты же и сам это прекрасно знаешь, верно? Вот я и… взорвался… Просто поддался низменным инстинктам… Гинтоки некоторое время сидел с задумчивым видом, словно размышлял, стоит ли озвучивать свои опасения. Он косился то на Шинпачи, то на фотографию Оцу, то на потолок, и иногда тяжело вздыхал. Наконец, решился. – Шинпачи, всё не так просто, как ты думаешь. Я, конечно, сказал, что игра в бильярд – не главное в нашей жизни. Но и воздержание иногда может быть опасным. Особенно в твоём возрасте и в твоём случае, когда на доске много шаров, а все лунки закрыты. Этот рецидив, что случился у тебя сегодня – тревожный знак. – И что ты предлагаешь? – уныло спросил тот. – Продолжать играть в бильярд, до тех пор, пока не закончатся шары? Или пока стук о стенки доски не станет слышен всем вокруг? Гинтоки покачал головой. Вариант был в чём-то правильный, но словно не до конца продуманный. Как бы каламбурно слово «конец» ни звучало в этой ситуации. Идея, как внести во всё это небольшой, но забавный штрих, пришла к нему еще пару минут назад. Однако пока что он слегка колебался. Конечно, это было немного безрассудно, нелепо и глупо. Тем не менее, оно же было изобретательно и в чём-то гениально. В любой другой ситуации он ни за что не согласился бы предложить такое. Но… разве сейчас был не самый экстренный случай? – Как насчёт пирога? – Думаешь, я способен есть после того, как попал в такую нелепую ситуацию и после всего того, что услышал от тебя? – Шинпачи-кун, – проникновенно заглянув ему в глаза, произнёс Гинтоки. – Ты смотришь на многие вещи однобоко, из-за чего часто упускаешь множество возможностей. Вполне вероятно, что это и лишило тебя радости засунуть свой палец в розетку еще пару лет назад. Шинпачи недоуменно смотрел на Гинтоки, пытаясь понять, что он имеет в виду. А затем его глаза округлились от понимания и ужаса от этого понимания. – Ты… Ты намекаешь на?.. Нет. Это недопустимо. Ты, наверное, шутишь. Это ведь только в глупых американских комедиях**** кто-то может заниматься подобным с пирогом… – Ну, во всех фильмах есть доля истины, – философски заметил Гинтоки. – Даже в фильме, где подросток трахнул пирог. В конце концов, яблочный пирог наверняка действительно такой же мягкий и тёплый, как женское лоно. – Не произноси слова «лоно»! В этой ситуации оно звучит как-то отвратительно! Пока Шинпачи переваривал происходящее и думал, не отправится ли он в Ад за одни размышления о подобном, Гинтоки шустро подполз к пирогу. Тот всё это время скромно стоял в стороне, словно забытый, а на самом деле, дожидавшийся этого мгновения. Можно сказать, наступил его звёздный час. Через пару секунд Шинпачи уже сверлил пустым взглядом коробку с пирогом, который ему так торжественно вручили. – И часто тебе приходят в голову подобные идеи?.. – уточнил он, однако тут же торопливо добавил. – Нет, лучше не отвечай! Знать этого не хочу. Лучше скажи, что именно ты нафантазировал. – Ты, пирог, сейчас, – пожав плечами, кратко изложил суть плана Гинтоки. – Прямо сейчас?! – А ты хочешь дождаться следующего раза и вытащить рыбу из озера при других свидетелях? В конце концов, кто угодно взорвётся, если будет всё время ходить заряженным своими нейронами по самые уши. Пар иногда надо спускать. Но делать это следует правильно. – В каком месте это вообще может быть правильно, эй?.. Несмотря на возмущение, Шинпачи всё-таки кинул на коробку неуверенный взгляд. В конце концов, зерно истины в словах Гинтоки было: все беды сегодняшнего дня произошли из-за того, что в нём накопилось много… чем бы оно ни было, оно в любом случае потребовало бы выхода рано или поздно. И даже пусть он уже приступил к открытию люков, но так и не смог разрядить всю обойму полностью. Всё это было чистой воды безумием. Но… Стоит ли ему стыдиться еще чего-то после того, как его поймали за настраиванием прожектора на фото поп-идола? Стоит ли ему стыдиться человека, который порочен от грязных носков до кончиков кудрявых волос? Как завороженный, Шинпачи поднял крышку коробки и уставился на пирог. Пирог словно уставился на него в ответ. Золотистый загар, овальная форма сплюснутого каравая, игривый зажим из корочки на вершинке. Начинка томилась в тюрьме из теста и только ждала, когда её кто-то освободит. (Хотя, конечно, она наверняка была настроена на другой способ освобождения) Известный персонаж Джейсона Биггза, страдающий кратковременной пирогофилией, мог только позавидовать. – Не могу поверить, что собираюсь делать подобное, – пробормотал Шинпачи, но вдруг нахмурился и обернулся к Гинтоки, который поудобнее устраивался на диване. – А ты что, собрался смотреть? – Разве ты не знаешь, что родительский контроль необходим во всём, особенно если это касается правил поведения с едой? – Тебе же просто любопытно, да? – В каком-то смысле. – Ну уж нет! Мне и так неловко, как будто мне прилюдно засунули в задницу тромбон! – Я же не собираюсь снимать тебя на мобильник и выкладывать это на Эдо-Тьюб! – Даже не думай! – Между прочим, я пожертвовал тебе свой полдник! Мог бы проявить хоть немного понимания! – И не надейся! Если тебе так хочется побыть со своим полдником под одной крышей во время этого, то лучше подстрахуй! Не хочу, чтобы меня застукала еще и Кагура-чан. Гинтоки, буквально вытолкнутый из комнаты, пожал плечами и уселся к нему спиной в коридоре. Шинпачи остался с пирогом почти наедине. Происходящее всё еще напоминало нелепый фарс. Заниматься этим с пирогом? Да кто вообще способен на такое за пределами киноленты? Это же совершенно аморально и… И… Стоп. Когда он успел засунуть в пирог член?! Всё случилось слишком быстро и словно во сне. Секунду назад Шинпачи стоял и смотрел на пирог, а, стоило моргнуть, как он уже медленно насаживает его на себя, как курицу на вертел. Видимо, из-за пережитого шока Шинпачи не мог себя до конца (в этом случае – в самом прямом смысле) контролировать. Да еще сказывалась неудовлетворенность и выносящие мозг речи Гинтоки. Тем не менее, результат пока что был неожиданно приятный. Действительно, пирог был мягким и тёплым. Красный до корней волос, Шинпачи отстраненно подумал, что девушки наверняка именно такие внутри. Нежность теста обволокла головку члена со всех сторон. Будь Шинпачи поопытнее, он бы посчитал, что не хватало плотности и тугости захвата. Но в силу своей молодости и беспечности, он не мог объективно оценивать привлекательность пирога, как предмета сексуального вожделения. Поэтому просто наслаждался ситуацией. А потом раздался тихий хруст. Но это был не хруст корочки – ведь сквозь корочку член прошел буквально пару мгновений назад, причем, прошел мягко и без сопротивления. Определенно, хрустнуло что-то внутри. И оно же жестко прошлось по чувствительной коже сокровенной части тела. – Ты что, в порыве страсти наступил на очки? – поинтересовался Гинтоки из прихожей. – Нет. Эй, разве ты не сказал, что это яблочный пирог? – Я сказал, что «яблочный пирог такой же мягкий и тёплый, как женское влагалище». И это слова не мои, это почти цитата. Но я не говорил, что это яблочный пирог. – Тогда… что это?.. – Пирог. От… твоей сестры, который она мне… Гинтоки прикусил язык и с ужасом поперхнулся своими же словами. Об этом он совсем не подумал. Это было плохо. Определенно, это было очень и очень плохо. – От сестры. Фирменный. С яйцом, – медленно пробормотал Шинпачи. – С хрустящим подгорелым яйцом… – через секунду Ёрозую огласил дикий вой и громкие полные неподдельных эмоций крики. – БОЛЬНО! Господи, оно жжётся! ЧЁРТ ТЕБЯ ДЕРИ, ГИН-САН! Теперь моя отвёртка точно не будет никому нужна! Моя отвёртка сейчас заржавеет и превратится в гайку! – Откуда я знал, что она впихнёт мне это орудие массового поражения?! Я думал, это остатки из хост-клуба! Гинтоки торопливо вернулся и обнаружил Шинпачи в самом плачевном состоянии. Не зная, как помочь, он суетливо заметался по комнате. Шинпачи корчился от боли, а на глазах невольно выступили слёзы. Но он уже отбросил от себя зловещую массу из теста – от греха подальше. Теперь нужно было только убрать остатки начинки из промежности. Но она уже плотно облепила всё клейкой массой. Когда Шинпачи начал отряхивать член и яйца, то не только размазывал жгучую зловонную смесь, но и пачкал больше участков кожи. Осознав это, он с ужасом захрипел. – Оно обожгло мои руки! Я не могу отряхнуть их! И я не чувствую ладоней! – В-вот как-то так обычно и бывает после долгих лет одиночества, – попробовал неловко пошутить Гинтоки. – Не смешно! Ни хрена не смешно! – Не паникуй, сейчас всё будет в порядке. – Что значит «в порядке»?! Как в такой ситуации вообще можно произносить слово «порядок»?! Гинтоки продемонстрировал ему край его, Шинпачи, штанов, которые сиротливо болтались в районе ступней. – Я собираюсь тебе помочь. Тот торопливо замотал головой и попятился. – Что?! НЕТ! Не думай даже! Лучше уж пусть я останусь совсем без отвёртки, чем пройду через такое! – Я помогу тебе, а потом мы просто сделаем вид, что ничего не было, ясно?! Иначе твой кий сотрётся так, что ты не сможешь загнать им в лузу даже земной шар! С этими словами Гинтоки схватил тряпкой член Шинпачи и стал торопливо его вытирать, пытаясь убрать с него остатки начинки. Для этого ему пришлось присесть на корточки рядом. – Это первый и последний раз, – убито бормотал Гинтоки. – Только из солидарности. И только потому, что идея была моя, и… Ты что делаешь?! Он только что осознал, что Шинпачи положил ему руки на плечи и усиленно их трёт. – Они чешутся! Жутко чешутся! – Ты только усугубляешь ситуацию! Осознав, как это всё выглядит со стороны, Шинпачи побелел. – Мне еще никогда не было так стыдно! – пролепетал он, содрогаясь и судорожно кусая губы. – Столько раз… попасть в идиотское положение… за один… день… Его пусковая установка всё еще стояла и находилась в режиме полной боевой готовности – то ли зацементировалась адской начинкой пирога, то ли возбуждение просто так не проходило даже от шока… То ли это была реакция на резкие движения рук Гинтоки… В любом случае, это смущало и мешало концентрации. А кроме этого было еще и очень, ОЧЕНЬ больно. Тамагояки как будто прожигали кожу насквозь, словно сотня мелких жуков-короедов. Это уже не просто глупое недоразумение. Опасность для всего, что соприкоснулось с этим биологическим оружием, была очевидна. Шинпачи был ослеплен болью и неуместным стояком, Гинтоки торопился спасти его и побыстрее это закончить, и оба были так заняты и встревожены происходящим, что пропустили раздавшееся из коридора радостное девичье «Гин-сан, ты забыл еще одно обэнто!» – Быстрее! – Уже почти всё… Совсем чуть-чуть… – Я больше… не могу… Когда ты уже закончишь?! – Ты предлагаешь мне это слизать?! – Шин… тян?.. Оба резко замерли и обернулись. В дверях стояла Отаэ и смотрела на открывшуюся сцену глазами, которые… Ни Гинтоки, ни Шинпачи не смогли подобрать соответствующих эпитетов, которые достаточно наглядно описали бы выражение лица Отаэ. Даже слово «ошеломление», умноженное в миллион раз, вряд ли подошло бы. Неловкая немая сцена с участием расчехлённого члена опять повторилась. Наверное, именно поэтому во второй раз Шинпачи пришел в себя быстрее. – С-сестра, это не то, что ты думаешь! – заорал он, вырываясь из рук остолбеневшего Гинтоки и кидаясь в сторону, чтобы прикрыть срам. При этом он запутался в штанах, весьма неосторожно оступился, и… пнул пирог. Откинутое орудие массового поражения прилетело Отаэ точно в лицо – прямо развороченной начинкой. Если в небе и были какие-то сверхъестественные силы, они только что сыграли крещендо идиотизма на своём небесном пианино. Молчание воцарилось снова, но в этот раз оно было даже… зловещим. – Я просто… – запоздало выдавил из себя Гинтоки. – Я просто выманивал из его штанов жуков. С помощью твоего пирога. Отаэ медленно отодрала от лица бесформенную клейкую массу и подняла голову. Из-за того, что начинка полностью облепила её щёки, лоб и подбородок, создавалось жуткое впечатление, что с них сползла кожа. Как в небезызвестном фильме, персонажи которого не додумались совокупляться с пирогом, но зато ловко махнулись своими лицами. Или как в любом кино про зомби и прочих монстров. Однако то, как она пошла по направлению к ним, вовсе не было шагом зомби. Это было шагом карателя. * * * Руки и половые органы Шинпачи через несколько недель зажили (чего не скажешь о его самоуважении), Гинтоки некоторое время провёл в больнице с сотрясением мозга и нервным срывом, а выбитую стену Отосе им простила за неопределенную сумму. Всё же пора взросления – пора больших открытий и больших бед. *Шуэйша (Shueisha) – японская корпорация, издающая журнал Shonen Jump в котором публикуется сёнен-манга. **Эмпайр-стейт-билдинг (англ. Empire State Building) – 102-этажный небоскрёб, расположенный в Нью-Йорке на острове Манхэттен. ***Данте – главный герой серии игр Devil May Cry. ****Речь, разумеется, о фильме «Американский пирог». *****Упоминается фильм «Без лица».