He's over

Она сказала, что все закончилось. Она сказала, что уже ничего не имеет смысла, что она должна будет уехать, что, как только их выпишут из больницы, она подыщет себе другую квартиру, и все у них будет хорошо и без меня. Она сказала… Какую-то хуйню, если честно. Потому что вот она, стоит передо мной, и ничего еще не кончилось. Сижу я, завернутый в одеяло, как гребаный сумасшедший в смирительную рубашку. По ногам гуляет сквозняк, я сжимаюсь, будто под ударами – лучший мой вид для такого рода бесед. - Я решила, нам стоит поговорить. Говорят, после родов у баб фигура портится и вообще на них смотреть страшно, но, то ли я все еще под веществами, то ли она действительно сногсшибательна больше, чем когда-либо была. - Наверняка ты еще что-нибудь решила помимо этого. - Не бурчи, пожалуйста, из-под одеяла, - она кривится. - Чувствую себя так, будто это мне больше надо. - А это не так, разумеется. Она вздыхает. - Ты еще будешь язвить? Мне? Сейчас? - Прости, я больше никого рядом не вижу. Она проходит по комнате взад-вперед на свои длинных ногах, ее волосы развеваются от сквозняка, в нос бьет запах ее духов. Грудь ее вздымается высоко, и декольте нихрена не может скрыть. - Колин, я устала, - говорит она. Колин, я не хочу так больше. Колин, ты конченный торчок. Колин, что ты будешь делать, если твои альбомы не продадутся. Колин, а долги. Колин, Колин, Колин… - Тогда отдыхай. Она со стоном вздыхает, от безысходности, наверное, а я вспоминаю, как совсем недавно она протяжно стонала подо мной. Ее маленькая грудь под моими руками, тонкая кожа на ключицах порнографичнее, чем самое жестокое порно, подрагивающая жилка на шее, длинные ноги, сомкнутые за моей спиной. Все в деталях, как будто вчера было. Сейчас она посмотрит на меня долгим взглядом, типа я все пойму, абстинентка меня сразу отпустит, и все будут счастливы. Хуй там. - Куда ты поедешь? Зачем я спрашиваю? Она же пришла поговорить, вот мы и разговариваем. - Хочешь сказать, ты к нам приедешь? - она хмурится и, опустив голову, вздрагивает. – Сама не понимаю, что я тут делаю. От тебя уже ждать ведь нечего. Ее длинные волосы падают на лицо, так приятно думать, что она не смотрит на меня просто потому, что на самом деле не хочет произносить этих слов. Так приятно, черт возьми, что я почти верю в это. Когда тебе кажется, будто твои суставы выкручивает наружу, еще не в это поверишь. Можно, например, поверить в то, что еще не все потеряно. Закинуться последней оставшейся дозой и сделать вид, что все цело. Что я не связан обязательствами ни с кем, кроме группы, что очередной запой забудется так же быстро, как и самый первый, что мышцы по утрам не будут ныть, будто после того как тебя отымели во все щели по несколько раз, что каждое последующее достижение будет даваться так же просто, как по ранней молодости. Я не писал ничего почти год. Никогда не понимал, каково это – не чувствовать даже потребности в этом, такой почти физически ощущаемый недостаток в честности, в чистоте. Ты выливаешь весь свой внутренний мусор, и музыка все тебе прощает, заставляет почувствовать себя чем-то большим, чем никчемной малодушной скотиной, превращает твое нытье в твой собственный труд, нужный кому-то еще больше, чем тебе. Теперь понял. Я не писал ничего почти год. А как будто один день. Вчера у меня были друзья, женщина, одним движением своих умопомрачительных ресниц уносившая меня в такие дали, какие не всякая наркота может обеспечить, а сегодня я сжимаю под одеялом помятую сигарету и мечтаю о гребаном смысле. Я теперь все понял. - Это мальчик или девочка? Она улыбается и поднимает взгляд. - Мальчик. Та же чертова улыбка, как и три года назад. Тогда я повелся на эту податливость, на мягкость ее губ, красивую линию плеч. Самое дурацкое, что ведусь до сих пор. Сейчас надо отвести ошалелый от ломоты в костях взгляд в сторону, чтобы казалось, будто я все уже твердо решил. - Я уезжаю в реабилитационный центр завтра. - Я уже решила, что я ухожу. Ничего ты еще не решила – это я все решил. Это героин за нас все расставил по полкам. - Если решила уйти, то не так важно когда. Можешь забрать вещи сразу после того, как я уеду. Она подбирает сумку с дивана и идет к двери. Поджигаю сигарету и, затягиваясь, говорю ей в спину: - Джен, - она поворачивается, - сына я тебе не отдам. Я же искал гребаный смысл, я же люблю менять роли, я же хочу… Она поджимает губы, проводит рукой по пыльному дверному косяку и выдает: - Мы подумаем над этим. …хочу жить ради чего-то.