Правда, которая меня интересует

      — Брось, Гарри, там должно быть весело, — Гермиона уже целый час пыталась уговорить своего необычно тихого и спокойного друга.       Они не виделись почти две недели, которые парень провёл в Лондоне, решая какие-то свои проблемы, о которых не хотел говорить ни ей, ни Рону. Это было очень странно. Поттер вообще был очень молчалив после того, что случилось в Министерстве два года назад. Он никому ничего так и не сказал, кроме судей на закрытом заседании, а те даже за большие деньги отказывались разглашать эту тайну.       — Я и не возражаю. Ты можешь идти, Рон тоже, да и любой другой, кто этого хочет, но не я, — спокойно отозвался Гарри, пробегая глазами по каким-то документам, смысл которых был понятен только ему, ибо написаны они были на другом, неизвестном Гермионе, языке.       — Почему нет? — устало спросила девушка.       Эта вечеринка, которую устраивал Малфой, станет последней перед выпускными экзаменами. На неё планировали пойти все семикурсники, но был в ней особый бонус для избранных, в число которых входили Рон, Гермиона, сам Малфой, разумеется, и, должен был быть, Гарри. Драко, который вполне мирно общался с ними, устроил этот вип-вечер специально, чтобы узнать, наконец, что же произошло в Министерстве Магии в тот злополучный день, поэтому им и предстояла забавная игра в правду или вызов.       — Потому что в моей жизни есть очень много вещей, которые другие хотят узнать, и о которых я не хочу говорить, — Гарри поднялся, отправляясь вдоль ряда книг, что-то выискивая. Грейнджер, опустив голову, последовала за ним.       — Гарри, нас там будет всего четверо. Тем более, ты сам говорил, что Малфою можно доверять, — более настойчиво сказала Гермиона.       Она всеми силами пыталась затащить Поттера на эту вечеринку, и дело было даже не в том, что ею двигало любопытство, просто Гарри почти не улыбался, часто молчал и подолгу возился с документами, понять которые мог лишь он один.       — Вы можете ему доверять, это не обсуждается, но я — не вы, и это весомая причина, — Гарри скользнул в запретную секцию, исчезая за стеллажами.       Девушка осмотрелась и двинулась за ним:       — Ты говоришь загадками, Гарри. Но я прошу тебя пойти. Ты стал затворником, исчезаешь куда-то, копаешься в каких-то документах, молчишь часами, совсем перестал улыбаться. Я волнуюсь о тебе, Рон тоже, даже Малфой, он, правда, не скажет этого, — Поттер обернулся и в глазах его мелькнуло что-то, чего Гермиона давно не видела, но это что-то так же быстро исчезло.       — Не думаю, что вам есть о чём волноваться, — голос его остался спокойным.       В нём не было холода или отчуждённости, но и ярких живых красок в нём тоже не было, только спокойствие и размеренность.       — Надо же, кого я вижу в таком месте? — Малфой появился из ниоткуда, будто это было нормально.       Он прищурился, глядя на читающего какой-то фолиант Гарри, а после перевёл взгляд на Гермиону, которая лишь опустила взгляд, качая головой.       — Действительно, странно, — спокойно отозвался Поттер, закрывая книгу и направляясь обратно.       Драко вздохнул, как же его бесила эта отчуждённость, холодность, безразличие к своей персоне. Он-то думал, что, когда они заключат перемирие и начнут нормально общаться, Гарри перестанет смотреть на него волком, и Поттер перестал, в некотором смысле. Теперь он вообще на него не смотрел, не обращал внимания и вообще источал только спокойное равнодушие. Всё. Он не говорил с ним или отвечал на вопросы односложно, не поднимая глаз от книги, или чем он там был занят в этот момент.       — Ты ведь придёшь этим вечером? — Малфой порой чувствовал себя собакой, верно следующей за хозяином, которому было откровенно плевать на присутствие своего домашнего животного, и это дико бесило.       — Нет, — Гарри же в свою очередь не понимал, чего весь мир хочет от него теперь.       Казалось бы, он выполнил своё обязательство: Тёмный Лорд Волан-де-Морт больше не побеспокоит магический мир, но нет. Никто не торопился оставить его в покое, никто не хотел просто забыть об этом и двигаться дальше, никто не хотел забыть о нём. Даже друзья смотрели на него со смесью страха и любопытства, а он увядал, чувствуя собственную силу и бессилие вместе с тем. Он слишком многое потерял в этой битве, потерял даже себя, и вернуть хоть частичку этого счастья мог тот, кто не способен увидеть что-либо дальше своего носа. Поттер устал от этого понимания и непонимания сразу, устал от чужого любопытства и попыток вернуть то, что потеряно навсегда. Он просто вырос и, кажется, постарел на пару лет. Именно постарел, потому что «повзрослел» — это по-другому.       — Почему же? — Драко опустился напротив и попытался понять, над чем работает Гарри, безуспешно, правда.       Буквы в тексте были не английскими или любыми другими из знакомых ему языков. Это было что-то другое, даже не руны или иероглифы. Странный язык. Неизвестный. Поттер в очередной раз не поднял на него глаз, заполняя что-то, водя кончиком пера по губам, раздумывая и явно не собираясь одарить своим вниманием верного пса на поводке. А Малфой чувствовал себя именно так. Ясно ощущал ошейник на шее, а цепь от него тянулась так далеко, что и не разглядеть, но точно обвивалась вокруг смуглой, тонкой, но от того не менее крепкой, руки с длинными пальцами и хрупким запястьем, чётко видными венками сквозь тонкую кожу.       — Нет желания, — сделав очередные записи и отложив лист, ответил Гарри, принимаясь за следующий.       Драко и рад был бы дёрнуться всем телом, вырвать цепь из еле сжимавшей её руки и сбежать прочь, но при каждой попытке ошейник затягивался сильнее, сжимая горло, не позволяя дышать, заставляя биться в конвульсиях и скулить. Единственное, что спасало, это возвращение обратно, на длину поводка, конец которого безразлично сжимал его хозяин. Сколько раз он уже пытался, и сколько раз у него не получалось, сколько это будет продолжаться? Эти вопросы он задавал себе каждый день с завидным постоянством, словно читал молитву, в робкой надежде, что его услышат, наконец, удостоят взгляда смертельных глаз и полуулыбки. Этого было бы достаточно, чтобы пёс завизжал от счастья и завилял хвостом.       Правда, была и другая сторона этого положения. Хотелось надеть ошейник на тонкую шею, с явно бьющейся жилкой, и крепко схватить поводок. Присвоить и показать свою силу. Было так странно разрываться на части от этих желаний, не имея ни малейшей возможности выполнить хоть одно из них.       — Может быть, ты просто боишься? — Малфой и сам не знал, зачем он это сказал, но одно было ясно: лучше бы он этого не делал.       Гарри пронзил его насквозь взглядом, словно Авадой, и это было явно не то, чего Драко так долго ожидал. Взгляд был тяжёлым, густым, колючим, но совершенно непонятно, что именно он выражал. Поттер смотрел ему в глаза, прошибая новыми разрядами боли, его тёмная, вязкая магия разлилась по всей библиотеке, заставив стёкла в окнах лопнуть и со звоном упасть на пол. Стеллажи разлетелись в щепки, а книги взмыли в воздух, словно невесомые пылинки, свечи погасли в один миг, а на улице засвистел свирепый ветер и из ниоткуда появились тучи. Казалось, что ещё одно мгновение, — и сама земля расколется пополам от этой невероятной силы.       — Ты правда так считаешь? Думаешь, сможешь вынести ту правду, которую так стремишься узнать, то знание, что не даёт тебе покоя? — вот теперь его голос стал холодным, а пол покрылся коркой льда.       Малфою никогда не доводилось видеть такого могущества, способного подчинить себе саму природу, само пространство и остановить время.       — Ты тоже так считаешь? — Гарри перевёл свой взгляд на Гермиону, глаза которой были наполнены ужасом, а Драко вдруг почувствовал себя бабочкой, крылья которой были прикованы к стене, но теперь гвоздей больше нет. Он словно потерял каркас.       Девушка же не узнавала своего друга, словно перед ней был кто-то другой, но на самом дне зелёных глаз с ярко-красными огоньками злости, она видела невысказанную боль, отчаянье и почти погибшую надежду, а чуть дальше за всем этим пряталась пустота. Эта пропасть ждала, когда же погаснет этот последний лучик надежды, чтоб поглотить всё то светлое, что всегда было в Гарри, и Гермиона не желала этого. Она больше всего хотела увидеть, как Поттер снова улыбнётся, а его глаза засветятся чем-то призрачным и прекрасным, она желала почувствовать тепло, которое всегда от него исходило и услышать звонкий, хрустально-чистый смех.       — Да, я смогу это выдержать, и Рон тоже. На нас ты можешь положиться, — Гарри ещё с секунду смотрел на неё, а после всё закончилось.       Окна вернулись на своё место, лёд исчез с пола, стеллажи и книги вновь были там, где им самое место, на улице было яркое солнце и пение птиц. Стало вдруг так легко дышать и совсем не страшно, будто всё то, что было, им приснилось.       — Ну, посмотрим, — Поттер поднялся и ушёл, все его документы плавно плыли по воздуху, рядом с его плечом.       — Что, чёрт возьми, это было? — полушёпотом, сиплым и тихим, спросил Драко, поворачиваясь к девушке, которая глубоко дышала, пытаясь прийти в себя.       — Я не знаю, — Малфой вздохнул и посмотрел на окна.       Он чувствовал себя странно, но почему-то ему не было страшно, он по-прежнему тянулся к Поттеру, словно магнит к железу, и с ещё большей силой хотел подчинить его. Гермиона посмотрела на застывшего Драко и вздохнула.       — Он ведь скажет правду? — вдруг спросил Малфой.       Гермиона задумалась: на Поттера не действовал Империус, у него был абсолютный иммунитет к сыворотке правды, а проникнуть в его сознание под силу было лишь одному магу, который, к огромному счастью всего магического мира, уже два года как развеялся по ветру.       — Думаю, да, — ответила она, наконец, что-то ей подсказывало, что Гарри не станет больше лгать.       — Хорошо, — Малфой поднялся и ушёл, ему нужно было подумать и прийти в себя, а ещё ему нужно было осознать то, что он увидел в глазах Гарри.