"В никуда"

Этот корабль идёт в никуда. Так сказал один из тех полоумных стариков, встреченных им по пути; он резко отпихнул его, и тот упал на дорогу, кашляя старческой сухой кровью, но он запомнил его слова, хотя и думал совсем о другом. Да это всё бред, конечно, проклятый старик на самом деле хотел сказать «Этот корабль идёт в Данию». Теперь он должен ежедневно молиться Богу, благодаря Всевышнего за то, что этот молодой господин оставил его в живых – уж слишком торопился на него попасть. Капитан смотрит на растрёпанного юношу с горящими нездоровыми глазами, в плохо застёгнутом плаще и с торжествующе блестящей саблей, второпях прикрепленной к поясному ремню. Тёмный загорелый лоб капитана блестит от пота. Он машет рукой, а юноша тем временем уже взбежал на борт. Море покрыто беспокойными складками, как покойник – белым покрывалом. Корабль пахнет как дома в Тоомемяги, что в Домберге, и немного – гниением старого дерева; но уж одно-два плавания выдержит, это хороший корабль. Он смотрел на пузырящееся танцующее море и повторял про себя: домой, домой. Мягкие черты лица, как будто бы художник ретушировал свой созданный портрет. Лицо, бывшее просто белым, после смерти отца приняло цвет яичного желтка. Чёрный камзол, как обивка гроба. Вот ещё о ком он думает. Никогда не бери чужие сабли. Он открывает флягу, пьёт кислое вино, которого хватает на пару глотков, и требует от капитана немедленного отплытия. Ему почти что тридцать. Он копия своего отца. И он – тот, другой, о ком думает, - тоже. Будь у него – другого – сестра, она была бы копией матери, как была его возлюбленная Офелия. С её смертью стало легче – и тяжелее, намного, намного тяжелее. Он тоже ненавидит свою страну, бесконечные равнины, серую землю, выцветшую на серо-желтом солнце. На всех картах она – его страна - извивается змеёй, стремясь уплыть в море. Он ненавидит серую пыль на сапогах и серую редкую траву. Он ненавидит много вещей. Как и тот, другой. После извещения о смерти отца и сестры у него на лбу – две глубокие морщины. Уголки губ полумесяцем опущены вниз. Его лицо стало серым, под глазами – синие мешки. Он ненавидит своё отражение в зеркале. Он допивает вино во фляге. Во всяком случае теперь он знает, что ему делать и что он должен чувствовать. И не дёргаться, страшась от мысли о губах того, другого, и длинных кистях его рук. Не просыпаться от влажных белых пятен в постели поутру. Убить, заслуженно убить, исходясь ненавистью к нему – значит восстановить гармонию и исправить спутанный порядок вещей. Этот корабль идёт в никуда. *** У славянских народов есть традиция – по той реке, где кто-нибудь утонул, пускается венок со свечой. Цветки в венке непременно должны быть белыми – лучше всего для этого подходит мирт. Он смотрит на свечу и тихо плачет: если прищурить глаза, пока не появится на них пелена, можно увидеть вместо неё длинную тоненькую фигурку Офелии в белом платье. Офелия-призрак. Его, другого, нет на похоронах: и он не знает, удовлетвориться ли этим или нет. Что бы сделал он, появись он тут: убил бы на месте? а смог? посмотрел ему прямо в глаза? Как оказалось, легче ничего не стало: наоборот. Собралось много людей. Его Величество пытался что-то ему говорить. Он не слушал. Ветер усилился и разбрасывал по земле падающие с венка лепестки мирта. Он подумал, что мир потерял свой цвет. Серая, серая Дания, белоснежная, ослепительная Офелия, бесцветные воды реки, светлые пятна воспоминания о возлюбленной сестре, тёмные лица пришедших на похороны. Чёрный камзол. Лаэрт поднял голову: принц Гамлет всё-таки пришёл.