Ничто тебя не потревожит

Для справок: Арасияма - район Киото, также и гора в этом районе Сэкитэй - сад камней Тогэцу - один из мостов в Арисияма Ходзу - главная река Арасияма Арасияма Коен - остановка у моста через Кацура Кацура - река в Арасияма Каннуси - священнослужитель в дзен-буддизме Торо - традиционные каменные фонари Сёдзи - традиционные двери в японских домах, обтянутые тонкой рисовой бумагой Хакама - элемент мужской одежды, напоминают широкие штаны специального покроя Кисэру - традиционная длинная курительная трубка Цукубаи - ритуальный каменный бассейн с бамбуковыми трубами. Нередко создается вместе с механизмом какэи - когда вода из бабмуковой трубы перетекает в такую же подвижную, которая при заполнении переворачивается и выливает воду обратно в чашу с характерным глухим стуком. «Все эти долбаные деревья везде одинаковые. Все эти чертовы горы похожи одна на другую. А хреновы груды камней...», - его мысли перебивает приятный женский голос, объявляющий название остановки. «Арасияма Коен, прибытие», - мелодично разносится на весь душный салон, и Ута вскакивает на ноги, потому что понятия не имеет, где и когда будет следующая остановка у этого адского автобуса. Он трясся и жарился в нем больше часа, каждую минуту попеременно проклиная то старика на вокзале Киото, посоветовавшего ему выбрать автобусный маршрут, якобы «удобный и короткий», то Рё, который если бы уехал в Европу и то был бы ближе, чем в «этих трущобах». Арасияма - культурное, духовное и более чем популярное у туристов место, хоть наизнанку вывернись, все равно уже не имело ни одного шанса понравится Уте, и уж тем более заслужить что-то лучшее, чем «эти трущобы». Дорога в экспрессе из Токио до Киото, сначала показавшаяся ему долгой, теперь всплывала оазисом в перегретой пустыне его мозга. Солнце приближается к полуденной высоте, и даже зелени и воды не хватает, чтобы не расплавиться заживо. Песок и мелкие камни хрустят под ногами и забиваются между подошвами его сандалий и ступнями, царапая и раздражая. Ута отходит от остановки в тень и наклоняет голову вбок - длинные волосы закрывают шею и греют не хуже, чем если бы он стоял сейчас в меховой шапке. Появляется какое-то подобие ветерка и приятно обдувает влажную кожу. Повсюду поют цикады, и где-то в подсознании встают эпизоды из аниме, которое он смотрел на прошлой неделе. Кажется, в нем на землю спускались ангелы и уничтожали целые города. Ута не помнит ничего, кроме пения цикад, которое никогда раньше не ассоциировалось у него с опасностью. Теперь же в этом стрекоте было что-то зловещее. Он ведет напряженными плечами и вышагивает из тени на пыльную дорогу. Ему нужно перейти через мать-его-здоровенный-мост. Мост через всю реку на самом солнцепеке - наверное, последнее, чего бы ему сейчас хотелось. На другом берегу жизнь преображается и, даже несмотря на весь скептицизм Уты, это место действительно стоит того, чтобы его посетить. Возможно, он даже понимает, зачем Рё сюда поехал. Ута обходит маленькие постройки стороной, не желая пересекаться с местными лишний раз. Где-то во внешнем кармане сумки лежит выдранный из блокнота лист с почти нечитаемым почерком Рё, который своими каракулями пытался объяснить, куда он едет и как до него добраться в случае необходимости. А необходимость действительно настала - вместе обещанных трех дней Рё не было уже две недели. И если поначалу Уте нравилось, что чемпионат по забрасыванию пустых банок из-под пива в корзину можно не прекращать, то к исходу первой недели стало откровенно скучно и, пожалуй, слишком хлопотно. Ута согласился пожить в квартире Рё и последить за его домашним питомцем, и кролик вел себя весьма прилично, в отличие от него самого. Но скоро закончились свежие овощи, а, кажется, поить его пивом и кормить удоном Рё запретил. Денег на супермаркеты у него не было, а все эти вылазки в палатки к зеленщикам дискредитировали бы его в собственных глазах. Поэтому пришлось занимать денег на дорогу у Хати, вселять его к кролику, а самому проделывать весь этот путь. Ута думает, что, наверное, нужно свериться с записями, но он читал их несколько раз, чтобы расшифровать непонятные иероглифы, а места действительно узнаваемые. Правее от моста и от небольшого поселения начинается бамбуковая роща, которая поражает с первого взгляда. Совершенно особенный вид тишины окутывает его в плотный кокон, и даже звук собственных подошв о каменный плиты кажется ему слабой помехой. Весь воздух пропитан прозрачным зеленым светом, и Ута против воли пытается вдохнуть его в себя как можно больше. На пути ему встречается пара туристов-европейцев и группа местных храмовников в белых кимоно и хакама. Ута шагает широко и достаточно быстро, чтобы обогнать многих идущих впереди него. Когда роща заканчивается, приходится все-таки посмотреть на порядком измятый лист: ему нужен третий храм по левую руку. Листва снова становится реже и лучи солнца, пробивающиеся через неплотную завесу припекают так же сильно, как и на открытом мосту. Скользящие по открытым рукам, они греют как мимолетные прикосновения, от чего Уту невольно передергивает, а в голове появляется трусливая мысль повернуть обратно и отправить вместо себя того же Хати. Но за следующим поворотом начинается невысокое каменное ограждение, а чуть дальше за ним - храмовые постройки. Деревянные ворота приоткрыты но во дворе нет ни души. Где-то раздается стук и Ута идет на шум. Воздух здесь чуть терпкий, но такое же дурманяще свежий, а тишина почти абсолютная. Он обходит постройку и разочаровано останавливается. Здесь так же никого, только какэи в очередной раз переполняясь водой в одной из бамбуковых труб мерно отбивает минуты о каменный бортик цукубаи. Справа тупик: видна скамейка в зарослях травы, среди которых можно разглядеть несколько торо, покрытых с одной стороны мхом. Запустение в этом месте становится неожиданностью, но оно повсюду. Ута снимает обувь и ступает пыльными ногами на лакированные доски веранды храма. Он проходит дальше в приятный полумрак - солнце как раз в зените и под низкую крышу его безжалостные лучи не попадают. Сбоку есть сквозной коридор, едва заметный из-за свой узости. Ута протискивается в нем, боясь, что из-за какого-нибудь неловкого движения может упасть прямо на сёдзи, да и потому что свисающая в некоторых местах паутина совсем не кажется ему привлекательной. Меньше минуты, и он оказывается с другой стороны храма, скрытой от посторонних глаз из переднего двора. Почти такая же площадка, как и после главных ворот, но на свободном пространстве разбит сэкитей. Ута останавливается на ступеньке, ведущей к гладкой, разровненной и испещренной правильными непрерывными бороздами поверхности из маленьких камней и песка. Он мало что знает о традициях, но этот сэкитей кажется ему идеальным и по-настоящему умиротворяющим. - Надеюсь, тебя не покарают боги за всю эту грязь, - раздается глухой голос, и Ута оборачивается на звук. На другом конце веранды, прямо на досках, расположился тот, ради кого он сюда приехал. Рё сидит, поджав одну ногу, а вторую спустив в широкую деревянную миску с водой. В его руке кисэру и он почти лениво сжимает ее в приоткрытых губах, выпуская едва различимую струйку дыма. Волосы Рё стянуты в длинный хвост, открывая его лицо, со следами земли и пыли на лбу и скулах. Ута походит ближе. Серое кимоно и хакама на Рё выглядят так же грязно, как и его кожа. Кажется, он работал здесь в саду с самого утра. - На себя посмотри, - вместе приветствия отвечает он. - По крайней мере, я не хожу грязными ногами по доскам храма, - парирует Рё, затягиваясь трубкой. - Вообще не думал, что ты буддист и тебе есть до этого дело, - морщится Ута, опускаясь на край веранды и отталкивая ступней ногу Рё, погружая свои пальцы в приятную прохладу воды. - Дело совсем не в религии. Я только что домыл все полы, а ты нанес новой пыли. Вопрос: «А в чем же, твою то мать, тогда дело, и почему ты здесь торчишь вторую неделю?», так и рвется с пересохших губ Уты, но он упускает момент и молчит. - Как ты сюда добирался? - На гребаном автобусе по самой жаре, - отвечает Ута, устало прикрывая глаза. - Надо было ехать на поезде. Ты бы вышел у главного моста и не пришлось бы идти через Кацура. Там совсем нет прохлады. Я же писал об этом. - А, так это было слово «поезд», - смеется Ута на Рё. Тот хмурится, но ничего не отвечает. Слух снова тревожит стук какэи, и они продолжают сидеть в тишине еще шесть или семь таких глухих стуков, пока Рё не пытается улыбнуться: уголки губ ползут вверх, давая сигнал к тому, что сейчас он что-то скажет. - Я собирался вернуться через два дня. Но если ты поможешь мне - уедем завтра, вместе. Ута коротко хмыкает, ведя пальцами ног по водной глади и соглашается безмолвным кивком. Здесь тоже поют цикады, но на территории полузаброшенного храма весь мир кажется существующим будто только на страницах в книгах. До самого вечера Ута помогает Рё приводить в порядок храмовую территорию - перед самым закатом они смазывают петли в воротах, очищают торо от мха и улиток, и ровняют траву рядом со скамейкой. Ута измотан, он чувствует себя грязным с головы до ног, и кое-как перевязанные тесьмой волосы все равно липнут к влажной коже на лбу и шее. Под его ногтями земля и песок, а каждая мышца неприятно ноет. - Здесь есть небольшое озеро, - сообщает ему Рё, когда последние работы закончены. Он берет такие же серые кимоно и хакаме, только чистые, и они вместе идут по едва заметной тропинке. Ута заходит в воду по плечи вслед за Рё и даже не хочет думать, что может быть на дне. Рё впереди и вода доходит ему до шеи, и длинные черные волосы, погружаясь в воду, становятся похожи на щупальца какого-то чудовища. Ута походит достаточно близко, чтобы пряди коснулись его кожи. - Не могу представить, как здесь было две недели назад. И я ненавидел это место всю дорогу сюда, но... Здесь неплохо, да, - вдруг признается Ута, и Рё оборачивается ловя его взгляд своим. - Я нашел это место в интернете. Предложение для тех, кто... Хочет на некоторое время побыть один. Приезжаешь, остаешься столько, на сколько хватит работы. - А потом, духовное просветление и бла-бла-бла? - не может не съязвить Ута, потому что чувствует себя обманутым. Рё и так все время один, зачем надо было тащится в такую даль и нагружать себя черной работой - совсем другой вопрос. - Забудь, - разочарованно отвечает Рё и ныряет под воду. Его нет секунд пять и Ута чувствует жаркую волну паники в прохладной воде, но по-настоящему его захлестывает ей когда его талию обхватывают и тянут с собой ко дну. На несколько мгновений он уходит под воду, но тут же снова возвращается на поверхность. Рядом Рё - тяжело дышит из-за задержанного под водой дыхания. - Ты иногда ведешь себя, как... - Рё недоговаривает. Потому что оба знают, что он хочет сказать «мудак» и что Ута даже с ним был бы согласен. Но так выражаться - не его прерогатива. Рё зажигает несколько ламп и комнату наполняет приятный желтый свет. Дневной жар отступил, чистую кожу приятно обдувает теплый ночной ветер. Они сидят на веранде пока Рё курит, и Ута в тишине разглядывает его профиль с кисэру, так же лениво зажатой между губ. Ута просыпается из-за грохота и не сразу понимает, что за стенами жилых комнат настоящая гроза. Футон рядом пуст и он, на ходу растирая щеки и глаза, идет на веранду. Если бы они вчера вместе не ушли спать, Ута подумал бы, что Рё так и просидел здесь всю ночь. Только теперь его силуэт вместе с длинной трубкой и сизым дымом вырисовывается на фоне сильного дождя, стеной отделяющего их даже от видимого отсюда мира. Ута пытается завернуться в кимоно плотнее: воздух влажный и тяжелый, но после удушающей жары накануне от дождя веет холодом. Он становится рядом с Рё, вглядываясь в глубину рощи. Он едва замечает, как Рё прислоняется к его колену плечом, и как длинные несобранные волосы касаются его пальцев ног. Ута не шевелится, пока Рё сам не отстраняется и не тянет его за край хакаме вниз. Он долго и внимательно смотрит Уте в лицо, но тот не хочет встречаться с ним взглядом. - Одного дня здесь хватает, чтоб почувствовать себя одиноким, - говорит Ута едва слышно из-за раската грома. - За этим я и ехал, - отвечает Рё и отнимает от своих губ кисэру. Он тянет длинный мундштук к щеке Уты и проводит им по линию скулы. - Даже по такому как ты начинаешь скучать. За очередным раскатом грома они не слышат, как из рук Рё падает кисэру. Терпкое дыхание со вкусом вишневого табака щиплет сухие губы Уты, а тонкие пальцы Рё путаются в его волосах. «Эти трущобы...», - Ута сжимает плечи Рё под тонкой тканью кимоно. Но мысли об этом месте больше не тревожат его.