Принц Уэльский

У каждого короля, у каждого принца, у каждого знатного человека могут быть случайные привязанности, увлечения, фавориты. Короли тоже люди, им надо кого-то любить. Но они не могут позволить себе привязываться слишком сильно, поэтому фавориты так часто меняются. Приходят и уходят. Чтобы король не успел чересчур кого-то полюбить... Чтобы не успел вспомнить, что он тоже человек. А этого королю позволять нельзя - его удел править и вершить судьбы людей, обрекать их на страдания и посылать на смерть, если придется, а это слишком трудно, если помнить, что ты и сам человек, способен любить и хранить привязанность в сердце. Поэтому и недолог путь королевских любимцев, и везет тем из них, кто оканчивает его не в темнице и не на плахе. Уж лучше королю отправить в забвение близких когда-то людей, чем самому стать слабым, подобно простому смертному и неминуемо утратить свое величие, а с ним, возможно, и трон. И ни один из тех, кого король бросает в бездну своей немилости, не в силах отменить и отсрочить свое падение. Нет такой силы, которая способна изменить решение короля, нет такой силы, которая способна удержать его, если он решит кого-то оставить. Немилость - это приговор, иногда хуже смертного. И еще более неотвратимый. И никто из попавших под этот приговор не может ни отменить его, ни отсрочить… Но кто-то может отомстить. Нед размышлял об этом, в то время как они с Генрихом ехали по утреннему лесу. Из низины реки тянуло туманом, который обещал к рассвету сгуститься плотно и непроглядно. Нед думал, неужели Маредид мог предвидеть такую погоду, когда в последнем письме наказывал ему быть в лесу Хайл, на рассвете в день святого Давида Валлийского? Вряд ли, скорее, это просто совпадение. Но уж слишком удачное совпадение. Может, и в самом деле, это Бог помогает им в их замысле. Значит, дело их действительно правое. Но теперь почему-то эта мысль перестала его воодушевлять. Нед должен был свернуть с главной дороги на тропу, вдоль которой растут молодые ясени. Следовать этой тропой до поляны на вершине холма. Там их будут ждать. Но он не видел пока никаких ясеней. Только старые могучие буки, дубы и вязы вперемешку с тонкими липами. Может, они заблудились? Нет, вряд ли, он уже далеко не впервые проезжал через этот лес по дороге в Монмут. Хотя, конечно, никогда не пользовался незнакомыми тропами. Они с Генрихом и раньше часто уезжали вдвоем, никого не поставив в известность. На охоту или навестить близких принца в Монмутшире и Херефордшире. Это были те крупицы независимости, которых принц еще держался. Его внезапные отлучки на несколько дней никого не удивляли, и первое время его никто бы не хватился. Нед понимал - лучшей возможности ему не представится. Судя по состоянию здоровья короля, ее, скорее всего, не представится вовсе. Генрих в любую минуту может сам взойти на трон. И тогда - теперь Нед уже твердо знал это - ему больше не будет места подле него. Он не сможет ему даже служить, не говоря уже о том, чтобы быть его другом... Да он и не был им никогда. Просто вблизи него мог об этом мечтать. *** Нед несказанно удивился, когда получил письмо от Маредида с приказом заманить принца в западню. Не мог поверить, что тот все-таки осмелился. Но он просто не учел, на что способен отчаявшийся человек, стремящийся утолить жажду мести. Человек, потерявший все. Он, Нед, еще ничего не успел приобрести, тогда, в детстве, когда судьба внезапно сбила его с ног. Но он был так юн, что поднялся, почти не заметив удара, и продолжил жить дальше, борясь и обретая. Жизнь Глендауэра клонилась к закату. Все потерянное им было уже невосполнимо, а обрести новое в этой жизни ему не было дано. Он потерял слишком много - и Маредид вместе в ним. У них не оставалось ничего кроме мести. И ради осуществления этой мести они были готовы решиться на любое безумие. «Что ж, - подумал Нед. - Значит вот она - судьба. Бог дал мне красноречивый и недвусмысленный ответ. И я послужу тому господину, которому я нужен. Сделаю то, что должен». Теперь он был уверен, что вся его внезапная любовь к принцу и желание служить ему были лишь испытанием, ниспосланным укрепить его силы. Искушением, которое он преодолел. И если сейчас он отдаст Генриха в руки Глендауэра, это будет справедливым. И правильным. Принц был необыкновенно молчалив во время этого путешествия, не проронил ни слова почти всю дорогу. Только накануне вечером, когда далеко на горизонте в лучах заката блеснули воды реки Уай, он заговорил. - Знаешь, мне рассказывали, мой отец узнал о моем рождении, когда переправлялся через эту реку. Паромщику, который сообщил ему об этом, он подарил право на все паромные пошлины и сборы... Думаешь, это только легенда? Нед смутился. Он уже успел внушить себе, что для принца он не более чем слуга. Последние дни они почти не беседовали, за исключением того раза, когда он подал ему мысль в очередной раз уехать из Лондона. И теперь, когда Генрих обратился к нему с прежними доверительными интонациями в голосе, делился с ним своими мыслями, как это было всегда, ему показалось, что и в самом деле ничего не произошло. Они с принцем друзья и таковыми останутся. Он с большим трудом заставил себя не поддаться очарованию этой иллюзии. На ночь они остановились отдохнуть в придорожной таверне. Назавтра нужно было выехать очень рано, чтобы засветло прибыть на место. Нед вовсе не ложился. Бесцельно бродил по комнате или смотрел в окно, пока звезды на черном небе не начали бледнеть. Он так и не сумел постигнуть их красоты, и подумал, что теперь уже никогда не сможет. Все это необходимо было забыть. Звезды, книги, звуки арфы, неторопливые беседы с принцем о недоступных пониманию постороннего человека вещах, все эти и прочие пустые соблазны, очаровывающие и прельщающие, заставляющие забыть собственную честь, гордость и святость долга. Нед вошел в комнату к Генриху и долго смотрел на разметавшегося на постели принца, погруженного в самый сладкий предутренний сон, слушал его глубокое ровное дыхание и думал: вот сейчас я бы мог его убить. И это было бы милосердно. По сравнению с тем, что я собираюсь сделать, это было бы все равно что спасти его. Я еще могу это сделать. Прямо сейчас. Всего лишь один взмах подаренным Маредидом кинжалом, и он избавлен от ужасной участи... Нед уже безотчетно сжимал рукоятку, когда Генрих заворочался во сне. Нед отпрянул, но Генрих не проснулся, просто перевернулся на бок и положил руку под голову. Нед постоял с минуту, подождал, пока немного успокоится отчаянно колотящееся сердце, потом подошел к кровати. Можно и по-другому, подумал он. Можно просто уйти. И никуда не ехать. Просто исчезнуть. Но вместо этого он наклонился и тронул Генриха за плечо. Принц открыл затуманенные глаза, в которых застыло то самое вопросительное выражение, которое можно увидеть у только что проснувшегося человека. Когда он словно пытается понять, зачем вернулся в эту действительность из мира грез, что держит его здесь, для чего ему просыпаться?.. Потом он увидел Неда и улыбнулся ему. - Время ехать, мой принц, - сказал Нед. И добавил. - Только если вы не передумали. - Не передумал, - ответил Генрих, глядя в потолок. - Не возвращаться же в Лондон. - Вы могли бы просто... - Что? - Генрих рывком сел на постели, сбрасывая остатки сна. - Обретаться при дворе, делать вид, что все так и должно быть? Терпеть общее злорадство или, еще того хуже, сочувствие? Быть хорошим сыном? - Вы были хорошим сыном всегда, - сказал Нед. - Может, стоило на некоторое время им притвориться? - Ну уж нет, - принц встал и начал одеваться. - Пусть другие притворяются. На радость Арунделю и моей мачехе. Если притворяться таким, каким меня хотят видеть, придется и с ней быть любезным? Это слишком. - Ваши братья с ней весьма хорошо ладят, - заметил Нед справедливости ради. - Потому что она ведьма, - сказал Генрих сумрачно. - И отца приворожила каким-то богопротивным колдовством. На меня ее чары не действуют, слава Создателю. Надеюсь, отец ее переживет. Для ее же собственного блага. Нед усмехнулся, хотя и не был до конца уверен, шутит ли принц. Свою мачеху он и в самом деле ненавидел, совсем не по-христиански. Возможно, и в самом деле пытался убедить себя в том, что она женила на себе короля колдовскими чарами. Он часто говорил, что его отцу вовсе ни к чему было жениться в столь почтенном уже возрасте. Ведь женятся ради потомства и наследников, а уж на их недостаток король не мог сетовать! Значит, женился лишь ради удовлетворения своих низменных плотских желаний. А это почти ничем не лучше, чем прелюбодейство. Про себя Нед думал, что дело вряд ли в этом. Короля и королеву связывали скорее дружеские отношения, чем страсть. Пожилому человеку необходим рядом кто-то близкий и понимающий, кого можно не опасаться потерять. Королева Жанна была женщиной достойной и добросердечной, смогла завоевать не только любовь короля, но и привязанность всех его детей - кроме Генриха. Впрочем, даже понимая, что принц в отношении к своей мачехе не совсем прав, Нед не пытался его разубеждать. Понимал, что у того своя правда. И лишь осторожно намекал, что король женился, скорее всего, из-за удачного политического альянса. В это было нетрудно поверить, король всеми силами старался обеспечить себе надежных союзников, даже собственных дочерей выдал замуж совсем девочками. Самого Генриха тоже не раз пытались сосватать: то за норвежскую принцессу, то за дочь герцога Бургундского, то за вдову Ричарда Изабеллу. Возможно, поэтому юный принц в те смутные времена старался держаться подальше от Лондона. Кажется, Генрих тоже вспомнил об этом, потому что мысли его приняли новое направление. - Кстати, что это за странные слухи, будто бы я должен жениться на твоей сестре? - спросил он. Нед вздрогнул - все-таки этот слушок докатился и до принца. Но сейчас это было уже неважно. - Моя сестра, хвала Господу, уже замужем, - ответил он. - Хотя от такой участи для нее я бы не отказался... *** Нед старался не вспоминать об этом разговоре. Он думал об Элинор, о своей собственной судьбе. О том, что это стало судьбой всего Уэльса. О том, что нельзя прощать. О тысячах невинных душ, убитых и умерших голодной смертью. Повторял про себя все те слова, которые он твердил с того дня, когда ему впервые пришла мысль о покушении на принца. Но когда это все успело стать всего лишь словами? И вдруг он увидел эту тропу, словно светящуюся серебристо-голубоватым светом в предрассветном сумраке. Наверно когда-то здесь вырубили для каких-то нужд старые деревья, и на их месте росли молодые тонкие ясени, ветви которых смыкались, словно своды арок, над тропой, которая уводила вверх по пологому склону холма. Она была узкой, и ее можно было не заметить, если не знать заранее... - От реки туман, - сказал Нед. - Скоро ничего не будет видно. Нам лучше подняться здесь. Принц последовал за ним безо всяких возражений - мысли были заняты другим, к тому же он привык доверять Неду в таких вопросах. Проход между деревьями был таким узким, что им пришлось ехать вплотную друг к другу. Генрих, хоть и погруженный в размышления, все-таки казался несколько приободрившимся. Ставшие уже привычными морщинки озабоченности на его лбу разгладились, взгляд прояснился. - На самом деле, я, конечно, не думаю всерьез, что мой отец желает мне смерти, - заговорил он. - И не думаю, чтобы он желал Томаса на мое место. Знаешь? Он даже предупреждал меня против него... У него иногда бывают моменты... Когда он словно бы беспокоится обо мне... И мне кажется, он меня любит. Он как-то сказал мне, что Томас слишком... горяч и безрассуден. Он может замыслить против меня что-то нехорошее, втянуть и других людей в это... что он может оказаться коварнее, чем я предполагаю. Как будто мне и так мало из-за него неприятностей было... Еще и подозревать его... - У вашего отца бывают моменты просветления, - сказал Нед. - Хоть и не часто. Ужасающая дерзость - он почти открыто назвал короля слабоумным. Но теперь можно было говорить все, что угодно. - Но я не думаю всерьез и того, что Томас решится выступить против меня открыто, - продолжал принц. - Он просто озлоблен сейчас… Не может простить мне того, что я так дружен с Бофорами, хотя они его родичи тоже… Даже в большей степени, чем мне… В том и причина. Когда Джон Бофор, мой старший дядя, умер, Том женился на его вдове… Отчасти из-за его состояния и земель, но… Генрих и Томас Бофоры, они… - принц замялся, видимо подыскивая наиболее благозвучные слова для обозначения неблаговидного поступка. - В общем, наследства они не поделили, - закончил он. Нед понимающе усмехнулся. - С тех пор Том затаил на них обиду, и на меня заодно, ведь я их поддерживал. Мне казалось - он еще слишком юн, чтобы претендовать на такое большое имение… Даже моложе меня. А ведь у него уже есть сын… Побочный, - уточнил Генрих, перехватив удивленный взгляд Неда. - Так что его мотивам можно найти объяснения. Но, думаю, несмотря ни на что, он мне все-таки предан. И ему еще представится возможность мне это доказать. Он говорил, привычно делясь с Недом своими мыслями и переживаниями, как будто это была обычная их поездка. Хотя для принца она таковой и являлась. И даже Нед начал поддаваться этому ощущению. Еще можно было остановиться. Сказать, что так они могут сбиться с пути. Вернуться на знакомую дорогу. Или вовсе на постоялый двор, чтобы переждать там непогоду. Или... Деревья расступились, и они выехали на открытое место. У Неда даже ладони взмокли от напряжения. Он вдруг обнаружил, что молится про себя, чтобы ничего не произошло. Молится за человека, которого должен был ненавидеть. Но даже если ненависти он не испытывает, что с того? Это не месть, то, что он делает сейчас. Это акт справедливости. Но если быть до конца справедливым... - Вы стали бы лучшим королем, чем ваш отец, - сказал Нед, отчетливо осознавая, что это правда. - И, может, для Уэльса, края, где вы родились, сделали бы больше. Сейчас люди живут там хуже собак. Им нельзя ни служить своему королю на законных основаниях, ни обращаться в суд за его справедливостью, ни защищать свои дома, ни учить детей… Разве это праведные законы? - Нет, - ответил Генрих спокойно, совсем не удивившись перемене предмета их беседы. - Но это следствие войны, и я это поправлю. Отменю, когда стану королем. Он сказал это так уверенно и просто, что и сомнений не могло возникнуть в искренности его намерений. - И я возвращу валлийским феодалам их земли, - продолжал Генрих, которому эта сторона вопроса казалось наиболее существенной. - Война окончена. А мир должен быть добрым. - А как же лорд Глендауэр? - рискнул спросить Нед. - Я и ему дарую прощение, - все так же спокойно ответил Генрих. - И полное помилование - если только он поклянется больше не нарушать спокойствия в нашем королевстве. И дарую свободу всем его родичам. Еще пару месяцев назад эти слова заставили бы Неда затрепетать от радости и восторга. Поверить в то, что его принц на самом деле так благороден и добр, как ему мечталось. Но все изменилось. И даже это благородство и великодушие виделось Неду совсем в другом свете. Теперь, подумал Нед, после того как он утопил целую страну в крови и не оставил в ней камня на камне, он может себе позволить роскошь быть милосердным, прощать и миловать. Отнять у людей все, лишить их достоинства и чести, а потом еще и заставить их быть благодарными. Принц вдруг рассмеялся негромко, и от этого смеха у Неда словно нож повернулся в сердце. - Что вы, милорд? - спросил он. - Вспомнил, как мы с тобой впервые встретились. Нед с трудом растянул губы в улыбке. Сердце глухо колотилось в груди, и его стук отдавался в голове. - Ты ужасно взбесил меня своими речами о великих королях Уэльса. И я пожалел, что не могу приказать тебя выпороть прямо там за твою дерзость. Иначе прослыву тираном. Нед горько усмехнулся. - Только по этой причине, мой принц? - спросил он. - Тогда я рад, что сейчас об этом услышал. «Потому что, возможно, теперь мне будет не так больно предать вас. Если почаще напоминать себе, что я для вас всего лишь «сброд, от которого нужно будет избавиться после коронации», тогда возможно…» Генрих вдруг остановил коня. - На самом деле не только по этой причине, - сказал он, поворачиваясь к Неду и глядя ему в глаза своим ясным обезоруживающим взглядом. - На самом деле я подумал, жаль будет, если ты окажешься мятежником. Ты как-то сразу приглянулся мне, и было бы печально, если бы пришлось тебя повесить. Я предпочитаю видеть таких, как ты, среди друзей. Неду казалось, что эти слова звучат откуда-то издалека, как будто принца здесь уже нет или он говорит не для него. Нед впился взглядом в лицо Генриха, словно силясь удержать его образ навсегда перед глазами, впитать его, запечатлеть в своей памяти и в своем сердце. В последний раз принц смотрел на него как на человека, которого в силу необходимости ему приходилось считать своим другом. И Нед в последний раз смотрел на своего принца. Ему хотелось остановить этот миг, схватить и не отпускать - если бы это было возможно. Он еще пил эти последние бесконечные секунды, когда силуэты всадников выступили из тумана, окружая их. И это оказалось самым трудным, почти невыносимо трудным, невыносимее, чем весь проделанный путь к этой поляне - удержать себя в те несколько мгновений, когда можно было еще что-то сделать, подать знак, помешать им застать принца врасплох, дать ему последнюю возможность защититься или ускользнуть. Самое трудное - просто промолчать и отъехать в сторону, предоставляя судьбе следовать намеченным путем…