Половина от половины

Куукаку отодвинулась от пробивавшихся в окно красноватых снопов света и раздражённо поковыряла отсыревшую золу в очаге. Вообще-то, она должна была прибраться в доме, пока брата нет, но чёрта с два она собиралась делать это одна. Она только насобирала по дому кое-какие уцелевшие вещи и сбросила их в одну кучу. Рядом на горке из тряпья тихо посапывал мелкий. Солнце уже почти село, а брата всё не было. Куукаку проголодалась, ей надоело сидеть одной и присматривать за младшим. Ей хотелось домой, к отцу, пусть даже пришлось бы мириться с надоедливыми няньками. Она потёрла глаза - их снова защипало. Ну уж нет, хватит реветь. Решительно шмыгнув носом, девчонка прижала колени к груди и уставилась на дверь. Прошло всего два дня с той ночи, когда Кайен разбудил её и, сонную, потащил прочь из дома. Куукаку еле переставляла ноги, но брат держал крепко и шёл очень быстро, так что ей вскоре пришлось проснуться окончательно. Спину Кайена оттягивали два узла - маленький поверх большого. В большом было немного вещей, что он успел прихватить с собой, - одежда, деньги, минимум припасов. Во втором узле спокойно спал, ничего не подозревая, закутанный в дорогой шёлк младенец - их младший брат. Куукаку, хоть и была сопливой девчонкой, не была глупой. Она понимала: произошло что-то плохое. Утром два дня назад к отцу приходили какие-то люди; вечером, когда Куукаку ложилась спать, отец позвал к себе Кайена. А ночью брат увёл их из дома. Куукаку понимала, что это был побег. Они протискивались между жмущимися друг к другу руконгайскими домишками, потом неслись через поле с колючей травой, потом пробирались по сырому дну оврага. Сначала Кайен плакал - Куукаку не видела его лица, но слышала всхлипы. Ей хотелось пнуть его и обозвать размазнёй, только бы не слышать этих звуков, но брат стискивал её руку и ничего не говорил. Сама Куукаку не плакала, вот ещё. Не при брате. Она разрыдалась позже, когда он не видел. И немножко сегодня, когда он ушёл в Руконгай за едой. Ведь она не была дурой - она понимала, что папы больше нет. Они нашли этот заброшенный дом в стороне от Руконгая и решили остаться здесь. Всё равно им больше некуда было идти. Припасы кончились на следующий день, но кое-какие деньги ещё были. И сегодня Кайен отправился в Руконгай, чтобы купить еды и воды. У Куукаку живот прилип к спине, да и пить очень хотелось. Спящий ребёнок пошевелился, издав плачущий звук. Девочка нехотя поднялась и достала из тени небольшой бамбуковый сосуд с водой. Опустившись рядом с "колыбелью", она осторожно, стараясь не пролить, напоила младенца. Вытерев рот Гандзю ладонью, Куукаку украдкой слизнула капли и убрала сосуд обратно в тень. С каким бы вожделением она ни смотрела на единственную оставшуюся у них воду, она знала: это - для мелкого. Ребёнок нуждался только в воде, и уж эту малость они должны были ему обеспечить. Когда на подходах к дому зашуршала трава, были уже сумерки. Куукаку мгновенно вскочила. - Это ты? - громко спросила она. - Я, я... - раздался в ответ голос Кайена, какой-то слабый и полузадушенный, и в следующий момент он ввалился в комнату, держась за стену, как будто еле стоял на ногах. Выглядел брат как после хорошей драки: бровь разбита, со лба и уголка губ стекает кровь, распущенные волосы в пыли и листьях, костяшки на руках содраны, измятая и порванная юката кое-как держится на худых плечах. Кайен устало присел на пол. - Прости, я не принёс еды. - Подрался? - Куукаку потянула его за руку, заставляя наклониться, и ладонью убрала волосы со лба, чтобы разглядеть разбитую бровь. Кайен только вздохнул в ответ и поморщился, когда сестра стала зализывать ранку языком. - Деньги отобрали? Кайен кивнул. Словно вспомнив что-то, он подошёл к узлу, в котором хранились все их пожитки. Порылся, выудив оттуда нож, намотал волосы на кулак и одним быстрым движением отрезал свой длинный хвост - Куукаку даже не успела опомниться. - Ты чего это? - удивилась она, глядя на пригоршню чёрных прядей, упавших в очаг. - С этим во мне сразу видно сейретейского. - Откуда знаешь? - Они сказали. Типа, длинные волосы и дорогая одежда - сразу понятно, что богатенький сынок, - Кайен взъерошил волосы. - Теперь как? - Вылитый голодранец! - почти восхитилась Куукаку. Спать легли, как были, голодными, завидуя Гандзю, которому не надо было ничего, кроме воды. - Я хочу пить, - пожаловалась Куукаку. В животе громко заурчало. - И есть. - Ты мелкого напоила? - Угу. - Там ещё осталось? - Угу. - Можешь выпить половину. В лесу должен быть ручей, завтра поищем. - А ты? - Я... не хочу, - Кайен заёрзал рядом, - пей. - Нет, хочешь. Давай тогда по половине от половины. Куукаку не была дурой и понимала, что теперь, когда папы нет, они с братьями остались одни. Не как тогда, когда умерла мама. Теперь совсем одни. Она, её глупый старший брат и мелкий, который даже не умел говорить.