Лави не знает

Лави не знает, кто из троих пишет эти строки. Кто заполняет желтоватые листы бумаги: Лави-экзорцист, Лави-книжник или Лави, ставший на сторону Ноев? – Ты закончил? – Да, господин Камелот, сейчас… Лави не успевает дописать дату и посыпать песком написанное – Ной уже требовательно тянет руку, и его нельзя заставлять ждать. Тёмные глаза быстро пробегают по непросохшим ещё строкам. – Хм… Долго, слишком долго. Мне нужно, чтобы ты работал быстрее. Лави покорно опускает голову. – Я сделаю всё, что в моих силах, господин Камелот. – Нет, – резко отвечает Ной, продолжая чтение. – Ты просто сделаешь это. Завтра у меня совещание, и я хочу, чтобы ты подготовил все необходимые документы. – Будет исполнено, господин Ной, – Лави снова кивает. Камелот отрывается от бумаг и смеряет Лави холодным взглядом. – Я просил отвечать мне? Если я приказываю что-то, то оно в любом случае должно быть исполнено. – Простите меня, господин Камелот, – шепчет ученик Книжника. – Ну вот, снова. Разумеется, я не забуду тебе это многословие – оно тратит моё драгоценное время и внимание. Не забуду и то, что ты опять мне перечишь, ничтожество. Я думал, что ты уже усвоил урок, но, видимо, ошибся… Лави сидит, опустив глаза, не произнося более ни слова. Лави-экзорцист зло напомнил бы Ною, почему бывший экзорцист пишет медленнее, чем обычно. Почему безымянный палец и мизинец не сгибаются, а оставшиеся подвижными еле держат перо и нестерпимо болят уже после двух часов непрерывного письма. И почему на левую свою руку Лави старается лишний раз не смотреть. Хотя ей можно придерживать бумагу. Ей можно придерживать бумагу. Господин Камелот слишком увлёкся в тот раз, от души прохаживаясь по его пальцам каблуками, ломая его кости. Когда обе твои руки не действуют, проблематичным становится сделать самые простые вещи – например, мочеиспускание или процесс дефекации превращаются в настоящую муку. Даже Ной в конце концов не выдержал и позвал Черепов, чтобы подлечили его быстрее. И больше не трогал ни его руки, ни голову, предпочитая отыгрываться иными способами. – На сегодня всё. – Ной небрежно кидает листки на стол, поворачивается спиной и идёт прочь; Лави поспешно сгребает всю бумагу со стола и спешит следом. Он не хотел бы идти через весь Ковчег в одиночестве. Внутри чёрного Ковчега всё совсем не так, как в том, который принадлежит Аллену. Здесь всегда безлунная ночь, и звёзды на странно-чёрном, отливающем синевой небе расположены не так, как в Южном или Северном полушарии, там нет ни одного знакомого Лави созвездия. Размышляя над этим не раз и не два, Лави-Книжник вынужден признать, что Ковчег находится не на Земле. Лави-сторонник Ноев лишь отмечает про себя, что это очередное доказательство могущества тех, кто сейчас отдаёт ему приказы. И архитектура тут ближе к готической, где-то вдалеке стоит огромный тёмный собор со шпилем, утыкающимся в тёмный звёздный купол. Чудно – в окнах домов горит свет, синеватый, мерцающий, жуткий. Иногда Лави замечает, что свет заслоняется тенями тех, кто живёт здесь. Лави-книжнику безумно интересно посмотреть на тех, кто обитает в Чёрном Ковчеге, кроме Ноев и акума. Лави-экзорцист хмурит брови и тянется невольно к кобуре, которую уже давно не носит. Нынешний Лави втягивает голову в плечи и старается идти быстрее за своим господином, старается не смотреть в сторону синих окон. В конце концов, за время своего пребывания у Ноев он и так получил слишком много информации. Но вот Лави-книжник не выдерживает, чуть приподнимается на цыпочки, вытягивает шею, сужает глаза, пытаясь рассмотреть, что там, в глубине ближайшего дома. Увиденное шокирует его; он замирает на месте, не в силах отвести взгляд. – …никуда не годится, – слышит он словно сквозь слой ваты голос Камелота. – Ты решил испытать моё терпение? Не смотри, я сказал! Вместе со словами приходит боль, резкая, сильная, и Лави едва удаётся устоять на ногах после пощёчины, но он наконец-то может опустить глаза. Камелот зол. – В следующий раз я отправлю тебя прямиком туда, – шипит он, и Лави испуганно глядит на него. – Да-да, туда, к ним. Поверь мне, есть вещи хуже этого, но их мало… Неужели ты настолько глуп, что не можешь просто сделать то, что я велю тебе? Идём, моя семья и так заждалась меня из-за твоей нерасторопности. Перед входом в мир людей Лави обгоняет Камелота и услужливо открывает дверь. Как бы ни протестовал Лави-экзорцист внутри него. Слава Богу, хоть Лави-книжник молчит. Они попадают прямиком в особняк Ноев – Лави и его хозяин. Они спускаются к ужину, где вся семья господина Камелота – включая брата, дочь, жену и близких друзей, таких, как госпожа Луллубел и господа Джасдеро и Дебитто, смешные в приличной одежде – приветствует его. Лави становится у стены и просто смотрит. Слушает. Запоминает. Сейчас он – настоящий Книжник. Старик гордился бы им. Никаких эмоций, никаких колебаний. Всё для истории. После ужина, с которого Лави не перепадает ни кусочка (он поест ночью в комнате слуг), Камелот провожает до двери Луллубел и Джасдеби, целует перед сном дочь, желает приятной ночи жене и поднимается по лестнице наверх, на второй этаж. Лави безропотно следует за ним. Для жены Ноя он секретарь, помощник господина министра, по причине занятости супруга вынужденный всюду следовать ним, и даже переселившийся в его дом. «Временно, моя дорогая», - скаля длинные острые зубы, поясняет Шерил Трисии Камелот. Жена знает обо всём, уверен Лави. Но она истинная леди, и рыжему тощему пареньку с повязкой на глазу улыбается каждый раз приветливо. Преклонив колени перед сидящим на постели Ноем, Лави осторожно снимает лакированный ботинок. – Ты мне благодарен? – неожиданно спрашивает Ной, разглядывая огонёк масляной лампы через бокал с белым вином. – Ты же знаешь, что, не уничтожь я твою Невинность, ты стал бы Падшим. Ты осознаёшь, что я спас тебе жизнь? – Да, господин Камелот, я вам очень благодарен, – Лави кивает. – Если бы ты отпустил меня ещё тогда, на болоте, то и Невинность при себе я бы сохранил. – Так добавил бы Лави-экзорцист; тот, что еле жив ещё внутри молодого книжника. Но его голос звучит всё реже. И всё же Лави не в чем себя упрекнуть. Он никого не предавал. Он всегда был нейтрален, по случайному стечению обстоятельств став экзорцистом. Но теперь снова – равновесие. – Кстати… – Шерил оставляет бокал и смотрит на Лави, прищурившись. – Почему ты ни разу не спросил меня о своём учителе? – Я думал, что вы, господин, сами скажете мне всё, что я должен знать, в надлежащее время. – Лави кажется, что он нашёл самую подходящую формулировку. Старика он не видел уже около месяца, но надеялся, что тот слишком ценен для Ноев как информатор, чтобы делать с ним что-нибудь. Однако Камелот кривится. – Где твоё хвалёное любопытство? Я думал, что Книжники – это что-то как минимум интересное, но ты разочаровываешь меня… Так что, ты сам хотел бы узнать о своём учителе? – Да, господин, – Лави кивает. Камелот ухмыляется, ленивым движением приглаживает волнистые жёсткие волосы, протягивает Лави руку, чтобы тот начал расстёгивать рубашку с рукава. – Так вот, твой учитель… – …не возражаю, если ты запишешь это в свою Летопись. Ты ведь считаешь этот факт значительным для истории? – Да, вы правы, господин, – отвечает Лави, аккуратно складывая вещи Ноя. – Это следует записать. Шерил откидывает покрывало, ложится в постель. – Мне долго ждать? – нетерпеливо говорит он. У Лави никак не получается записать смерть Книжника на бумагу. У Лави не выходит уложить эту новость в своей голове. А он ещё думал, что готов к подобному повороту событий. Старик умер в ту ночь, когда взбешённый его молчанием Шерил мучил Лави. Он ничего так и не сказал. Может, просто не успел – сердце не выдержало. Сколько Лави ни пытается написать об этом, у него не выходит. Слезы смешиваются с чернилами, слов не разобрать. В конце концов он скидывает на пол бумагу, проливает чернила. Плевать, что будет завтра. Он сидит на кровати в углу крохотной комнаты и отчаянно плачет. Зажимает рукой рот – не потому, что не хочет быть услышанным. Лави кажется, что если дать его огромному горю выйти наружу, оно просто разорвёт его. И ему плевать на то, что думает по этому поводу Лави-Книжник. И он презирает Лави, который пресмыкается перед Ноем. Но он больше не экзорцист. Кто же тогда рыдает над смертью старика? Снова сесть за письмо получается только под утро. Слава Создателю, в чернильнице осталось немного на донышке. «С третьего числа месяца февраля 18** года я, Лави, являюсь последним из клана Книжников. Единственным, кто ведёт Летопись Последней Войны отныне и до самого конца…» Он по-прежнему не знает, кто пишет сейчас за него эти строки.