Натирает брусья магнезией, старательно, тщательно. Это ведь важно. Сделает небрежно – и может загубить всё выступление. Дело движется медленно, и она, такая нетерпеливая, кричит мне:
- Остин, пожалуйста, помоги!
А я только рад. Всё равно ведь не занят. Сезон заканчивается, а об Олимпиаде мне мечтать больше не приходится. Значит, ничего не теряю. Подбегаю к ней каждый раз по её крику после нашего возвращения в «Рокк», бросая упражняться на любом снаряде. Саша лишь укоризненно качает головой, но ничего не говорит. Всё понимает. Кейли для него сейчас важнее. Наверное, он только из-за неё и терпит мои не тренировки. Знает, что лучшей гимнастке Америки как никому нужна поддержка. А кто это может сделать? Подругам самим нужно работать, они не имеют право отвлекаться. Родители не всегда рядом – у них дом, карьера. Вот и остаюсь только я.
Утром подвожу Кей в зал – она так торопится, что даже не завтракает. Приходится заставлять её обедать чуть ли не насильно. Любая минута тренировки для неё словно бриллиант, сокровище, равному которому нет. За неё она готова драться. Лишь напоминание о том, что с таким режимом можно вновь заболеть, заставляет девушку взглянуть на меня с негодованием, тяжело вздохнуть… но всё же съесть ненавистный сэндвич. И запить его кофе.
А потом она снова на ковре, рисует кистями мечту. А затем разбивает ступни на бревне каждым сальто, рвет связки рук, ударяясь о брусья. Больно смотреть. Невольно спросишь себя – а стоит ли Олимпийское золото того? Ей тяжело, но она уходит из зала последняя, как бы я не уговаривал её хоть раз завершить тренировку пораньше. Жду в машине каждый день, а порой так и не дожидаюсь. Иду внутрь – Кей безмятежно спит, свернувшись в клубочек на лавочке посреди раздевалки. Беру её на руки, а она не просыпается. Только чуть хмурит бровки во сне и ворочается. По пути к автомобилю нередко сталкиваюсь с Сашей, который бросает сочувственные взгляды вслед и советует:
- Постарайся не будить её, пусть поспит. Ей силы нужны.
Если всё же не засыпает прямо в «Рокке», я отвожу Кейли домой. По вечерам моя любимая тоже не торопится ужинать – ей всё не до того. На полную тарелку она смотрит как на айсберг из ненавистных калорий. Вот мне и приходится вздыхать и кормить её самому. Каждый раз – с битвой, подобной Ледовому побоищу в России.
Надо же было влюбиться в эту несносную девчонку с ужасным характером!
Её победа за победой над каждым новым элементом. Но за каждую приходится расплачиваться синяками на ногах, мозолями на руках. И горькими слезами. Устает ведь. Каждый день Кейли мужественно борется с болью в ногах, в спине. У неё ужасно болит надкостница. Мог бы я хоть что-то сделать! А только и остается, что кормить её обезболивающими и смотреть на эти бессловесные мучения. И утешать.
- Потерпи ещё немного. Ещё чуть-чуть осталось. И Лондон.
Она смотрит на меня заплаканными огромными карими глазищами, и моё сердце сжимается. Я всё знаю. Я всё понимаю. Сам пережил когда-то. Или кто-то думает, что мне с парнями готовиться к Пекину было легче?
- А что будет в Лондоне?
- Ты станешь первой. И о Кейли Круз начнут слагать легенды, а её имя впишут в историю мировой гимнастики.
Она улыбается, и мне сразу становится веселее.
Слезы – это всё же не всегда. Только когда слишком уж тяжело, путь даже легко спортсменам не бывает никогда. Если, конечно, они жаждут стоять на пьедесталах крупнейших состязаний. Порой, в более удачные дни, мы по вечерам с уютом располагаемся в её комнате и мечтаем. Она рассказывает о своих снах, где видит, как выступает на Олимпиаде. Вслух подсчитывает, какие оценки могут поставить ей, Пейсон, Джордан, Колин и Лорен за идеальные выступления на тех или иных снарядах. А ещё мы пересматриваем Олимпийские Игры прежних лет. Глаза гимнастки горят, смотря на награждения. И уж нет никаких сомнений в себе. Громогласно объявляет:
- Я стану не хуже, чем Шон Джонсон и Настя Люкин!
Потом чуть задумывается и тихонько добавляет:
- Даже лучше!
Изредка нам даже удается погулять. Кей не может идти спокойно – бежит вперед, подпрыгивает, уносясь ветерком в шпагат, ловя руками падающие звёзды. На носочке крутится вокруг себя, напоминая снежинку. Прохожие смотрят с восхищением, порой даже узнают её, просят автографы. Лишь я с раздражением прошу хоть на миг забыть о гимнастике. Я ведь привел мою девочку сюда отдохнуть. А она упрямо машет головой. И вот что я могу сделать? Слишком много власти имеет надо мной эта капризная барышня. Не только поклонники, знаете ли, любуются каждым её движением и называют взгляд карих больших глаз королевским.
Замерзает. Отдаю ей свою куртку, согреваю маленькие ладошки теплым дыханием. Потом провожаю до дома. На прощанье она улыбается и тихонько спрашивает:
- Заедешь завтра?
- Как всегда.
- Ну тогда… спокойной ночи?
- Без тебя – не слишком…
В самолете вновь рядышком. Блеск огней ночных городов, мрак вокруг. Наш общий Лондон. Не вместе нам выходить на помост, но сейчас это неважно. Смотрю на нее, а моя девушка не отводит глаз от окон. Только голос чуть дрожит, когда шепчет:
- Как ты думаешь, что будет там, внизу?
- Всё будет хорошо! – отвечаю без страха и неуверенности. И сам верю в свои слова.
-А знаешь, мне нравится Лондон… - вновь отводит очи, старается улыбнуться для меня. Но не эту улыбку я люблю. Она фальшивая, наигранная. Потому что по-настоящему улыбаться у нее пока нет сил. Все ушли на эту треклятую подготовку к Играм. Но ничего. Кейли всё ещё смотрит в окно, касается ладонью стекла и дрожащими пальцами выводит на нем медали. А я её обнимаю и клянусь, что дождусь той улыбки, с которой она встанет на верхнюю ступеньку пьедестала. А она на неё поднимется. Пусть даже в последний день Игр. Я умею ждать. Всегда умел. Как бы иначе я добился этой неприступной гордячки?
Просьбы дать интервью, хоть одно словечко сказать в камеру. Но она отказывается. Пообещала, что не даст ни одного до начала состязаний. Теперь держит слово. И правильно. Это только к лучшему. Не нужно отвлекаться. Только не сейчас. Позже будет всё – и фото, и интервью, и журнальные обложки вновь и вновь, уж я-то знаю. Но пока есть только Олимпиада.
Иные разочарованные журналисты отходят в сторону, только губы обиженно надувают. Другие же только успевают щелкать камерами на телефонах, снимая нас вместе. Ещё бы, столько слухов ходило, что мы разошлись. Усмехаюсь и лишь крепче прижимаю к себе мою девочку. Пусть сплетничают и пишут свои домыслы. Потом вместе прочитаем и посмеемся. После Игр. После её победы.
Утром вновь бежит на тренировку, торопится. Я даже не застаю её в номере. А вот фанаты ловят у дверей зала. Как они сюда пробрались при такой охране – загадка. Она усталая, но всем улыбается, посылает воздушные поцелуи, подписывает фото. Вежливо отбиваю свою девушку у поклонников, говоря, что их любимице нужно потренироваться, иначе они не увидят её на соревнованиях. Фанаты попались хорошие, не спорят – просто желают удачи и говорят, что Кейли лучшая. Я им благодарен. Это именно то, что ей нужно сейчас слышать. И то, что я ей не устану повторять никогда.
День квалификации. И он проходит на «ура» для всей команды. Никто не упал с бревна. Никто не сорвался с брусьев. Все сверкнули, все засияли новыми красками. Словно бы и не устали ничуть за месяцы этих ужасающих тренировок. Я ещё раз восхитился их силой. Сколько её нужно, чтобы так выступать, когда у тебя всё тело ноет от боли? Обычным обывателям не понять, они верят жизнерадостным красивым улыбкам гимнасток. Лишь я, зайдя поздравить подруг с успешным первым днем, понимаю, как им тяжело. В гостиничном номере никто не смеется. Там стоит почти мертвая, гнетущая тишина. «Вот закончатся финалы – тогда и улыбнемся, и повеселимся!» - категорично заявляет Пей на моё несмелое замечание об этом.
Следующий день принадлежит парням, а потом снова девушки. На этот раз командное первенство. Начинают с опорного прыжка, и я в первых рядах трибун. Прыгает Кейли. На её выходах у меня обрывается дыхание. Что я могу сделать, чтобы сейчас помочь ей? Ничего. Только сжать кулаки покрепче и ещё раз напомнить себе, что она умница. Что она всё преодолела ради этих Игр. Она выходит на помост и бросает последний взгляд на меня. Я улыбаюсь. Взгляд без слов. Соревнование начинается.
А потом брусья, бревно, ковер… И вот все они пятеро стоят на высшей ступеньке пьедестала. Мечта исполнилась, после стольких лет ожидания. Конечно, им ещё трудно в это поверить. Пэйсон и Лорен плачут в обнимку, Джордан машет поклонникам, Колин победно поднимает свой букет над головой. А моя Кейли смеется и вновь шлет свои воздушные поцелуи. Пятеро Олимпийских Чемпионок, лучшие из лучших. И когда я бегу, торопливо расталкивая всех вокруг, чтобы поздравить их, ни к кому не могу подобраться. Все окружены журналистами, фанатами. Интервью, памятные фотографии с медалями, автографы.
И я отступаю. Пока им не до меня. Едва лишь отхожу, как ловлю на себе счастливый взгляд моей звезды, которая с визгом догоняет меня и бросается на шею.
- Мы справились! Остин, ты слышишь, мы справились!
И не понять, то ли смеется, то ли плачет. Так и уходим из зала – под овации, счастливые, усталые. Ни о чем не говорим – как и в зале, нам всё без слов понятно. Только перед сном, удаляясь в свой номер, она лукаво улыбается и шепчет мне на ушко:
- Теперь осталось выиграть только своё личное золото!
И дни текут дальше. Все важные медали ещё впереди.
День многоборья, такой важный. Выступление только вечером, но с самого утра замечаю на лбу моей девушки решительную хмурую складочку, что красноречиво говорит: «Буду бороться до конца!» Потому с самого утра не могу заставить себя отойти от неё. Вместе умываемся, чистим зубы, завтракаем. Кейли то и дело нервно вздрагивает, соскакивает с места, начинает делать перевороты или напевает мелодию своих вольных, украдкой поглядывая на меня. В конце концов не выдерживает:
- Господи, да иди уже к себе! Я не сойду с ума за несколько часов одиночества.
- Уйти, чтобы ты опять начала вертеть свои повороты и растягиваться?
Так и проводим вместе весь день, пока, наконец, меня не прогоняют – девчонкам нужно готовиться к выходу.
И снова трибуны, первый ряд. Когда входит красивый ровный строй участниц – она не смотрит на меня, отворачивается от камер. Волнуется. Стоит рядом с Пей, что явно волнуется не меньше, сжимает её ладонь. Уже вот-вот всё начнется и решится. Одна из главных схваток жизни. Даже на её поле они вместе – стоят вместе, от страха трясутся вместе. Мне бы в пору волноваться… но я в них уверен.
Сначала прыжок. Прыгает идеально, как и на отборе в США, кажется, таком давнем. И только тогда решается взглянуть на меня. Робко улыбается и спускается с помоста. Впереди ещё три снаряда. Нельзя расслабляться.
Брусья. Их первой приходится делать Пейсон. Справляется, молодец. Программа, близкая к идеальной, словно и не было у неё той ужасной травмы. А Кей идет следующей. Не сводит глаз с жердей, натирает их магнезией до матового блеска. И взлетает над ними птицей. Поворот, перелет… Слышен легкий звон брусьев от прикосновений её нежных рук. Ещё поворот. И соскок. И что происходит? Опускается, слегка покачивается… и тут её явно тянет в сторону. Она машет руками, пытаясь устоять. И ей удается. Но сделаны три лишних шага назад. Какая досадная ошибка! Как дорого она может обойтись!
Кейли спускается с помоста, возвращается к Саше и Пэй, нервно покусывая губу. Бросает на меня отчаянный взгляд утопающей. И я глазами приказываю ей: «Не сдавайся! Не всё потеряно!» Кажется, то же самое говорит и тренер. Вижу, что она понимает. И решительно поднимает подбородок, суживая глаза. Явный знак. Значит, будет биться до последнего, пока не выиграет. Или не погибнет.
Бревно, вольные – всё прекрасно, всё безошибочно. Как и у Пей. Считанные минуты до объявления результатов. Всё вокруг замирает, в кадре словно остаются трое – тренер Саша, обнимающий своих любимых непокорных учениц, Кейли и Пейсон. Невольно смотрю на них и не могу насмотреться. С них только картины рисовать. Саша серьезный и сосредоточенный, прикусывает губу, потопывает ногой. Пей слегка подпрыгивает на месте от волнения и нетерпения. А Кейли застывает, крепко зажмурившись с явным выражением мольбы на хорошеньком личике, обращенном к судьям: «Ну хватит нас мучить! Когда, ну когда вы объявите?!» До боли трогательная и добрая картинка.
И вот… табло загорается. Вижу – Пей первая! Американские болельщики оглашают трибуны воинственно-радостным рёвом, она сама визжит, прыгает, скачет, бросается к тренерам. Но где моя Кейли? Вглядываюсь в экран… и в глазах темнеет, а в груди что-то обрывается, словно вниз летит. Наверное, сердце. Четвертая. Четвертая, словно по насмешке. Вот чем кончилась глупая ошибка на брусьях.
Она принимает удар со спокойным выражением лица – лишь в глазах ужас и непонимание. Хочу бросится к ней, обнять покрепче и не отпускать до конца дней своих – только вот журналисты явно решили сговориться против меня, окружив всех девушек плотным кольцом. Не прорваться. Неохотно приходится отступить.
Пейсон ещё долго не отпускают из зала, но моя девочка уносится в номер после пары маленьких интервью, едва успев поздравить подругу. Бегу за ней – тут уж вредные корреспонденты мне помешать не могут! По пути сталкиваюсь с Сашей. Он понимающе кивает:
- Отвлеки её от произошедшего и заставь поспать, хорошо? Ей собраться нужно. Завтра другой финал.
Открываю дверь номера – Кей сползает по стене, плачет в голос. А рядом разбитое зеркало, в которое явно запустили вазой. Так и рушится мечта. Обнимаю её, а она всё рыдает, бьет меня по груди.
- За что? Почему так? Я столько работала, столько! И ничего! Даже бронзы нет!
- Я знаю… Ты ещё выиграешь. Ты можешь выиграть прыжок. Можешь выиграть вольные. Ты справишься. Ты боец.
Говорю, но понимаю, что она меня не слышит, не слушает. Ей сейчас всё равно, в голове бьется, точно в клетке, лишь одна мысль – чем она хуже бронзовой медалистки? Почему всё произошло именно с ней?
Пытаюсь расшевелить подругу.
- Ты выиграешь опорный прыжок. А после этого я поцелую тебя столько раз, на сколько десяток ты обойдешь серебряного призера! – даю ей шутливое обещание, не задумываясь. – А в конце Игр поцелую тебя столько раз, сколько медалей ты увезешь домой!
Это не помогает, ничуть не утешает. Она лишь обреченно качает головой. Без всякой надежды. И вертит в руках своё командное золото, словно что-то гадкое, противное, ненужное.
В эту ночь я боюсь оставлять её одну. Укладываю спать, сам ложусь рядом. Кейли доверчиво прижимается ко мне, всё ещё плачет. А потом шепчет с горечью в голосе:
- Я ненавижу Лондон… Это всё он, он, он…
Долго рыдает, всхлипывает, но потом так и засыпает на моём плече. Я отвожу от её личика спутанные, мокрые от слёз локоны, целую в лоб. И, погружаясь в сон, слышу её сонный голосок:
- Прыжок выиграет Колин...
***
Финал прыжка проходит как в тумане для моей любимой гимнастки. Убило её многоборье. Растерзало. Колин прыгает чистенько, хорошо, достойно. А Кей даже ни на минуту не замирает перед снарядом, хотя уж я-то знаю эту милую привычку – сверлить коня злым сосредоточенным взглядом. Никакого оживления в движениях, она напоминает робота. Разбегается, прыгает наотмашь. Падает. Я с Пей, Джордан и Лорен вскакиваю с места под громкий и горестный стон трибун. Кейли же без всяких эмоций поднимается, вскидывает руки и идет исполнять следующий прыжок. На этот раз приземляется на ноги, но далеко не идеально. А потом первая из всех участниц собирает рюкзак и гордо покидает зал, без единой слезинки в глазах, увидев себя на последней позиции. Лишь кисло поздравляет Колин с серебром. Переглядываюсь с Пей. Она понимающе кивает. И мы вдвоем идем вслед за Кей, тогда как Лорен остается болеть за Джордан и Колин в следующем финале на брусьях.
В номере – та же беседа, что и вчера. Моя девушка по-прежнему с болью в голосе повторяет, что если бы только могла вновь исполнить тот злосчастный соскок… О, это был бы лучший соскок с брусьев за всю историю Олимпийских Игр! Все мои слова уходят в никуда, не долетают до её ушей.
Но тут на помощь приходит Пейсон.
- Не только ты хотела бы переделать одну программу на брусьях! – жестко напоминает она о своей травме. Наверное, это жестоко. Пэй-то своё личное Олимпийское золото выиграла. Но по-другому, наверное, подругу в чувство ей уже и не привести. Впервые после этих слов вижу в глазах Кейли осмысленный блеск. Да, брусья им обеим поставили в карьере жирную кляксу. Одну лишили звания Чемпионки страны, другую – Олимпийского титула. На миг моя любимая гимнастка хмурится. А потом впервые после вчерашнего вечера улыбается. И кивает.
- Я справлюсь.
***
Брусья, злосчастный снаряд, не принес ничего и Джордан с Колин – лишь пятое и седьмое места. Следующий день – черед бревна, волнительный для Пей и Лорен. Но не только для них: Кейли готовится к финалу вольных и весь день не находит себе места. Вновь, как и перед многоборьем, крутит в номере повороты из программы, растягивается, а музыку прослушала раз сто. В итоге, я отбираю у неё диск. Едва не деремся. Падаем на постель, обнимаемся, тяжело дышим. Она смеется. Вижу, что волнение ушло не до конца, но ей стало хоть чуточку легче. И время как-то замирает. Пока Лорен хвастается своей Олимпийской бронзой, мы лежим в обнимку, думая о чем-то своём. Я о своей принцессе с золотой медалью. А она… не знаю. Но этот миг я запомню. И пусть весь мир нас подождет…
Пусть ждет даже тогда, когда мы стоим у помоста и до её выхода – последнего выступления в финале вольных упражнений – считанные минуты. На этот раз я рядом, не на трибунах. Не могу быть так далеко в решающий день. Сжимаю ладонь Кей. Она вновь нервничает, кусает губы, смотрит вызывающе, но напряженно.
- У меня есть шанс?
- А неужели сдалась?
Вот уже её вызывают на помост. Сбрасывает с плеч куртку сборной. И тут я применяю запрещенный прием, лишь чутьем надеясь, что не ошибусь. Знаю ведь, что сейчас она готова принять бой… но хочу чем-то подкрепить её силы. И говорю, глубоко вдохнув:
- Кейли, я люблю тебя. Выходи за меня замуж.
Гимнастка смотрит, словно бы не понимая. А трибуны уже ревут, требуют свою чемпионку на ковёр. Саша окликает её – ведь так можно и дисквалификации дождаться. Я сам подталкиваю подругу к ковру, чувствуя себя чуть разочарованным. Неужели не угадал? А она наконец расплывается в ослепительной улыбке. Обхватывает меня руками, нежно целует.
- Знаешь, только ты мог сделать мне предложение в такой момент!
И убегает, улетает на ковер, смеясь своим серебристым смехом. Моя милая, милая Кейли.
- Это значит «да»? – кричу ей вслед. Но она на меня уже не смотрит: вскидывает ладони, тянет пальчики, носочки. Маленькая грациозная звезда.
И её сага вольных упражнений, когда ковер обволакивает ослепительное пламя, легкое, согревающее. От которого что-то в душе трепещет и радуется, потому как так танцевать может лишь она.
Когда, наконец, замирает - зал взрывается. Это, бесспорно, выступление Олимпийской Чемпионки. Тот же триумф, что и на Чемпионате Мира. Кей жалостливо улыбается, машет поклонникам, уходя. Едва идет. Словно выжгла всю себя, всю себя отдала этому сжигающему огню. Я бегу ей навстречу, подхватываю, кружу. Она легкая, как пушинка. Можно всю жизнь на руках носить. На этот раз, правда, моя королева плачет. Глажу её по волосам, стянутым в тугой хвостик, целую в лоб, шепчу какие-то глупости про то, что всё кончилось. А она всё плачет и плачет, словно не может остановиться.
Плачет и на пьедестале, с золотой медалью на груди. Сколько же слез Кейли выплакала за эти Игры, горькие и безумно счастливые? Долго не могу её дождаться – фото, интервью, толпы поклонников и симпатичных молодых людей вокруг. Она смеется, кусает золото по их просьбе – такая забавная, такая счастливая, что я даже начинаю чуть ревновать её к фанатам. Но черт с ними, черт с молодыми людьми и с моей бестолковой ревностью, если потом эта ясная звездочка всё равно возвращается ко мне. А она возвращается.
- Остин, у меня получилось! – падает в объятия. Сердце стучит, как молоточек – быстро-быстро, быстрее, чем разрешено законом.
- Знаю. Ты умница. Я так тобой горжусь!
- Кейли! Кейли Круз! Один вопрос! Вы продолжите карьеру?
Журналисты никак не могут её отпустить даже после получасовых позирований на камеры – теперь снимают нас вместе. Она чуть насмешливо улыбается, хитро поглядывая на меня.
- Продолжу. Но сначала сделаю небольшой перерыв.
- Что? – удивляюсь я.
- Почему? – кричит пресса.
- Я замуж выхожу, ребята.
Поворачивается ко мне и тихо шепчет:
- Я хочу венчаться здесь, в Лондоне. Только чтобы вот они – указывает на журналистов – не знали. Я всё-таки так люблю Лондон!
И мы вместе беззвучно хохочем. Я и моя невеста.
***
Наш Лондон, Лондон разочарований, поражений, горечи, слёз, отчаяния, побед, безумной радости, счастья и золотых медалей. Он не меняется спустя три месяца, когда мы возвращаемся туда. Когда приходит день - стоим у алтаря, в белом и черном. Она слегка вздергивает бровь, сжимая свадебный букет.
- Лондон – город любви, нашей любви, правда? Только он, да?
- Только он. Навсегда, - просто отвечаю я, переплетая наши ладони. На всю оставшуюся жизнь.
