Принц Уэльский

По хорошей дороге и меняя лошадей, до Сноудона можно было добраться в три дня, но сейчас об этом не приходилось и мечтать. Любой вооруженный человек, а тем более отряд, если только он не был отрядом английских солдат, в Уэльсе был вне закона. Поэтому приходилось держаться подальше от проторенных дорог и людных мест, ехать кружными путями и лесными тропами, разведывать, безопасен ли путь. Хорошо еще, что погода, не иначе как стараниями Элинед, стояла на диво хорошая, не было ни дождя, ни снега, ни сильного ветра. И все равно Нед думал, это будет настоящим чудом, если им удастся беспрепятственно пересечь страну. Чудо, что им это удалось в первый раз. Да и лошади у его товарищей были не так уж хороши, намного хуже, чем конь принца и самого Неда. Правда, у Элинед и ее брата лошади были порезвее и повыносливее, наверно, так и полагалось разведчикам. У остальных же - без слез не взглянешь. Да и вообще, приглядевшись повнимательнее к своим спутникам, Нед с грустью понял, что живется им в горах не сладко - если и не впроголодь, то как-то около того. Первый отрезок пути, пока они следовали через лес и довольно быстро, связанного по рукам и ногам принца просто везли, перекинув через седло его коня. Потом Каред распорядился усадить пленника верхом. Правда, приказал закрыть ему лицо черным шарфом. Нед подумал про себя, что он на месте Кареда так не поступил бы. Мало кто знает принца в лицо, да и кто узнает на большом расстоянии? Случайный одинокий путник вряд ли станет рассматривать группу вооруженных людей - предпочтет убраться подальше. А вот пленник с закрытым лицом всегда привлечет внимание. Но вслух он почему-то этого не сказал. В конце концов, что он в этом понимает? Да и в тюремщики он пока не нанимался. Впрочем, и повязка, и кляп нужны были только пока отряд не достиг малолюдных областей, потом необходимость в них отпала. На открытых равнинах можно было загодя заметить любого нежеланного встречного и разминуться с ним. Принца теперь усаживали на коня, руки надежно привязывали к луке седла, локти тоже стягивали веревкой, так что почти невозможно было пошевелиться. Генрих все же пытался немного двигать руками, чтобы ослабить путы, от Неда это не ускользнуло. Глупо, конечно, было на его месте на что-то надеяться, но и покорно позволить везти себя на бойню принц тоже, очевидно, не собирался. Впрочем, Элинед тоже обратила внимание на его потуги. - Пытаешься освободиться? - ехидно спросила она. - Не надейся, я буду проверять узлы каждые четверть часа. Генрих не удостоил ее даже взглядом. Элинед на одном из привалов обшарила все седельные сумки, принадлежавшие принцу, и осмотрела его вещи. Драгоценности, кинжал и печать оставила у себя, остальное велела брату сжечь: одежду, разные дорожные мелочи и несколько книг, в их числе и то самое «Военное дело». Адэрин хотел бросить в огонь и плащ принца, но Нед не позволил. Этот ярко-алый плащ принц надевал только во время сражений. Но возил с собой всегда, Нед так и не понял с какой целью. Но все же отнял его у Адэрина и аккуратно свернул, как сворачивал всегда, собираясь в дорогу. - Зачем тебе это? - резко спросила Элинед. - Пригодится. - Хочешь, чтобы он предстал перед его высочеством в надлежащем виде? - хохотнул ее брат. - Это значит босым и с веревкой на шее, - бросила Элинед. - Или ты так привык притворяться его слугой, что уже не сможешь обойтись без того, чтобы носить его шлейф? - добавил Адэрин. Нед задумчиво потер подбородок. Он не пытался скрывать того, что робеет перед Элинед, но позволять себе дерзить какому-то мальчишке, в отличие от него даже пороху не нюхавшего, не собирался. - У него нож в сапоге, - сказал он. - Должен быть. Проверяли? Каред, который находился ближе к Генриху, сунул ему руку за голенище и вынул небольшой охотничий нож. - Да… - протянул он, неласково глядя на Элинед. - Хороши бы мы были, если бы ему удалось бежать во время первой же ночевки. Или всадить кому-нибудь из нас нож под ребра. Элинед хотела видно что-то возразить, но прикусила язычок и только бросила на Неда сумрачный взгляд. Элинед и Адэрин помимо разведывательных рейдов обеспечивали отряд продовольствием. Нед смутно догадывался, где или, вернее, каким образом, они добывают мясо, хлеб и прочие припасы - но в подробности предпочитал не вдаваться. Просто украдкой, чтобы не прослыть неженкой, счищал иногда с хлебной корки следы крови. Принц первое время упорно отказывался от еды, даже не смотрел на то, что ему предлагали. Увещевания и угрозы ни к чему не привели, и Каред уже почти махнул на упрямца рукой. - Не силой же в него толкать, - сказал он. - Я смогла бы заставить, - тут же предложила свои услуги Элинед. - Пусть не ест, - сказал Нед равнодушно. - За неделю не сдохнет. Нашим людям приходилось голодать и дольше - по его милости. Зато ослабнет - нам спокойнее. - Боишься, что сбежит? - Это вряд ли. - Если он перестанет есть и совсем обессилеет, - заметил Каред, - то в горах долго не протянет. И, возможно, умрет раньше, чем это будет угодно лорду. А он должен все пройти. Нед пожал плечами. - Если он решил уморить себя голодом и сам отправить свою душу в ад – какое нам дело? Ему в любом случае туда дорога. Они говорили по-валлийски, но только Нед знал, что и принц хорошо понимает этот язык. После этого Генрих снова стал есть. И Нед теперь думал - наверное, было бы милосерднее позволить ему умереть от голода. Но он же не заставлял его. Просто напомнил, что самоубийство - смертный грех. Теперь по приказу командира они продвигались далеко не так быстро, как могли бы. - Если мы загоним этих лошадей, новых взять будет негде, - предупредил Каред. - Мы не можем возвращаться медленнее, чем ехали сюда, - возразила Элинед. - Каждый лишний час пути - лишняя опасность. Кто знает, а вдруг за нами уже есть погоня. Знаю, Алед говорит, что нет, но наверняка он знать не может, так ведь? Если встретим англичан, отобьемся ли? Нет, не беспокойся, его, - она мотнула головой в сторону Генриха, - они живым не получат, горло перерезать я ему всегда успею… Но все же хотелось бы порадовать лорда. - Я все понимаю, - сказал Каред. - Но лошадей нужно беречь. Элинед помолчала. - Если желаешь, я могу провести отряд таким путем, где мы в это время даже пастухов не встретим, - сказала она. - Так будет длиннее, зато безопаснее. На многие мили окрест - каменистые пустоши и руины. - Что ж, прекрасно. Нед горько усмехнулся про себя: стараниями обоих принцев в Уэльсе теперь было гораздо больше пустошей, чем полей и поселений, и гораздо больше руин, чем поместий и замков. Уж куда как прекрасно! - Одна беда, - добавила Элинед, - для лошадей будет недостаточно корма. Трава там едва растет. А они и так недоедают последние дни. - Как-нибудь дотянем до гор, - ответил Каред, уже не так уверенно. - А в горах будет не лучше. Но если дашь мне еще одного человека, мы сможем достать несколько мешков овса. Думается, хватит. Нам все равно нужно запастись провизией. - И как ты собираешься все это везти? Или прихватишь заодно и телегу? - Не глупи. Куда нам с телегой. Хотя торопиться мы, конечно, не будем, но все же. - Часть можно разделить и везти в седельных сумках, - предложил Каред. - Так много не увезешь... Вот если… - она задумалась, потом недобро усмехнулась. - Можно навьючить одну из лошадей. - Предлагаешь кому-то идти пешком? - Почему бы не англичанину? Даже если и собьет немного ножки, вреда не будет. Вряд ли они ему после понадобятся. Да и конь у него слишком прыткий, как бы чего еще… Вот его и навьючим. Нед похолодел, слушая эту беседу. Он до последнего надеялся, что Каред не согласится. Однако командир эту мысль одобрил. - Пусть пробежится, - сказал он. - Ему это только на пользу пойдет, потом опять всю ночь лежать связанным. Правда, предложение Элинед набросить Генриху аркан на шею Каред все-таки отверг, ограничившись лишь обмотанными веревкой запястьями. Сначала принца вела на привязи сама Элинед, но из этого толку не вышло. Она то и дело рывками натягивала веревку, заставляя его спотыкаться и падать, и если он не успевал тут же подняться, волокла по камням и грязи. Даже Каред сообразил, что пленник так долго не протянет, и после короткой перепалки с Элинед взялся сам вести его. Когда его перестали сбивать с ног, Генрих смог идти достаточно быстро, однако к концу дня совершенно выбился из сил. Элинед, громко сетуя на то, что у нее нет кнута, подгоняла его ударами рукоятки меча в спину. Нед пытался внушить себе, что это не его дело. Но не сдержался и напомнил, что Оуэн приказал доставить Генриха в Сноудон живым. Элинед надулась, однако о том, чтобы продолжать путь подобными образом не могло быть и речи. Нед думал, они могли бы все же уступить принцу одного из коней, которого можно было бы по очереди вести под уздцы. Или посадить Генриха к кому-нибудь за спину. Это было бы самое разумное. Но он опасался, что и так уже проявляет о принце излишнюю заботу, поэтому промолчал. На следующее утро Каред распорядился привязать руки Генриха к упряжи двух коней, так чтобы он мог идти между ними и держаться за них одновременно. Когда он изнемогал, его подхватывали под мышки и некоторое время тащили. Таким манером преодолели оставшуюся часть пути до самых гор. Разводить на ночь костер на открытом месте или даже в лесу было небезопасно, но другого способа провести ночь ранней весной на воздухе просто не было. Один раз им, правда, повезло переночевать в развалинах замка, другой - в пустой пастушьей хижине. Каред на ночь выставлял дозорных: по двое вдалеке от костра, на случай если кто-то окажется поблизости. Дозорным приходилось меняться несколько раз за ночь, и на сон оставалось не так много времени. Невозможно было приставить еще и отдельного сторожа к принцу. Хотя Элинед следила за ним с особым тщанием, но и ей приходилось иногда спать или отлучаться в дозор. На ночь Генриха обычно связывали ремнями, а не веревками, чтобы он мог немного шевелиться и не закоченеть окончательно. За ночь он мог бы суметь освободиться от таких пут, однако Элинед приставляла к нему надсмотрщиком своего коня. Конь был, по всеобщему мнению, зачарованный, Элинед беседовала с ним как с человеком и была к нему добрее, чем к кому бы то ни было из людей. Конь, даже спящий, оказался на удивление чутким сторожем - стоило пленнику приподняться или особо активно задвигаться, тут же реагировал беспокойным ржанием. Но все эти меры предосторожности были, скорее, ритуальными - вряд ли кто-то и в самом деле предполагал, что пленник попытается освободиться. И только Нед знал его достаточно хорошо для того, чтобы понимать: он не может не попытаться. Генрих слишком верил в свою избранность и в своего ангела-хранителя, чтобы даже на краю гибели почувствовать себя обреченным. Он уже столько раз скользил по этому краю… Да и самому Неду казалось: что-то должно произойти. Что-то непременно случится в пути, что позволит принцу и на этот раз избежать неизбежного. Ангел ли хранитель, рука ли судьбы, но что-то должно было уберечь его... Он убедился в своей правоте почти сразу же, внезапно заметив, что веревка, которая привязывала правую руку принца к упряжи, перетерлась и растянулась. Нед вспомнил, как во время предыдущей недолгой остановки Генрих обессиленно повис на веревках, привалившись к одной из лошадей. Наверно он сумел дотянуться до узла зубами, немного его ослабить или слегка погрызть саму веревку. Теперь он ногтями продолжал незаметно теребить пеньковые волокна, прикрывая рукой поврежденный участок, в то же время вращая кистью, и все сильнее растягивая веревку. Нед заметил это, потому что никто не наблюдал за принцем так пристально, как он. Заметил, но ничего не сказал. В конце концов, он должен был заманить Генриха в ловушку, но не обязан был стеречь него. И если он сумеет освободиться и бежать, это будет не его, Неда, вина. У них не двадцать пленников, за одним могли бы и уследить. Непонятно, конечно, на что принц рассчитывал: даже если бы ему удалось избавиться от веревок и как-то сбежать - измотанный долгим переходом, со стертыми в кровь ногами, он бы все равно далеко не ушел. Странно, что вообще был еще способен помышлять о побеге. Хотя, мысленно соглашался Нед, если представить, что его ждет в горах, то неудивительно, что он цепляется за самую призрачную надежду на спасение. А может, не такую уж призрачную. Если бы ему удалось освободить правую руку во время очередной остановки и очень быстро развязать левую, если бы удалось застать похитителей врасплох и отнять у одного из них оружие… Возможно, у него появилась бы надежда хотя бы не даться им снова в руки живым. Нед уже достаточно хорошо успел его узнать, чтобы понимать насколько это осуществимо. Возможно, Генриху и в самом деле удалось бы освободиться, если бы не вернулась из очередной разведки Элинед. Она-то с первого взгляда разобралась, что к чему. И в сердцах ударила несостоявшегося беглеца по голове рукояткой меча так сильно, что рассекла ему кожу над бровью, и по лицу потекла струйка крови. И Каред даже не одернул ее. Его, как видно, поразила сама возможность того, что пленник еще не окончательно покорился судьбе. Каред по-своему заботился о Генрихе, - не из доброты или милосердия, конечно, а чтобы сберечь важного для господина пленника, - но все же заботился: кормил, перевязывал стертые ступни и запястья, во время переходов обтирал с лица застилающий глаза пот, добросовестно отогревал у костра на привалах. Не был с ним груб или язвителен. И оберегал от чересчур разошедшейся Элинед. Та свою ненависть к Генриху перенесла и на его коня, нещадно подгоняя его всю дорогу. Нед с грустью думал, что любимец принца этого путешествия точно не переживет, падет от переутомления и недоедания. Из того овса, которым его нагрузили сверх всякой меры, ему самому не перепадало ни зернышка. Нед смутно догадывался, что Элинед на самом деле весьма приглянулся принцевский конь, хотя она в этом ни за что бы не призналась. И раз уж ей самой гордость не позволяла оставить себе столь прекрасное животное, то она решила, что оно не достанется никому. Как бы там ни было, попытку, пусть и нелепую, Генриха освободиться, Каред воспринял как личную обиду, неуважение и неблагодарность за свое отменно предупредительное отношение. И стал обходиться с ним гораздо менее деликатно.