Часть 1
16 ноября 2013 г. в 22:46
Если котов можно было бы кормить пивом, Ута завел бы себе десяток этих хвостатых тварей. Возможно, даже научил бы приносить холодненькое из ближайшего супермаркета. И тогда бы точно брата нашего меньшего полюбил как равного. Но сколько Ута не тыкал горлышком бутылки под нос бездомным котам, те интерес к пиву не проявляли. Как и к нему самому, потому что быстро понимали: у этого человека им ловить нечего.
Ута почти не расстраивался, в очередной раз поднимаясь с корточек и провожая взглядом «проклятое животное». Все коты для него на одну морду. Глуповатую, ни черта не смыслящую в этой жизни морду.
– Я им, дери их за ногу, предлагаю билет в счастливую жизнь. А они...
Один из друзей Уты втайне считал, что на почве одинокой жизни тот слегка подсъехал умом. Вслух же попросту называл его «долбанутым кретином» и советовал как можно скорее завести у себя дома хоть что-то живое и разумное. Разумнее Уты хотя бы в полпроцента. Сам Ута обычно вяло отмахивался рукой и неопределенно мычал что-то среднее между «чтобы я без тебя делал, друг дорогой» и «иди нахрен, мудак».
Ута был уверен, что у него нет никаких проблем, тем более, с одиночеством. Но уличных котов испытывать не переставал. Чем ему не угодили куда более сговорчивые люди, было неизвестно.
Стояла до ужаса мерзкая весна, лужи на улицах от непрекращаюшегося четвертые сутки дождя, превратились в настоящие реки. На редкость дрянной день всё никак не заканчивался, и в планах не было ничего, что могло бы хотя обещать изменения к лучшему. С потухшей сигаретой, Ута тащился чуть ли не по колено в воде, потоки которой неслись особенно яростно по дороге, идущей круто вверх. Зонт был абсолютно бесполезен, тем более, что его и не было. Дождевые капли стекали по лицу и волосам, иногда ощутимо пробирались за шиворот отдельными струйками, и достигали лопаток, заставляя Уту вздрагивать и прерывать неприятное щекочущее ощущение.
– Паршиво. Паршиво. Всё паршиво.
Бормотал Ута едва слышно. Обычно погода не имела значения, но сегодня его выгнали с работы, – конечно, по будущей версии, Ута ушел сам, – что сделало враждебным весь мир вокруг него. В том числе и «злоебучий дождь» оказался совсем не вовремя.
– А-а-а!
Ута взвыл и запрыгал на одной ноге, пытаясь вытащить из воды вторую. Но боль, которая внезапно началась в районе щиколотки, стала подниматься выше. «Всё, мне кабздец, меня сейчас что-то сожрёт», – Ута только вчера посмотрел какой-то жуткий фильм с плохим концом про воду и детей, и теперь, нечто небольшое, взбирающееся по нему, вызывало первобытный ужас. Когда Ута все-таки смог себя взять в руки, нечто достигло района груди и уставилось на него двумя огромными глазами. Секунда, и практически не стихающий всё это время крик Уты оборвался. Водяной монстр – всего лишь несчастный кот, попавший в воду и, судя по всему, находившийся с ней в не очень хороших отношениях. Его длинная темная шерсть была полностью промокшей, уши прижаты к голове, усы жалобно опущены вниз. Немного дикий взгляд просто молил о помощи. «Я же не кремень», – резонно подумал Ута и попытался отцепить кота от своей куртки, чтобы взять на руки. Но тот держался мертвой хваткой. Так, с зависшим на нем котом, Ута и продолжил дорогу домой.
Ута сушился, выливал воду из кед за порог, грел чайник, заваривал лапшу и слушал удручающий прогноз погоды по радио про «мощный облачный фронт над архипелагом» и что-то там про «акватории Тихого океана», – пофиг, он ждал вечернее шоу с любимыми комиками. А дождь – когда закончится, тогда и закончится.
Кот в это время вполне успешно забился между стенкой и плитой и вылизывался. Ута почти и забыл про него, только исполосованная когтями нога в домашних шортах открылась во всей красе и напомнила о пушистом госте.
– Кот, кис-кис, давай сюда! – стараясь сделать голос по-дружелюбнее, позвал Ута. Хвостатый ждать себя не заставил, но теряя достоинства, покинул свою насиженное место не спеша. Его приведенная в порядок шерсть приятно блестела мягким черным, как если бы это была глазурь из темного шоколада. Ута не был фанатом сладкого, но на витрины с десертами всевозможных кофеен пялился регулярно. В подобных местах любили назначать свидания те из парней Уты, что были «послаще». И, почти лишенный романтического мироощущения Ута, таскался туда с унылым лицом, едва понимая, что от него ждут. Взаимоотношения с другими людьми давались тяжело – его друг, всё тот же, попросту называл эти проблемы той или иной степенью мудачества. Уровень «совсем мудак» Ута достиг единожды, когда оболгал своих встречающихся друзей в глазах друг друга только ради собственного гиено-подобного ржача в конце неудачной шутки. И отказался признавать, что всё выдумал в угоду своей фантазии. В наличие фантазии у него мало кто верил, поэтому всем вышло боком. В уровне «почти совсем не мудак» Ута по распространенному мнению пребывал почти двадцать четыре часа в сутки, но все так привыкли, что жаловаться было грех.
Черный кот, кажется, в число смирившихся не входил. Мохнатая тварь будто бы и не сомневалась, что перед ней человек с добрым сердцем, и под проливной ливень спасенного котика не выставит, даже если тот начнет орать дурным голосом во время уморительной сцены из радио-шоу. Увидь картину кто-то со стороны, то решил бы, что встретились два титана: Ута рыдал от смеха, откупоривая очередную бутылку пива, кот монотонно орал, на первый взгляд даже не страдая, что его не замечают, и конца и края этому чувству взаимного равнодушия было не видно. Когда Ута все-таки заметил случайного обитателя своей квартиры, тот уже облизывал горлышко пустой пивной бутылки, утробно урча. Кажется, Ута готов был рыдать на этот раз от умиления. «Пивной кот!», – ликовал он, пока не спустился с небес на землю. От горлышка скорей всего пахло мясом, которое после продолжительной игры в гляделки с этими янтарными блюдцами вместо глаз, кот все-таки выиграл.
Прошло три недели, прежде чем погода наладилась окончательно, и Ута нашел работу. Кот продолжать жить у него, даже не выказывая желания куда-то пройтись. Ута тихонько подвывал в те моменты, когда скотина просила есть, и перестал доедать сам, потому что накопленные средства категорически стремились к нулю. Зато теплый пушистый бок, в который можно было зарыться пальцами в особо дождливые дни, радовал его и умиротворял. Ута даже ругаться на этот чертов мир в своих мыслях стал меньше. Кот понимал его, казалось, дословно, и, если Ута являлся домой в особо угнетенном состоянии, на глаза не попадался, ныкался по углам и загадочным образом не издавал ни звука. Уте определено достался самый лучший кот на свете.
Всё изменилось, как обычно это бывает, одним днем. Волочась с собеседования на собеседование, Ута и не надеялся найти работу. Но счастье ему улыбнулось, – после того, как он чуть в лепешку не расшибся, в прямом смысле, поскользнувшись на долбанной мраморной лестнице, – и таки устроился на новую работу. Почти скрытый и зарытый талант крутого музыканта в Уте откопался и помог ему втиснуться в какой-то музыкальный коллектив, весьма приличной звукозаписывающей компании. Участвовать хотя бы в записях для него было уже большим прорывом.
И на этих радостях Ута безбожно напился с лучшим другом и, вернувшись глубоко за полночь, и не заметил, что кота нет даже в самом темном и тихом углу.
Страдать по зверушке у Уты времени не было. Как не было и желания. Взвинченный пропажей самого дорогого ему существа, он каждую минуту боролся с воспоминаниями и убеждал себя, что на переживания из-за этой меховой отбивной действительно в первую очередь нет времени.
Но время было, и Ута, не зная куда деть себя в перерывах на работе, слонялся по огромному зданию студии и всё поражался, как вообще попал в такое место. Теперь он бы смог покупать проклятой зверюге настоящее мясо в больших количествах. Его тихое бормотание создавало глухое эхо в просторных холлах, в которых обычно толпился народ. Но сегодня вокруг была удивительная пустота и тишина (кроме его недовольств, конечно), такая, что Ута мог услышать, как пробежит мышь. Мышей, конечно не водилось, а вот сдавленное «мяо!» раздалось отчетливо. Ута заозирался, в надежде увидеть своего призрачного кота, но вместо этого взгляд наткнулся на молодого человека, с чуть вьющимися темными волосами ниже плеч.
– Интересно? – спросил незнакомец и Ута поежился.
– Да вообще, атас. Это ты мяукал тут?
– Странный вопрос. Ты сумасшедший?
– За психа сейчас кудрей не досчитаешься, патлатый – насупился Ута и отвернулся.
– Рё. Я – Рё.
Ута помолчал. Но не дольше, чем было прилично молчать на такое быстрое представление себя первому встречному, и назвал своё имя. Рё остался доволен и, кивая, бросил что-то похожее на «еще увидимся».
Увиделись они слишком скоро. Минут через пять, когда Ута понял, что перерыв закончился, и его ждут на запись тремя этажами выше. Хорошо, что он еще не на бэк-вокале, и подпевать не нужно. Лестничные пролеты оказались какими-то чудовищными, и, несмотря на то, что он каждый день таскался в горку домой, подняться по лестнице оказалось гораздо сложнее.
Рё сидел на стуле у стены и что-то смотрел в пижонски белом ноутбуке.
«Так этот чувак еще тут и работает», – подумал Ута, когда проскользнул на свое место по левую сторону от ударной установки. К его удивлению, «чувак» еще и был вокалистом, ради которого музыканты тут и старались.
Запись шла несколько часов и могла бы идти еще дольше, если бы не категоричность Рё.
– Неустойка... Мой менеджер всё решит. А мне пора, – и он буквально испарился из студии. Ута, всю запись поглядывающий на него, поверить не мог, что можно быть таким незаметным.
– Слушай, ты так спешил, а теперь тут торчишь. Пойти некуда? – Ута практически столкнулся с всё более вводящим в недоумение Рё на улице.
– Если есть варианты, говори, если нет, то до завтра, – Рё пожал плечами, так равнодушно, что только бы полный кретин не понял, что он в отчаянии.
– Я тебя не знаю, конечно... – Ута задумчиво засунул руки в карманы, его кретинизм взял выходной и уступил место другу своему, приключения на жопу. – Но что-то у меня уже хобби тащить в дом всяких потерянных и лохматых. Так что, погнали.
Рё посмотрел на него так, будто не понял ни слова, но послушно пошел следом. Ута в тайне надеялся, что у того нет болезненного отношения к своей прическе.
Болезненное отношение у Рё было не только к прическе. После очередного упоминания его «патл», «гнезда» и «мочалки», Уте пришлось сильно прикусить язык, потому что разгневанный новый знакомый не постеснялся впиться пальцами в его плечо и сквозь зубы прошипеть что-то про горькую расплату и плохую карму. Ута быстренько заткнулся на тему прически, зато, когда они наконец-то добрались до его дома, – не без давки в метро и выматывающего крутого подъема в «живописные ебеня», как нежно описал Ута местность, успел снова ляпнуть не то. Просто Рё перемещался по квартире практически бесшумно и сумел до усрачки напугать Уту, когда внезапно оказался на кресле, куда уже собирался тот сесть.
– По пиву, передачку смешную и спать, что-то день был, ну вообще, – предложил план действий хозяин квартиры. Рё, к его радости, согласился на всё.
– Эй, чувак, я конечно, польщен, но может свалишь?
Спать хотелось чудовищно. Середина ночи самое заманчивое для сна время, и Ута провалился в свои самые глубокие сновидения с головой, когда внезапно был разбужен чьим-то присутствием под своим одеялом.
– Губу не раскатывай. У тебя тут холодно, а я не могу простыть. Застужу горло, потеряешь работу, – Рё с уверенностью и бесстыдством лег так близко к Уте, как только позволяли законы этой чертовой планеты в плане расстояний, массы... Ну, вы поняли. И как бы Ута не ворчал, заснул он еще быстрее, чем мечтал. С тех пор, как его кот пропал, отсутствие теплого и живого рядом угнетало не на шутку.
Ута ритмично бился головой о дверной косяк. Ведь не даром же он был хорошим музыкантом. Рё, кстати, тоже, поэтому его вопли из душа вполне можно было принять за пение. С учетом общей бедности возможностей ванной комнаты Уты, было загадочно, как тот вдохновился на пение вообще.
– Ты, зараза, зачем меня разбудил, если занял ванную?
– А завтрак? Хотел есть, вот и разбудил, – логики в ответе Рё вроде было достаточно, но понять его было трудно. Оставалось молча согласиться.
– Плати за жилье, ты охамел уже, – Ута сонно бормотал что-то в макушку Рё, уже давно забиравшемуся под его одеяло без лишних вопросов и разрешений. – Ты такой же наглый, как мой кот.
– Кот. Кот. Ты всё время мне про него говоришь. Куда дел животное? Я за три недели его ни разу не видел, – хоть свет был выключен, Ута мог поклясться, что глаза Рё и в самое темное время ночи можно было легко рассмотреть на бледном лице. И не заметить в них прищур и недоверие было нельзя.
– Он ушел от меня, сам! Неблагодарная скотина, я же к нему со всей душой... – Ута сокрушался весьма искренне. И старался не думать, что этой наглой лохматой морде, которая практически прописалась у него, надо бы заранее сообщить, что если он вздумает так же от него сбежать, то...
– Не говори о нем плохо, кот, уверен, к тебе тоже, со всей... – Рё широко зевнул, – душой.
– Нашелся мне кошачий эксперт! – Ута недовольно фыркнул. Но слова Рё приятно успокоили.
– Слушай, твоя запись заканчивается через два дня. Так вот, если ты собрался...
– У тебя слишком богатая фантазия, – Рё улыбнулся, в темноте ряд ровных белых зубов блеснул, поймав лунный свет. Откуда он знал, что Ута хочет отмочить форменный бред, который уже считал отличной теорией превращений котов в людей, не понятно. Но Ута действительно в который раз мысленно сравнил Рё с тем лучшим котом, которого ему послал тот проливной дождь. Однако внутренний голос вовремя пришел в себя и тихонько велел заткнуться. Даже есть иногда Рё чешет за ухом дольше, чем положено, не повод же это... Конечно, нет.