Другая сторона мечты

      На пушистом и белоснежном, только что выпавшем снегу остаются мои следы — я удираю со всех ног, отчаянно пытаясь найти какое-нибудь укрытие. Вариантов у меня немного, и ни один из них не может гарантировать мою хотя бы относительную безопасность.       Леденящий душу крик, похожий на голос стервятника, разрывает жуткую тишину, но больше звуков мой преследователь не издаёт. Его даже не разглядеть — он снова стал невидимым, поэтому мне остаётся ориентироваться лишь на его ужасающий зов. Я спотыкаюсь и падаю на живот, едва не выпустив клинок из рук. Кристаллики снега царапают кожу. Я крупно дрожу, и причиной этому отнюдь не холод.       Поднимаю взгляд и невольно вскрикиваю — вижу их. Дин лежит на земле неподвижно с искажённым налётом былой ярости лицом — охотнику сломали шею. Взгляд сам собой падает на кровавое месиво, когда-то бывшее Кастиэлем — ангела растерзали когтями и зубами. У него не было шансов даже с его моджо. Ни у кого из них не было шансов. Как и у меня.       Я убежала от их мёртвых тел минут десять назад, но какая-то сила извне всё равно возвращает меня сюда. Заставляет сделать круг.       Я переворачиваюсь на спину и вижу над собой огромную не то летучую мышь, не то рыбу с перепончатыми крыльями — жнец догнал меня. Существо в ярости — вон, как полоски на боках сверкают. Он раскрывает рот, состоящий из четырёх жвал с лезвиями, и издаёт тот же самый крик. Убегать бесполезно — всё кончено — однако, даже несмотря на это, я выставляю сверкающий ангельский клинок прямо перед собой. Где-то в глубине души тлеет вера в то, что этим оружим можно спасти мою жизнь. Стоит жнецу подлететь ко мне ближе, я пытаюсь вспороть клинком его брюхо, но он разворачивается и мощным ударом серповидного хвоста выбивает оружие из рук. Отбрасывает так далеко, что мне в жизни не дотянуться до него.       Я ползу в сторону, но продрогшие руки скользят по снегу. Все попытки спастись кажутся невероятно жалкими. Тварь подлетает ко мне, набрасывается и терзает, терзает, терзает когтями и лезвиями на жвалах, однако будто нарочно не убивает, словно желая продлить мои мучения. Я кричу от ужаса, от дикой боли, пытаюсь вырваться, отбиться, отпинаться. Всё тщетно. Я чувствую каждое движение жнеца: как он ломает мне руку, разрывает грудь и вспарывает живот, а силы стремительно покидают меня вместе с дымящейся кровью, окрашивающей белый снег тёмно-алым.       И лишь после нанесённых увечий он, наконец, оказывает последнюю милость — перегрызает мою шею. Последнее, что я ощущаю — это невероятное чувство полёта, словно моя душа падает в бездну. В объятия Смерти. Я лечу вниз с огромной скоростью…       …чтобы с громким воплем проснуться в кровати.       Я подскакиваю как ошпаренная, путаюсь ногами в одеяле и шлёпаюсь на холодный дощатый пол, содрав ладонь до крови — прекрасное дополнение к огромному синяку на плече, полученному после неудачных перелётов на ангеле на короткие расстояния. Пытаюсь подняться и кричу снова, едва вижу высокую тёмную фигуру, стоящую в дверном проёме. В полумраке кажется, что пришелец вооружён ножом.       — Люси?       Загорается яркий, ослепляющий свет, и, стоит моим глазам привыкнуть к смене освещения, я с облегчением опознаю в фигуре Дина, живого и невредимого. Крупно дрожа, обнимаю себя руками в попытке успокоиться и прийти в себя. Сердце колотится как сумасшедшее, отдаваясь глухим стуком в висках, я часто и глубоко дышу, словно минуту назад вынырнула из-под толщи воды и сейчас пытаюсь как следует наполнить лёгкие кислородом.       Ночной кошмар. Снова ночной кошмар. Третий за прошедшие четыре дня.       — Ты в порядке? — окликает меня Винчестер.       — Я… да… всё хорошо, — шепчу я срывающимся голосом. — Я снова тебя разбудила? Прости, просто… мне страшно. Я…       Он обнимает меня за плечи и помогает подняться с пола:       — Пойдём.       Охотник отводит меня на кухню, где наливает чистого виски и следит за тем, чтобы я выпила его весь, а не просто помочила губы. Я не люблю виски: отчасти в этом сыграла свою роль мама, всегда утверждающая, что у него неприятный запах. Порой я могла поспорить на сей счёт, но даже при этом всё равно предпочитала более сладкое и мягкое красное вино.       Однако после каждого моего кошмара Дин наливает мне именно виски, потому что ничего другого Бобби в запасах не держит. Приходится пить через силу, только эффект от такого «успокоительного» слишком очевиден, чтобы крутить носом.       Вчера — для верности я, чёртов Йанто Джонс, сверяюсь часами — было ровно четыре дня, как я застряла в параллельном мире. Причём не просто параллельном, а в мире своего любимого сериала. Мы так и не сумели точно установить, почему это случилось — Габриэль, перенёсший Кастиэля и Дина в их мир из моего, улетел почти сразу же, так и не дав внятного ответа. Очевидным остаётся лишь одно: я застряла здесь надолго (если и вовсе не навсегда), поскольку путешествия между параллельными мирами, насколько я знаю из своего сериального опыта, очень опасны для обеих вселенных. Стены между реальностями уже начали рушиться, и как знать, выдержат ли они очередное перемещение.       — Это был обычный кошмар, — я чувствую острую необходимость объясниться. — Тебе должно быть это знакомо — с твоим-то образом жизни.       Третью ночь подряд я бужу Винчестера-старшего своими криками посреди ночи только потому, что наши спальни находятся рядом, а у него чуткий слух. Третий раз подряд я смущена своим поведением, хотя, когда Дин жил у меня в квартире, я будила его своими воплями с завидным постоянством и без намёка на угрызения совести.       Охотник лишь кивает. О его кошмарах сложены целые истории.       — Как ты справляешься с этим?       — А почему, ты думаешь, я сплю с оружием под подушкой? — негромко усмехается он, однако без веселья в голосе.       Я наливаю себе ещё немного виски — чуть-чуть, на самом донышке. Руки немного дрожат. Выпиваю стакан одним обжигающим глотком и встаю из-за стола:       — Я спать. Попытаюсь, по крайней мере, снова заснуть.       На самом деле мне вовсе не хочется спать — я лишь спешу сбежать от Винчестера. Сбежать от того разговора, который он может завести и к которому я не готова. Все эти дни я изо всех сил надеялась, что он не поднимет эту тему, почти избегала охотника: находила себе какое-нибудь занятие, активно помогала Бобби с книгами (мои скромные знания латыни нашли своё применение в изучении источников). Не знаю, действительно ли у меня получается либо Дин сам не желает об этом говорить, но наши отношения до сих пор остаются в состоянии не стояния.       А причиной всему моя кажется-влюблённость в охотника, о которой я дала ему знать. Когда он собирался покинуть мой мир, мы поцеловались на прощание. Я… я тогда была немного не в себе — испуганная и растерянная, думала, что больше никогда не увижу его нигде, кроме телевизионного экрана… а теперь мне приходится иметь дело с последствиями собственноручно наломанных дров. Вряд ли Дин разделяет мои чувства, но от того ощущение неловкости меньше не становится.       Кроме того, Габриэль мог отнюдь не ошибиться, перенеся меня вместе с остальными. Поэтому у меня есть серьёзная причина пересмотреть свою фанатскую любовь к Трикстеру.       Я ворочаюсь до самого утра, пытаясь задремать и отогнать назойливые мысли, но в конце концов сдаюсь, поэтому тихонько спускаюсь вниз, надеясь, что смогу найти там какое-нибудь занятие. Сейчас главной проблемой остаётся Люцифер и недавно устроенный Апокалипсис, что меня беспокоит даже больше, чем, кажется, всех остальных — я-то в курсе остальных последствий. Главное для Винчестеров — предотвратить грядущий конец света, и я знаю, как это сделать быстро и почти без потерь. Однако боюсь нанести своими знаниями вред ткани реальности этого мира: курс воспитания научной фантастикой зря не прошёл. Уверенность остаётся только в одном: я не дам Сэму Винчестеру попасть в Ад и постараюсь уберечь Кастиэля от неправильного шага.       — Тоже не спится? — слышу я за спиной мягкий голос, и почти подпрыгиваю от неожиданности. На кухню заходит взъерошенный Сэм (лёгок на помине), сон которого, по-видимому, не ушёл далеко от моего.       — У меня жнецы, у тебя какое оправдание? — спрашиваю я, между делом подумывая о ещё порции виски, но спешно одёргиваю себя: так и спиться недолго.       — Тёзка твой, — я кривлюсь при упоминании моего прозвища. Да, оно мне нравилось — такое дерзкое и сильное — но здесь и сейчас оно кажется каким-то… нелепым? Неуместным? Девушка, которая называет себя Люцифером — это определённо не то, что хотели бы видеть охотники. — Всё склоняет меня стать его сосудом. Выкуси, — последнее охотник бормочет себе под нос, глядя куда-то наверх. Явно не ко мне сейчас обращается.       — Ты погоди, то ли ещё будет, — вырывается у меня. Я и сама не понимаю, это попытка подбодрить его или я сейчас невольно похвасталась своими знаниями. Во всяком случае, Сэм кажется заинтересованным.       — Ты расскажешь, чем должна кончиться эта история? — осторожно, словно прощупывая почву, спрашивает он, наливая в стакан холодной воды.       — Нет, — я категорично мотаю головой, хотя на самом деле мне безумно хочется предупредить всех и каждого, кто попадётся мне на пути. — По крайней мере, не сейчас.       — Почему? — кажется, он действительно не понимает. Или считает наши доводы различными.       — А ты представь, что в определённый момент тебе уготована смерть, и я об этом знаю. Ты бы попытался всеми силами избежать гибели, ведь если предупреждён, то и вооружён тоже. А если я скажу, что это нельзя исправить? Ты хоть раз видел неизлечимо больного человека? Который готов в омут с головой броситься, если придётся.       — Я прекрасно понимаю, о чём ты говоришь — Дин был таким же два года назад.       — Кроме того, это будущее. Если я права, то время выбито в камне, и безболезненно переписать его невозможно. Любая попытка может привести к катастрофе.       — У нас Апокалипсис — не думаю, что станет хуже, — пытается отшутиться Винчестер. Его голос кажется… виноватым? С чего вдруг? — Эй, ты слишком серьёзна. Дин говорил, ты… это… ну, весёлая обычно.       Интересно, какой термин он использовал на самом деле.       — А ты не похож на того Сэма с приступами меланхолии, которого я запомнила в сериале, — парирую я. Охотник дёргает уголком губ в улыбке, а я невольно любуюсь. Я уже говорила, что Винчестеры — чертовски привлекательные ребята?       Да, я целовалась с Дином, он мой кумир и далее по списку, но не пустить мечтательные слюни на Сэма — просто кощунство. Что поделаешь, тут сам Бог велел вздохнуть по красоте, стройности и грации. И Крипке — куда уж тут без «Эрика Садомазыча».       Сэм открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но, видимо, передумывает и, бросив едва различимое «не бери в голову», уходит восвояси. И примерно так последние дни, что я тут нахожусь: он точно хочет вывести меня на какой-то откровенный разговор, только никак не решится… боится? Что вообще происходит?!       — Так, балбесы, звонил Руфус, нужно кое-что найти, — распоряжается Бобби, когда все уже окончательно просыпаются, завтракают и прерывают очередное составление планов действия в условиях Апокалипсиса из-за телефонного звонка. Мне кажется, что звонят раз сотый только за это утро — телефоны у Сингера почти никогда не смолкают.       Он быстро вводит нас в курс дела, после чего основной нашей задачей становится откапывание нужной книги из превеликого множества различных старинных фолиантов. Сэма, как самого способного, засаживают за ноутбук, а мы с Дином листаем пыльные страницы, от которых я чихаю через каждые пять минут и здорово надоедаю этим охотникам.       — Так и до аллергии на пыль недалеко, — бормочу я по-русски, прежде чем снова оглушительно чихнуть. Пыль в доме Бобби точно полноправный пятый житель. И это если считать только ту, что мы натрусили с книг.       — Иди-ка ты на улицу, — Дин явно устаёт каждый раз желать мне доброго здравия и спешит выпроводить меня куда-нибудь на задний двор, не стесняясь в выражениях. — Мы сами закончим.       Пробормотав что-то о сексизме, я вздёргиваю нос и гордо чихаю ещё раз, но всё же следую совету. Тем более, за эти четыре дня мне так и не удалось толком прогуляться по владениям Бобби. Которые, кстати, неплохо бы изучить. На всякий случай.       На улице солнечно, тепло (что достаточно странно для ноября в Дакоте, пусть и Южной) и безветренно. Прямо рай для меня — три месяца холодов в родной России кого угодно выведут из себя. Ласковое солнышко отражается от стёкол и зеркал старых и ржавых машин, поэтому вся свалка кажется залитой почти ослепительным светом.       Наслаждаясь и своеобразным пейзажем, и ярким днём, я ступаю куда-то вглубь всего этого металлического царства, не глядя, собственно, куда иду. Бесцельно брожу, не следя за дорогой, рассматриваю всё вокруг себя и пытаюсь отрешиться от реальности, чтобы остаться лишь наедине с собственными шагами. Однако эта попытка расслабиться оказывается печальным промахом — в голову тут же лезут не самые оптимистичные мысли.       Я застряла в параллельной вселенной. Мои родители там, в другом мире, и, останься я здесь навеки, вряд ли когда-либо узнают о моей настоящей судьбе. Они будут искать и переживать, но в итоге я уйду в историю простой пропавшей без вести. Листовки на остановках, в автобусах, сообщения в интернете и по местным телеканалам, всё такое. Через несколько лет меня признают умершей, ещё спустя несколько лет будут лишь изредка вспоминать до тех пор, пока не останется никого, кого бы беспокоил мертвец в моём лице.       Все мои друзья, однокашники, соседи и просто знакомые: именно сейчас я понимаю, насколько они мне дороги и как их будет не хватать. Даже Мэг… моя кошка осталась одна дома. Пока меня кто-нибудь хватится, несчастное животное может попросту умереть от голода: мышей в новостройках не водится, а еды в кормушке оставалось мало. Я надеюсь, что её заберут… возможно, даже уже забрали. Чарли или Клара, с которыми я договорилась встретиться в четверг — соседка знает, что девочкам можно дать запасные ключи. В моей вселенной один день идёт за четыре здешних, а демоны и жнецы пришли по нашу с Дином душу во вторник. Меня должны уже хватиться.       Где-то неподалёку я слышу жалобное мяуканье и даже сначала не разбираю, в моих ли то мыслях-«глюках» или на самом деле, но, прислушавшись, понимаю, что это действительно кот. Или кошка. Похоже, несчастное животное попало в беду, раз оно так отчаянно вопит, поэтому я, не теряя ни минуты, быстрым шагом направляюсь на звук.       Каково же моё удивление, когда застрявшей в одной из железяк оказывается именно моя кошка.       — Мэг! — радостно воплю я и бросаюсь в очередной раз вызволять попавшую в неприятность любимицу, после чего за малым не расцеловываю животинку. — Мэг!       До чего же приятно осознавать, что я не одна застряла здесь! Моя кошка не скончается в страшных муках голодной смертью. Правда, вместе с радостью приходит и новая волна негодования: Габриэль, этот чёртов архангел, очевидно, специально перенёс меня сюда. Раз уж нашёл время вернуться за компанией мне. И если его слова про шесть золотых крыльев правдивы, то при следующей нашей встрече он точно лишится пары из них.       Мэг ласково мурчит, и от этого звука весь праведный гнев на Трикстера точно растворяется в новой волне нежности и ласки.       — Дин! — с прежним ликованием я несусь обратно в дом (едва не заблудившись по дороге), чтобы «обрадовать» охотника, и едва не сбиваю его с ног, когда влетаю в комнату, а он в это время шагает на кухню. — Смотри, кого я нашла!       — Чёрт, и тут она! — с наигранным негодованием восклицает Винчестер-старший и трёт нос, хотя на самом ли деле у него сейчас насморк от кошачьей шерсти, или же только притворство, я не знаю. — Это Гейб постарался?       — Наверное, — я пожимаю плечами, решив сейчас не заострять вопрос на причинах и следствиях. Потом ощипаю пернатого. — Бобби, у тебя найдётся колбаса?       — Колбасы нет, но в холодильнике был вчерашний гамбургер.       — Эй, это мой! — ревностно заявляет Дин.       — Не будь задницей, — вздыхаю я и решительно разламываю булочку и котлету на маленькие кусочки, чтобы Мэг было удобнее жевать. — Я тебе свежих потом куплю.       Охотнику ничего больше не остаётся, кроме как смириться с участью своей гастрономической заначки. Я же вредная и всё равно своего добьюсь. Ограничивается Винчестер только вежливой просьбой убрать «это чудовище» с глаз долой по причине всё той же пресловутой аллергии.       Принимая на пороге Бобби солнечные ванны и гладя мягкую чёрную шёрстку кошки, я не сильно возражаю. Не знаю, сколько проходит времени, но я успеваю задремать, подперев плечом дверной косяк. Может, мне даже что-то снится, однако жнецы на этот раз не пролетают, и я несказанно рада этому. После кошмаров заснуть удаётся с трудом, и в итоге приходится либо отсыпаться днём, либо ходить жутко раздражительной в готовности наорать на любого, кто случайно издаст лишний резкий звук. Как если бы я страдала похмельем, но без пьянки накануне.       Правда, длится счастливый сон недолго. По крайней мере, мне так кажется, стоит почувствовать на плече крепкую ладонь, слегка встряхнувшую меня, чтобы разбудить. Лениво приоткрыв один глаз, я вижу Бобби, выехавшего на коляске подышать свежим воздухом.       — Думаю, тебе стоит зайти в дом, ночью тут обычно дубак, — кивает старый охотник в сторону гостиной. Наконец-то полностью стряхнув с себя сон, я замечаю, что на улице уже смеркается, а моя кошка куда-то убежала — очевидно, мышковать. — Или тебе принести плед сюда? — он добродушно усмехается.       — Да, я сейчас, — неловко потирая глаза, бормочу я. Если до этого меня не отпускало состояние сродни похмелью, то сейчас глаза элементарно закрываются — самый главный недостаток дремоты перед закатом. — Тебе помочь?       — Был бы премного благодарен.       Я помогаю Сингеру заехать на коляске обратно в дом и замечаю, что ни Дина, ни Сэма даже не слышно. Очевидно, они уехали по делам, но меня почему-то решили оставить здесь, подальше от своих заморочек. После пережитого при нападении демонов на университет ужаса, я уже не горю желанием становиться охотником и ездить по стране в машине, под завязку забитой оружием. Домашние посиделки и сбор информации наподобие Бобби представляются более предпочтительными занятиями. Лучше них остаётся только просмотр этого безобразия на ноутбуке.       Привет фанатам «Голодных игр» и «Игры престолов». Мысленно я с вами.       — Спасибо.       Мы отправляемся на кухню. Неплохо бы сообразить что-нибудь на ужин, правда, в холодильнике кроме консервированного рагу больше ничего не водится. Надо завтра приготовить что-нибудь домашнее — не всё же охотникам чем попало питаться.       Повисает тяжёлое молчание, настолько ощутимое, что, кажется, при желании к нему прикоснуться можно. Я принимаюсь за разогрев рагу, изредка спрашивая у Бобби расположение нужной мне посуды и прочей кухонной утвари — всё-таки, на этой кухне не я хозяин и сама искать буду долго и нудно. Сингер отвечает коротко, рубленными фразами и большей частью остаётся задумчив. Точно решает, как лучше поставить вопрос. Все эти четыре дня я видела, что мои знания интересуют охотников, но на меня не наседали. Из вежливости ли, или мне таким образом давали возможность немного адаптироваться к переменам?       — Наши миры сильно различны? — вопрос кажется неожиданно громким. Я подскакиваю и едва не выпускаю из рук ложку.       Если так будет продолжаться и дальше, мне придётся в скором времени начать пить валерьянку.       — Я бы не сказала, что кардинально, — отвечаю я, помедлив. — В мелких деталях — да. Магии нет, охотников нет, президентом США стал афроамериканец, — а, стойте, у них ведь тоже Обама. Политологи с соседнего факультета меня за такое невежество давно бы загрызли.       — И мы всего лишь сериал? Просто ещё одна выдуманная история, выпускаемая по телевизору раз в неделю? — любопытство и тщательно скрываемое удивление в его голосе можно понять.       — Девять сезонов, — не отрицаю я. — С продлением на десятый. По слухам, по крайней мере.       — И… я всё это время катался на этом чёртовом инвалидном кресле? — осторожно интересуется Бобби. Похоже, меня теперь считают кем-то вроде местной гадалки.       Я поджимаю губы, пытаясь подобрать правильные слова:       — Ну… ты бодрячком держался, — и даже почти не вру, потому что призраком он действительно был боевым. Поактивнее многих.       — Я умер, да? — Сингер спрашивает это настолько резко и прямо в лоб, что я не успеваю солгать:       — Да, — и мысленно пинаю себя: дура, дура, дура! — Тебя тяжело ранили… ранят в перестрелке, — я уже не пытаюсь скрыть правду и внезапно мне кажется, что обстановка столовой в один миг становится жутко интересной. Я готова изучить что угодно, лишь бы не смотреть в эти полные надежды глаза старика. — Но ты был без коляски. Тебя исцелили, — быстро добавляю, словно пытаясь оправдаться.       — Кто? Кастиэль?       — Кроули, король перекрёстков. Вы его ещё не знаете, но он помогал вам. Из собственных интересов, разумеется.       — Только не говори мне, что я продал душу из-за ног, — я снова поджимаю губы, потому что на самом деле всё случилось именно так, пусть и с небольшой оговоркой. — Нет, правда, что ли?       — Бобби, пожалуйста… — я вздыхаю. — Я не знаю, насколько безопасны все эти рассказы. Меня не должно было здесь оказаться.       Больше он не пытается добыть информацию от меня, а я остаток вечера просиживаю в гостиной на диване, прекрасно понимая, что, если пойду спать в свою комнату, кошмары вернутся снова. Вместо этого я, лениво переключая каналы на стареньком телевизоре, пытаюсь прикинуть варианты развития событий — разработать некую стратегию. Хотя иногда кажется, будто я просто пишу очередной фанфик, параллельно между тем придумывая ещё несколько, потому что каждая из моих идей могла бы идеально лечь в основу любой фанатской истории, но никак не реальной жизни.       Кажется, я засыпаю с мыслью о том, что мне нужно добиться аудиенции со Смертью.