с добрым утром!

Какой всё-таки приятный звук. Под струями тёплой воды сейчас нежится один очень дорогой ему человек. Песен не поёт, зато пользуется его гелем, а потом и полотенцем. Промокнёт свою нежную полупрозрачную кожу, дотронется до пениса... Вытирайся хорошенько, чтобы не заболеть! На полотенце надо будет вышить инициалы. Красными нитками. Ему идёт красный. Завтрак подзывает к себе. Оладушки так сексуальны, что Таканори смущается и пьёт апельсиновый сок. Его слегка шатает от воспоминаний. Ночью руки повара были на подработке: исследовали поверхности и впадины, пробовали грунт, уходили на глубину за подземными водами. Ни тени усталости. Блестящие от масла пальцы будоражат фантазию. Они ныряют в рот по детской привычке и выскакивают оттуда с хлюпающим звуком. Таканори кашляет апельсином, привлекая к себе изрядное внимание. – Ты совсем не ешь! – Спасибо, не хочется. – Как гость ты мне не очень нравишься, – смеётся Ютака. Таканори нелегко признать себя гостем. – Хорошо спал? – Я брыкался? – Нет. – Сказочный сон. – Гримм? – Народов мира. – Поешь хоть. – Буду собираться. Много дел намечено. – Упрямый. Дела бесконечны, а попробуй найди немного тепла в этой жизни, линзы треснут. Беречь надо то, чем судьба наградила. Это ангел с расстроенной арфой. Одиночество – твоё настоящее вдохновение. Не теряй время, беги внимать ужасам нашего времени. Простой опасен. Ты упадёшь. Этот знаком больше. Таканори одет, но не готов. Душа его продолжает спать, ожидая поцелуя. Он проводит рукой по простыне, чувствуя жар, хотя по законам физики его не должно уже быть. – Ты можешь остаться, – Ютака говорит мягко, и в его «можешь» звучит «должен». – Дела. – Вернёшься? – руки, побывавшие везде, где не ступала ещё нога человека, разгладили рубашку на Таканори. – Не обещаю. – Поклянись. Улыбку не переспоришь.