Runs in the family

Первая капля прекращает жизнь, вторая капля — это желчь смерти, третья капля закрепляет начатое.

— Кто я? — спрашивает он. — Ты убийца, — отвечаю я. — Без предрассудков или сожалений. Ты свободен. — Ты тоже можешь быть свободным, — говорит он. И это сладко. Его глаза гипнотизируют, его голос мягок, словно бархат. Я отчаянно хочу верить. — А как же правила? — шепчу я. — Черт возьми, Декс! У тебя нет правил! Они были у Гарри, а он мертв уже десять лет. Нельзя, чтобы он сидел на твоих плечах, как Джимини чертов Крикет! — Когда он улыбается, вокруг его холодных глаз собираются морщинки. Он кладет руку мне на плечо. — Пришло время понять, кто ты такой. — Но я не знаю, кто я, — шепчу. Его уверенность завораживает и сбивает с толку. — Конечно, — говорит он тихо. — Тебя держали вдали от семьи с трех лет. Но теперь я с тобой. Я могу помочь тебе. — Он проводит ладонью по моему плечу к кисти. Я смотрю в его глаза. — Мы пройдем этот путь вместе. Его пальцы обхватывают рукоятку ножа поверх моих. На медицинском столе распластано тело Деб. Он сделал все, как я люблю. Брайан разжимает руку, встает за мной, так близко, что я чувствую затылком его дыхание. Я гляжу на темные, склеившиеся от слез ресницы Деб, и нож дрожит в моей руке. Первый раз я чувствую так сильно. Я чувствую смятение. Оно дрожит в воздухе, выжигает внутренности, забивается в рот и нос. Выбор. Иногда я завидую им, тем, кого собираюсь лишить жизни: у них его нет. Вариативность всегда смущала меня. Стремление выбирать — самое нерациональное из человеческих чувств. Что толку иметь эту возможность, если сам выбор — мучение? Стремление выбирать — это стремление к самоистязанию. Гарри говорил, что выбор — это свобода, значит ли это, что людская свобода — это самоистязание? — Сделай это, — шепчет Брайан. Я должен решить, но вариантов слишком много. Я мог бы всадить нож в нее. Или в него. Или в себя. Дебра открывает глаза. Я медлю. Брайан целует меня в шею. Я шире расставляю ноги. «Темный попутчик» внутри меня расправляет крылья. — Твои глаза сияют. — Его губы легко касаются мочки уха. Я чувствую его дыхание. Взгляд Деб полон ужаса. Я мог бы оставить ее в живых, освободить. Освободить? Свобода ли это — жить дальше, преданной любовником и братом, жить такой же выпотрошенной, такой же пустой, как мы. Я могу избавить ее от необходимости притворяться. Жилка на ее горле бешено пульсирует. Я сглатываю набежавшую слюну. — Мы пройдем этот путь вместе, — говорю я твердо и сжимаю рукоять. Дебра зажмуривается. *** Мы едем на запад. Брайан за рулем, я рядом. Он отстукивает пальцами в такт несущейся из приемника песне, что-то мурлычет себе под нос и жует тако. Влетающий в окно ветер ерошит его волосы. Солнце светит нам в лицо, я щурюсь даже в темных очках. Я не могу поверить. Все время поглядываю на него, желая убедиться, что это действительно происходит: мы покидаем Майами, чтобы стать свободными. Вместе. Я — часть его, а он — часть меня. Голос Энди Уильямса звучит из колонок, нас обгоняют автомобили. По обеим сторонам дороги — Биг-Сайпресс, полмиллиона акров дикой природы, рай для желающих что-нибудь надежно спрятать. Сколько раз я выезжал сюда на преступления. Один раз даже к собственноручно зарытому телу. — Ты оставлял здесь что-нибудь? — Брайан будто подслушивает мои мысли. — Да. Это вышло случайно. А ты? — Да. Мы улыбаемся друг другу. Вот что такое — быть свободным. Вот что такое — иметь семью, делить одну мечту на двоих. Мы едем два дня без остановок, только заскакиваем за едой в придорожные забегаловки. Подбородок Брайана покрылся щетиной, в нем почти невозможно узнать вселявшего ужас в жителей Майами «Ледяного убийцу». На одной заправке он покупает нам кепки и черные очки. — Это временные меры, — говорит он. — Месяц или два. Потом про меня все забудут, а тебя объявят мертвым. Я киваю. Внутри меня пузырится шампанское. Я не могу понять, что это. Эти чувства мне не надо изображать. Я их чувствую! По-настоящему! Я чувствую себя хорошо. Брайан делает музыку тише, останавливает машину у обочины. Морщится. — Подержи-ка. — Передает мне надкусанный тако. Лепешка оканчивается чередой идеальных полукружий, хоть слепок зубов снимай. Я откусываю с другого конца, слизываю с пальцев соус. Брайан разворачивает еще один тако, берет бутылку с водой и скотч. Хлопает дверь. В машине темнеет, когда он открывает багажник. Соус капает мне на брюки кровавыми пятнами, я чертыхаюсь и шарю в бардачке в поисках салфеток. — Если будешь умницей и перестанешь орать, — говорит Брайан ласково, — тебе достанутся тако и вода, а через пару километров я свожу тебя в туалет. Или же ты можешь выбрать скотч. Деб должна понять, что если мы даем ей выбор — значит, уважаем ее свободу, мы хотим сделать ее частью команды. Освободить ее. Когда-нибудь. Прошло два дня, семь часов и тридцать две минуты с того момента, как я стал свободным. *** — Кейп-Корал, — говорит Брайан. Я вздрагиваю и просыпаюсь. За окном — ночь. — В пятидесятых годах эту землю выкупили два брата, чтобы построить здесь город своей мечты. Предлагаю для начала остановиться тут. — Хорошо. — Я тру глаза. Улица за окном переливается неоновыми пальмами, разноцветными гирляндами, заманчивыми вывесками. — Если хочешь, мы можем снять дом. Здесь полно сдающейся недвижимости, вдобавок прекрасный воздух, замечательные виды. Полиция в Кейп-Корал инертна, ведь здесь ничего не происходит, а недалеко от города есть непроходимые топи… Мы можем взять в аренду катер! Ты же любишь море? Здесь кругом море! — Давай снимем дом, — улыбаюсь я. Я уже давно почувствовал запах моря. — Как думаешь, мне стоит отрастить усы? — Лучше бороду. — Тогда и ты отрасти. — Я подумаю. Мы проезжаем по очередному увитому огнями мосту и останавливаемся у вывески с надписью «Недвижимость». — Сейчас вернусь, — говорит Брайан и выключает мотор. — Поспи, у тебя были тяжелые времена. Я киваю. Сажусь поудобнее и закрываю глаза. — Он знает, как действовать, да? Гарри на соседнем сидении задумчиво смотрит Брайану вслед. — Он знает, — говорю я. — А ты… Думаю, тебе не нужно больше появляться. Ты долго был моим богом, но я нашел другого. Того, кому я небезразличен. Гарри грустно качает головой: — У богов всегда есть свои мотивы, сын. — Может быть, но что, если его и мои мотивы совпадают? — Ты в этом уверен? — Он мой брат, — говорю я после паузы. — И что? — Ты лишил меня общения с ним на долгие годы. Я понятия не имел, что у меня есть семья! — Были причины, по которым я не рассказывал тебе о Брайане. Это очевидно. — Меня не интересуют твои божественные мотивы, — говорю я. — Уйди, пожалуйста. Гарри исчезает. Я заставляю себя перестать злиться и вскоре засыпаю. *** Наш дом стоит на отшибе. Светлый, с большими окнами, он явно великоват для нас троих. — Остальные дома еще больше, — говорит Брайан. — Уродливые дворцы с бассейнами на крыше. На хрен им бассейн, когда в двух шагах море? — Может, думают, что морская вода вредна для кожи? Или волос? — Я закидываю наши сумки на плечо. — Или потенции. — Брайан оглядывается, затем открывает багажник и берет на руки брыкающуюся Деб. Она мычит и дергается изо всех сил. — Перестань, — говорю я ей строго. — Думаешь, я могу навредить тебе? Я твой брат, забыла? Брайан поджимает губы. Деб обмякает. Мы идем ко входу по шуршащей гравием дорожке. — Хорошее место, — говорит Брайан. — Я попросил найти для нас отдаленный кусочек рая. Чтобы никто нам здесь не мешал. — Здорово, — говорю я. Сумка Брайана больно врезается в плечо. Изнутри дом кажется меньше. Мы запираем Деб в одной из комнат на втором этаже. Забираем телефон, проверяем на прочность декоративную кованую решетку на окне. Развязываем Деб лодыжки и щиколотки. Когда мы идем прочь по коридору, она начинает кричать и звать на помощь, когда спускаемся по лестнице, она пытается выломать дверь. Себе выбираем комнаты по соседству. Я распаковываюсь, принимаю душ и иду в гостиную. Брайан сидит напротив окна на диване, в руках у него бутылка пива. В комнате темно, свет с улицы расписывает его лицо причудливыми пятнами. — Здесь неуютно, — говорит он и бросает мне бутылку. — И слишком тихо. Думаю, люди переезжают в такие места к старости, чтобы пялиться на море и писать стихи. Так обычно делают люди. Но мы придумаем, как себя развлечь, правда? Нужно будет принести телевизор из комнаты Деб. Я сажусь рядом, открываю пиво. Море за окном переливается черным, словно мазут. Луна отсвечивает в нем желтым масляным пятном. Брайан двигается ближе, обнимает меня за плечо. Здесь очень тихо, я слышу его дыхание. Я слышу, как снаружи шуршат цикады. В комнате Деб что-то рушится. — Телевизор, — определяет Брайан. — Ну и ладно. — Делаю глоток из бутылки. Я чувствую себя живым в нашей общей темноте. Я чувствую… умиротворение, пожалуй. Пытаюсь вспомнить, когда был так спокоен в последний раз. Может быть, иногда за работой. Может, жаря стейки для Деб на ее кухне. Или в постели с Ритой. Рита. Присмиревший, было, «темный попутчик» поднимает голову и говорит голосом Астор: — Скучаешь, милый? Я заставляю его замолчать. От мысли о Рите и детях мне не по себе. В груди будто першит, колеблется что-то. Все это пройдет, когда я привыкну к свободе, к жизни в настоящей семье. Брайан треплет меня по голове: — О чем думаешь, братец? Я отпиваю пива: — Никогда не планировал дожить до старости. Он кивает: — Я тоже. Море плещется за нашими окнам. Прошло три дня, двенадцать часов и семь минут с того момента, как я стал свободным. *** — Джош Фрост, — говорю я. Брайан поднимает глаза от ноутбука. Он сидит в кабинете. По периметру кабинет уставлен книжными полками, напротив двери — массивный стол и кожаное кресло с высокой спинкой. Здесь нет окон, зато есть мощный кондиционер. Брайан любит холод. — Не Эдвард, а Джош. Теперь я уверен. — Значит, Эдвард сел в тюрьму, покрывая младшего брата? Тебе это должно быть интересно. — У Джоша в спальне под плинтусом есть ниша, в которой лежат трофеи. И их не четыре, их много, много больше. Заколки, цепочки, трусики, даже один мобильный телефон. В этой нише я нашел кольцо Дианы Грант, последней жертвы. Брайан закрывает ноутбук, складывает руки на груди. Глаза у него загораются. А может, я вижу в них отражение моего собственного огня. Мой «темный попутчик» дышит полной грудью. Здесь действительно чистый воздух. И прекрасные виды. И непроходимые топи рядом с городом. — Будем готовиться? — спрашивает Брайан тихо. — Да. — Мне немного неловко. — Как ты хочешь это сделать? — Так, чтобы тебе понравилось. — А как же ты? — О, я своего не упущу. Плюс нашего дома в том, что здесь есть подвал. Он уже давно устлан полиэтиленом; новые инструменты, купленные в супермаркете неподалеку, аккуратно разложены вперемешку со старыми; давно заготовлены мешки для мусора, скотч и разные мелочи. Наш первый раз должен быть идеальным. — Ты кормил Деб? — спросил я. — Да. Она сорвала голос, теперь просто зло смотрит. Это к лучшему. — Да. — Я рассматриваю улыбающихся людей с первой полосы лежащей на столе газеты: «Семья из Кейп-Корал выиграла крупный приз в лотерею». — Ты чем-то озабочен? Я вздыхаю: — Пойду поговорю с ней. Она должна понять. — Хорошо. — Он открывает ноутбук, будто бы в раз потеряв ко мне интерес. — Когда начнем? — В восемь вечера. Он как раз придет с работы. Прошло девять дней, пять часов и семнадцать минут с того момента, как я свободным. *** — Уйди, — говорит Деб, едва я открываю дверь. Я боялся этого момента всю жизнь. Но не думал, что получится вот так. — Мне больно это слышать, — говорю я. — Не ври, тебе не больно, ты чертов свихнувшийся мудак! Или свали сам, или отпусти меня! — Отпущу, — говорю я. — Потом. Когда придет время. Когда ты все поймешь. На полу ее комнаты крошево из осколков, обломков дерева и тряпья. Я замечаю рамы от висевших на стенах портретов, черепки от вазы, осколки люстры, обрывки обоев, пару деревянных полок из шкафа, несколько раскуроченных вешалок, одинокую ножку стола, приделанную к поцарапанной столешнице. Обои вокруг единственного окна обвисли клочьями, чугунная решетка погнулась. Моя сестра в отличной форме. Кровать — единственный оазис в этом море рухляди. Деб сидит на ней, обнимая подушку, как когда-то давно, когда у нас были нелады и мне (всегда мне!) приходилось просить прощения. Только тогда запястья у нее не были связаны. — Все это нужно убрать, — говорю я и начинаю осторожно собирать хлам в кучу у двери. — Позже принесу пылесос, чтобы ты не поранилась о стекла. — Иди на хер, — говорит она. Голос у нее сиплый, получается не так эффектно, как всегда. Я вздыхаю. Никогда не раскрывай Дебре правду о себе, говорил Гарри, даже если она расстроена сейчас, потому что узнав о тебе, она расстроится еще сильнее. О, куда уж сильнее. — Я расскажу тебе кое-что, — говорю. — Засунь свои истории себе в жопу, братик. — Если ты не замолчишь, мне придется заклеить тебе рот. — Сделай милость. А то блевать от тебя тянет. Я медлю. Не всегда понимаю, когда она шутит, а когда говорит серьезно. Даже не уверен, что дело во мне: у Деб всегда было странное чувство юмора. Она молчит. Я иду к себе в комнату за скотчем. — Да брось, — говорит она, когда я возвращаюсь. — Ты не станешь. Я развожу руками. Она брыкается, кусается и уворачивается. Я крепко держу ее, я лишь боюсь, что она упадет в острозубое море вокруг кровати. Я всегда поддавался ей в детстве. Думаю, она поняла это только теперь. Заклеиваю рот, заматываю ей руки, чтобы она не смогла отлепить скотч от губ. Рухляди много, я подцепляю пальцами один из пестрых лоскутов — кажется, это было покрывало, — и кидаю к двери. Надо будет все это вынести. — За последние несколько лет в полицейский участок Кейп-Коралл пришло три женщины, заявившие об изнасиловании. Насильника искали, но не очень успешно: во-первых, не были уверены в подозрениях, во-вторых, жертвы были из неблагополучных слоев населения — официантки и горничные. Недавно в одном из болот обнаружили тело Дианы Грант, на шее у нее остались характерные полосы. Трое из заявивших упоминали, что их душили, у одной были ровно такие же полосы, как на убитой. Полиция вышла на братьев Фрост. Старший, Эдвард, во всем признался. Но, побывав в доме у Джоша, я нашел трофеи. Не тебе объяснять, что это значит. Среди трофеев было кольцо Дианы Грант. Я думаю, что насильник, предатель и убийца Джош Фрост заслуживает смерти. Деб смотрит умоляюще и мотает головой. — Все уже решено, Дебра. — Я швыряю в выросшую у двери гору рухляди колченогую столешницу. — Я бы хотел, чтобы ты была на нашей стороне. Тебе ли не знать, иногда система не работает, убийцы уходят от правосудия... Ты поймешь со временем. — Я понижаю голос: — Отец понимал. Он все знал, он направлял меня к свету, пытался помочь пройти через все это. Ее глаза расширяются. Меня всегда завораживали чужие чувства. Удивление сменяется непониманием, осознанием, ужасом. Потом появляются слезы. — Прости, Деб, — говорю я тихо и выхожу. Прошло десять секунд с того момента, как Деб лишилась своего бога. *** Это оказывается совсем не сложно. Мы втаскиваем тело Фроста в подвал. Брайан держит его за руки, я за ноги. Мы удивительно слаженно работаем, все получается идеально. Деб начинает мычать. Ее рот заклеен скотчем, запястья связанны длинной, перекинутой через потолочную балку веревкой. Сгружаем Фроста на стол. Я срезаю с него штаны, Брайан — футболку. Тряпки летят на пол. Я разматываю скотч, Брайан помогает мне крепче примотать тело к столу. Мы работаем молча, слышится только скрип скотча, хныканье Деб и наше тяжелое дыхание. — Что вы, мать вашу, надумали, мудаки гребанные! — Скотч отлепляется от нижней губы Деб. — Вы правда сделаете это, чертовы уроды? — Думаю, нет смысла это скрывать, — говорю я. Мы с Брайаном синхронно делаем шаг вперед — как раз закончили обматывать колени. — Декстер, посмотри на меня! Ты не станешь этого делать! Еще можно что-нибудь придумать! — Боюсь, другого пути нет. — Декстер, послушай, даже если он убийца… Это все похоже на какой-то ритуал долбаный! Тебе нужна помощь, я могу тебе помочь! — Не бойся, я не заставляю тебя смотреть, ты ведь можешь закрыть глаза... — Все, — говорит Брайан. Мы отходим на несколько шагов, глядя на наше творение. Я выбираю нож с зубчатым лезвием. Тяжесть рукоятки отдается дрожью предвкушения по всему телу. — Ты прекрасен, — шепчет Брайан. — Декстер! Декстер, нет! Ты не должен это делать! Нельзя просто убить его! Фрост открывает глаза. Люблю этот момент. Удивление, непонимание, осознание, ужас. — Этот человек — преступник, на его счету несколько трупов. Он сам виноват. Я царапаю щеку Фроста заостренным кончиком. «Темный попутчик» беснуется, учуяв запах крови. — Декстер, пусть с ним разбирается закон! — Я живу по законам своего отца. Нашего отца. Капля крови на предметном стекле похожа на зернышко граната. Она расплывается, прижатая сверху, будто улыбается мне. — Хочешь что-нибудь сделать с ним? — спрашиваю я Брайана. Он облизывает губы: — Давно мечтал понаблюдать за тобой. Сделай это. — Не делай этого, Декс! Декс, не делай… — голос Деб срывается. Я подношу нож к шее Фроста. — Смотри на меня, — орет вдруг Деб. — Фрост, смотри на меня. Он смотрит. Скашивает глаза влево, пока я перерезаю ему глотку. Теплая кровь стекает по моим пальцам. — Прекрасен, — шепчет Брайан. Я закрываю глаза. *** Брайан помогает мне разделать труп. Я поглядываю на него исподтишка. Когда он подносит пилу к куску плоти, то задерживает дыхание. Когда зубцы вгрызаются в тело, медленно выдыхает, чуть прищуривается. Вдвоем мы управляемся быстрее. Вскоре Джош Фрост уже покоится в пяти пакетах для мусора. Я завязываю последний пакет, когда слышу шевеление в углу. Деб отвернулась от нас, смотрит в стену. Ее руки безжизненно повисли в путах. — Прости, Деб, что все так получилось. Другого пути не было. — Она молчит. Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее плеча: — Деб? — Не подходи, — говорит она тихо. — Держись от меня подальше. Она не ругается, и это плохой знак. — Она привыкнет, — говорит Брайан. Он протирает инструменты дезинфектантом. — Я хотел бы, чтобы она поняла. — Значит, поймет. — Его улыбка отражается в лезвии разделочного ножа. — Я, пожалуй, проедусь до болот. Хочешь со мной? — Нет. — Забираю у него тряпку с дезинфектантом и берусь за секач. Я смотрю на затылок Деб. Я, кажется, растерян. Как только Брайан выносит последний мешок, Деб поворачивается. — Ты запутался, — шепчет она. — Я могу тебе помочь. Со многими в жизни происходит что-то ужасное, но они не становятся такими, как ты. — Деб, — вздыхаю. — Я убиваю только определенных людей. Таких, как Джош Фрост. — Ты серийный убийца, Декстер. Ты убиваешь. Твоя сущность, она как раковая опухоль, она растет. Это нужно прекратить. Взять на себя ответственность за то, кто ты такой. Мы вместе пойдем в участок. Я тебе помогу. Она так искренне заботится обо мне. Я заворожен ее словами, очарован возможностью просто сдаться. Дверь вдруг открывается: — Забыл положить ступню. — Брайан виновато улыбается, выуживая ее из-под наваленного в углу полиэтилена. Я благодарен Брайану за то, что он прервал нас. — Я могу больше не прятаться и быть свободным, — говорю я Деб. — Можешь, — слышится сверху. Фигура Брайана чернеет в дверном проеме. Я вдруг думаю, что мой «темный попутчик» похож на Брайана. Я хочу сказать ему это, но Брайан закрывает дверь. *** Прошло тридцать семь дней, двадцать четыре часа и три минуты с того момента, как я стал свободным. — Смотри на меня, — кричит Деб. По ее щекам текут слезы. Я вонзаю лезвие в грудь Андора Шепиро, безобидного старичка, который имел неосторожность приехать доживать последние деньки в Кейп-Корал. Ему пришлось проломить череп своей соседке Магдалене Лабер, когда она опознала в нем надзирателя из немецкого концлагеря. Я нашел у Шепиро неотправленное письмо Лабер, в котором она пишет, что узнала его, и советуется с адвокатом. На письме были следы ее крови и мозгового вещества. Как неаккуратно. Глаза Шепиро закатываются. Стоящий за моей спиной Брайан целует меня в шею. — Пидарасы гребанные! — орет Деб. — Ублюдки, ублюдки, ненавижу! — Заткнись, — говорит Брайан тихо. Она замолкает. Только хлюпает носом, пока мы разделываем труп. В этот раз она не отворачивается, я чувствую ее взгляд. — Он замучил тысячи людей и прожил долгую и счастливую жизнь, — говорю я, отпиливая дряблое, все в пигментных пятнах предплечье. — Считаешь, это справедливо? — Ты не бог, чтобы решать, — говорит Деб. — Правда? — Брайан поднимает брови. — Меня всегда интересовал этот вопрос. Где был бог с его решениями, когда старикан загонял людей в газовые камеры? Где был бог, когда я разрезал на куски визжащую проститутку в переулке Литл-Ривер? Где был бог, когда я трахал тебя, вспоминая, как вытекала кровь из горла моей последней жертвы? — Иди на хрен. Я ненавижу тебя, — говорит Деб. — Я никогда еще никому не желала смерти, но видит бог… — Опять бог? — Брайан усмехается и поднимает двумя пальцами отпиленную кисть. Я вздрагиваю и отдергиваю руку от ножа. Порез на безымянном пальце сочится кровью. Я тупо смотрю, как набухает и повисает у ногтя алая капля. — Ты должен быть осторожным. Я поднимаю глаза на Брайана, мне вдруг кажется, что я вижу отца. Сколько раз он говорил мне эти слова. Перевожу взгляд на Деб. Ее глаза темные и пустые, словно она разом постарела лет на десять. Я смотрю на нее, смотрю, пока она не моргает. Застывшая на миг реальность набирает прежнюю скорость. — Все нормально? — спрашивает Брайан. Я снова гляжу на Деб. Ее глаза по-прежнему темны. Что это, игра света — или я вижу в них отражение моей собственной темноты? — Все хорошо, — говорю я. *** — Нам нужно двигаться дальше. Мы слишком засиделись на одном месте. Брайан водит пальцем по корешкам книг. В доме оказалось полно медицинской литературы, судя по всему, владелец дома — хирург. Брайан часто пропадает в кабинете. — Неужели? — По одному голосу я могу угадать, что на его лице появилась рассеянная улыбка. Он притворяется не хуже меня. Смешно, наконец-то мы можем быть собой, но, оказывается, притворство вызывает привыкание. Я просматриваю карту у стола, прикидывая, куда бы мы могли двинуться дальше. Брайан подходит неслышно. — Хочу, чтобы ты был моим, — говорит он. — Я и так твой, — отвечаю почти машинально. Я не слишком сосредоточен на его словах, я собираюсь вычислить самый безопасный для нас маршрут. И я уже привык к его прикосновениям, но Брайан кладет руку мне на плечо, зарывается носом в волосы на затылке, и мое сердце ускоряется. Я чувствую, сейчас что-то произойдет. Откладываю карту, вслушиваясь в свои ощущения. Через стол, в промежутке между стеллажами стоят высокие напольные часы. Деревянные, с резным узором вокруг золоченого циферблата. Блестящий, круглый маятник невозмутимо раскачивается. Тончайшая секундная стрелка движется с тихими всхлипами. Я ощупываю взглядом эти часы, но не вижу их. Все мое тело — ожидание. — Декстер, — шепчет Брайан. Давит на плечи, вынуждая лечь грудью на стол. Я сминаю книги, карты и все свои расчеты. Его ладони горячие, а пальцы на удивление неловкие. Я же видел эти руки в работе, видел эти гениальные пальцы, а сейчас он не может расстегнуть пуговицу на моих брюках. Я не помогаю ему. Я… не совсем уверен. Брайан делает странные вещи. Гладит мои обнаженные ноги, дергает за волоски в паху, целует в поясницу, раскрывает меня и долго рассматривает, сидя на корточках. Я позволяю. Мне любопытно. Нас разлучили слишком рано, и сейчас мне хочется полностью получить его любовь. За окном, разрезанном жалюзи на тонкие полосы, темнеет; небо и море наливаются ультрамарином. На городских улицах зажигаются огни. Сначала я чувствую боль. Брайан резко двигается вперед и плавно назад. Что-то происходит со временем, секундная стрелка на часах трепещет на одном месте. Под моей щекой какие-то бумаги, я смахиваю их на пол вместе с парой блокнотов и измятой картой. Столешница больно врезается в живот. — Как хорошо, — шепчет Брайан. Боль сменяется теплом, у меня получается выдохнуть. Я подыгрываю ему, подаюсь назад. Мы все делаем вместе, так поступают партнеры. Я приподнимаюсь, выгибаюсь сильнее. — Как хорошо, — шепчет Брайан снова. — Теперь я понимаю, как это, когда любишь. Тепло сменяется чем-то сладким, зудящим. — Отдайся мне, Декстер, — шепчет Брайан, лаская меня все быстрее. Я почему-то вспоминаю лицо Риты. Наслаждение становится острым, душным, почти невыносимым, комната плывет перед глазами, рассекая лезвиями жалюзи стены и книжные полки. Секундная стрелка на напольных часах громко отсчитывает застывшее время. Я зажмуриваюсь. *** — Ты сходишь с ума. — Деб перестала ругаться, и меня это действительно беспокоит. — Ты не того выбрал. Под его влиянием твоя тьма… твой демон… что бы это ни было, оно расцветает, пожирает тебя. Я вижу его. Только сейчас я понимаю, о чем говорила Деб. Мой «темный попутчик» обрел небывалую мощь. Теперь не он — мой попутчик, я сам оказался его сопровождающим. Он стал свободен. Не я сдерживаю его, теперь он сдерживает меня. Он управляет мной. Он гладит меня по волосам. Хорошо, что кровать в моей комнате такая большая. Брайан полулежит на подушках, я лежу головой на его коленях. Кажется, мы не двигаемся вечность, живут только его пальцы в моих волосах. Море за окном похоже на зеркало. Мое тело теплое и ленивое. Я не могу заставить себя заговорить, это слишком сложно, это отнимет много сил. Нужно открыть рот и ворочать прилипшим к нёбу языком, а не могу напрячь ни одну мышцу. — Что ты чувствуешь, когда убиваешь? — спрашиваю я наконец. Брайан долго молчит. — Сильнее всего я чувствую… обладание. Власть. Радость. Возбуждение. Что бы это ни было, когда я убиваю, мое сердце бьется чаще. Мне почти так же хорошо, как было только что. С тобой. Спокойствие опьяняет меня. Я чувствую себя живым в нашей общей темноте. Я чувствую себя защищенным. Я засыпаю и просыпаюсь, слушая его дыхание. Закат окрашивает комнату всеми оттенками охры. — В приюте у меня была подруга. — Голос Брайана хриплый, будто он только проснулся вместе со мной. — Ее звали Кейт. Я дружил с ней, потому что меня завораживал грубый рубец, которым оканчивалась ее кисть. У нее не было запястья, она очень этого стеснялась. Я любил рассматривать, трогать ее шрамы. Я думал о том, как это, когда часть твоего тела отделена, каково это — знать, что где-то гниет кусок твоей плоти. Однажды к нам пришел врач. Доктор Манн. Она принесла с собой подарок, искусственную кисть для Кейт. Я был поражен. Я был травмирован. Доктор Манн часто заходила к нам с того дня. Через год она удочерила Кейт. Еще через год я вышел на свободу и поехал навестить их. Тогда у меня не было четкого плана, я просто не мог забыть Кейт, ощущение ее рубцов под пальцами, того, как кожа переходит в совершенный пластик… Я не мог забыть доктор Манн. Я думал, каково это — знать, что кто-то каждый вечер отделяет от себя кусок созданной тобой плоти. Когда я приехал к ним, оказалось, что Кейт не так давно сбежала. Доктор Манн была безутешна, она предложила мне переночевать у нее. Я прожил в ее доме почти месяц, прежде чем смог заговорить о том, что интересовало меня больше всего. Я сделал слепок ключа от ее лаборатории, каждое утро заходил туда и смотрел, смотрел… Словно разделанные на части люди, много людей. Однажды доктор Манн меня застукала. Пришлось сказать правду, сказать, что мечтаю научиться воссоздавать плоть. Она обещала научить. Я прожил у нее около года, прежде чем понял, что готов. Однажды ночью я отрезал ей ноги, невысоко, чуть выше голени. Было страшно резать по живому, она кричала, молила о пошаде, но я смог, я был сильнее. До сих пор помню густой, железистый запах ее крови, я чуть не упал в обморок тогда. Я быстро уладил формальности, договорился об отпуске на ее работе. Мне нужно было время. Я заперся в лаборатории и работал круглые сутки, пока не создал их. Я вложил в них всю душу и показал ей. Она подсказывала, направляла, помогала добиться совершенства. Она была моим божеством так долго, я грезил об ее наставничестве и в приюте, и после, и первый раз в жизни мои мечты стали реальностью. Под ее руководством они стали идеальными. Ее ноги. Брайан проводит пальцами по моей шее. — Ты сбежал от нее? — Я ежусь от ласки. — Нет, братик. — Он снова гладит меня, я слышу, что он улыбается. — Я ее убил. У меня не было другого выхода. Ты не можешь убежать от божества, даже если это необходимо. Можешь только… Солнце, пробив лучами-лазерами тонкие занавески, впивается в сетчатку глаз. — Не бросай меня, Декстер, — говорит Брайан тихо. — Только не бросай меня снова. Я киваю. Щурюсь одному особенно отчаянному лучу, он оседает на ресницах золотистыми бликами. Небо за окном пунцовое, как на картинках к сказкам, которые я читал Астор и Коди. — Мы уедем, — шепчет Брайан. — Мы уедем далеко-далеко, туда, где нас никто не найдет. Только ты и я. Мы построим мир нашей мечты, без предрассудков или сожалений. Мы будем свободны. Его слова гипнотизируют, его голос мягок, словно бархат. Под моими веками переливается янтарное море. Прошло сорок дней, три часа и пятьдесят шесть минут с того момента, как я стал свободен. С того момента, как я выбрал его религию. Его голос звучит на грани сна и яви: — Я хотел бы посмотреть, какой ты внутри. Ты должен быть другим. Не таким, как все. Я хотел бы носить с собой часть тебя. Всегда. *** Восемьсот восемь, восемьсот девять… Лопасти вентилятора взрезают воздух под потолком. Душно. Я лежу на кровати, считая вдохи и выдохи. Мой идеальный свободный мир крошится на глазах. Завтра мы покидаем Кейп-Корал. Брайан сказал, что пора. Недавно он нашел на дне сумки дешевые, купленные по пути сюда очки, и стал везде носить их с собой; его подбородок вновь покрылся щетиной. Когда он смотрит на меня, его глаза по-прежнему теплеют, но я чувствую, что между нами что-то изменилось. Я доверяю ему всем своим заледеневшим сердцем, но инстинкты… Инстинкты шепчут разное. «Темный попутчик» беспокойно взмахивает крыльями и щурит яркие глаза. А я доверяю Брайану даже сейчас, даже после того, как увидел газету на его столе: «"Ледяной убийца" наносит новый удар в Кейп-Корал». Я не читаю здешних новостей. Все самое интересное Брайан пересказывает мне за завтраком. Я не смотрю местные телеканалы. Потребность включать по вечерам «Майами ньюз» исчезла вместе с необходимостью скрываться. Наши вечера на свободе не опутаны сетями из внешнего мира: мы выезжаем в море на катере, пьем пиво на веранде, ходим в небольшие местные бары, гуляем по остывающему пляжу. Ноутбук тихонько пищит, моля зарядить батарею. Я не могу двигаться от ужаса и непонимания. Лопасти вентилятора крошат на меня прохладный воздух, в глазах рябит от их движения. Я посмотрел в интернете, все вышло случайно: в желудке убитого аллигатора обнаружили руку и часть бедра. Если бы прошло чуть дольше времени… Если бы убили другую рептилию… Зачем сытый аллигатор вцепился в местного подростка? Почему он не сразу утянул парня на дно, почему именно в этот момент рядом оказались его друзья с оружием в руках? Никто бы ничего не узнал. Я хотел бы ничего не знать. В незнании — сила. Варианты всегда смущали меня. Я истязаю себя уже несколько часов, пытаясь сделать правильный выбор. Я не знаю, кто из нас неправ. Я, поверивший, что наблюдений за моими действиями ему хватит, чтобы утолить свой голод, или Брайан, убивший в тайне от меня. Еще одна невинная жертва. Наша жертва. Я соучастник, если не сумел его остановить. — Ха-ха, — смеется мой «темный попутчик» голосом Деб. — Я же тебе говорила. Мое сердце бьется слишком быстро, слишком болезненно. Я кладу ладонь на грудь, чтобы удержать его. Ноутбук в последний раз отчаянно пищит и гаснет. Мы никогда об этом не говорили. Я думал, что нам хватит преступников на двоих, но мы ни о чем не договаривались. Да и как это делать… «Давай ты не будешь больше убивать и засунешь свой нестерпимый голод себе в задницу»? Или: «Я убиваю преступников, только так правильно. Делай как я»? Как-то так. Я неправильно прочитал священную книгу, я в замешательстве, эти заповеди мне не подходят. Мне нужны новые, свои собственные заповеди. — Ты можешь сделать это, если на кону — спасение человеческой жизни, — говорит «темный попутчик» голосом Гарри. — Убей Брайана. — Я не могу, — отвечаю я. — Он мой брат. Он дарил мне подарки. Самые лучшие подарки, такие мне никогда не подарят. И он хочет, чтобы я был самим собой. — Он никогда не остановится. — В голосе Гарри слышится забота и сочувствие. — Он будет убивать, пока ты это не прекратишь. — Я не могу. Мы должны пройти этот путь вместе… Мы будем свободными… — Ты сходишь с ума, — говорит Деб. — Ты не того выбрал, ты не того освободил. Свободен твой демон, а Декстер ослеплен и потерян в темноте. Посмотри на меня, Декс, посмотри мне в глаза… Мне тяжело дышать, сердце под пальцами колотится, как сумасшедшее. Я никогда не ощущал себя живее. Так вот от чего бледнеет Рита, вот почему Астор ходит хмурая, вот почему ЛаГуэрта такая стерва, вот от чего у Деб белеют губы. Сердце. Оно всем управляет. Я улыбаюсь от ужаса и наслаждения: это новое. Я никогда так себя не чувствовал. — Он не остановится, — говорит Гарри твердо. — Он обманывает тебя, — говорит Деб. — Ему могла встретиться я, — говорит Рита. — Или я, — это Астор. — Или я, — говорит Коди. — Он убьет тебя рано или поздно, — говорит незнакомый мне женский голос. Мне кажется, я узнаю его: — Доктор Манн, это вы? Вы ничего не знаете. Он меня любит. — Брайан любил меня тоже, — продолжает она. — По-своему. Он не умеет по-другому. Ему нужно обладать полностью, не только твоими знаниями, душой, но и телом, и жизнью. Ты должен принадлежать ему одному. Беги, Декстер, беги, пока не поздно. — Но я уже принадлежу ему. Душой, телом и жизнью… — Беги, Декстер, — говорит Астор. — Беги, Декстер, — говорит Коди. — Беги, Декстер, — кричит ЛаГуэрта. — Присмотри за Деб, — говорит Гарри. Я закрываю уши подушками, чтобы не слышать их голоса, но перед глазами у меня их лица беззвучно с разинутыми ртами, и с этим я ничего не могу поделать. Мне хочется кричать. Я потерял контроль. Где же старый добрый безупречный Декстер. Я его потерял. Как теперь его найти? *** — Что интересного в новостях? Мы завтракаем на веранде. Наши сумки уже собраны, Деб уже пожелала нам сгореть в аду. Брайан разрезает яичницу, я гляжу на медленно вытекающий глаз-желток. — Ничего интересного. Помнишь семью, которая выиграла миллион? Глава семейства проиграл все в покер. Люди смешные. Покатаемся напоследок на катере? — Покатаемся. Только давай уедем завтра? Мне надо кое-что решить. Взгляд Брайана лучится насмешкой: — Проблемы с самоидентификацией? — Вроде того. Он слишком хорошо меня изучил. — Хочешь поговорить? — Не сегодня. Брайан разливает чай: — Тебе не кажется, что мы слишком одомашнились? Просторный дом, уютная веранда, книги, закаты… Наверняка не так ты представлял себе общение с братом. Ты представлял себе веселье, пиво рекой, травку, гонки по магистралям под громкую музыку… — Неважно, — говорю я. — Неважно, как я представлял. Мне нравится быть с тобой. — Хорошо, — Брайан кивает и, кажется, теряет интерес к разговору. Небо над нами переливается от бледно-серого до лазоревого. Небо здесь совершенно особенное. Мы остановили катер вдали от берега и вынули пиво из холодильника. Насколько хватает глаз, нас окружают сверкающие на солнце, словно тысячи крохотных лезвий, волны. Мы стянули рубашки, подставляя солнцу чуть тронутую загаром кожу. Мы оба слишком бледные, солнце сжигает нас. Поэтому, прежде чем улечься с пивом, приходится обмазать друг друга солнцезащитным кремом. Мы настолько нормальны, что это даже пугает. — Почувствуй на себе лучи солнца, — говорит Брайан, открывая вторую банку пива. — Приятно, правда? Послушай, мы должны двигаться дальше. — Я не против. — Вдвоем. — Брайан вздыхает. — Декстер… Ты мучаешь и ее и нас. Ты должен отпустить ее. Просто одно движение ножа. Перестань наконец притворяться, что в тебе есть свет. — Но я люблю Деб, — говорю я. — Когда любовь мешала людям убивать друг друга? Дебра не станет частью нас, ты не можешь этого не признать. Перестань притворяться. — Деб не сделала ничего плохого, и я не могу просто так… Он вздыхает: — Скажи, какая разница, виновен человек или нет. Тебе приятнее убивать негодяев? — Это часть ритуала. — Тебе не нужны оправдания для убийства. — Дело не в этом. Кодекс защищает мою свободу. Он дарит мне жизнь. — Твоя жизнь — сплошная ложь! — Брайан резко садится, закрывая собой солнце. — Я дарю тебе настоящую жизнь! Я дарю свободу! Я хочу, чтобы ты понял: нет ничего невозможного! Вот жизнь, которую я хочу тебе показать. Пора бы перестать перебирать затертые воспоминания о Гарри и фальшивой семье, которая сделала и тебя фальшивкой. Ты был потерян так долго, и я тебя нашел. Ты принадлежишь мне. Брайан тяжело дышит, его волосы растрепаны. Я не вижу его лица, он весь — черный силуэт на фоне синего неба. Солнце выбивается редкими лучами из-за его спины. Я чувствую себя неуютно. — Я твой брат, — говорю я медленно. — Но я принадлежу себе. Брайан медленно опускается обратно. Беззаботно забрасывает руки за голову. Мимо нас по направлению к нашему дому проплывает полицейский катер. — Я видел газету, — говорю я. — Я знаю, ты убил снова. Ты мог бы рассказать мне. — И что бы ты сделал? Прочел мне мораль о том, что так делать нехорошо? Ты пока не готов к абсолютной свободе, братик. И я не хочу тебя смущать. — Я думал, ты не станешь убивать без меня. Иначе в чем смысл? — Смысл в том, чтобы сделать тебя счастливым. — Брайан переворачивается на живот, приподнимается на локтях, глядя мне в лицо. — Смысл в том, чтобы дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь. И ты должен выбрать, греться ли тебе в лучах света или смириться с тьмой, которой ты принадлежишь. Тебе нравится это место? Не так далеко от дома, большая глубина, почти никто не ездит… Думаешь, Деб понравилось бы здесь? — Думаю, да. — Тогда решено. — Он счастливо улыбается. — Оставим ее здесь. Сегодня будет трудная ночь. Я набираю в грудь воздуха, чтобы возразить, но ничего не произношу. Я не хочу видеть, как опадает его такая искренняя улыбка. Брайан целует меня в висок, треплет по волосам. Сколько времени прошло с тех пор, как я перестал понимать, что со мной происходит? *** Мы стоим в комнате Деб. Солнце зашло за горизонт, оставив на небе кровавую колею. Она просвечивает сквозь решетчатое окно, вся покрытая перистыми облаками, словно ватой. Деб прижимает к груди связанные запястья. Я чувствую ее страх. Кажется, я тоже боюсь. — Мы решили, что пора двигаться дальше, — говорит Брайан. Он ходит по комнате, как гибкий хищный зверь, праздно оглядывает потерявшую вид стараниями Деб мебель. Его голос мягок и ленив. В заднем кармане его джинсов обычный кухонный нож, его не видно под длинной футболкой. — Вы возьмете меня с собой? — Деб знает ответ, я уверен. — Мы думаем об этом, — кивает Брайан. — Я должна узнать, чем закончится книга. — Деб смотрит на распластанную вверх обложкой «Собор парижской богоматери». — Все умрут, — говорит Брайан, глядя на меня. — Все умрут. Красавица умрет, урод умрет, святой умрет. Все умрут рано или поздно. — Вот козел, — говорит Дебра, глядя на меня. — Какое свинство — рассказывать концовку. — Отнесись к этому философски. — Брайан заводит руку за спину. — К смерти невозможно отнестись философски. — Деб тянется к книге. Время замедляется. — Убей его, Декстер, — говорит Коди. — Положи этому конец, — говорит Астор. — Сделай это, Декстер, — говорит доктор Манн. — Деб не заслуживает смерти, Декстер, — говорит Рита. — Если ты не убьешь его, он убьет Деб. Надо сделать выбор, — это уже Гарри. Я ясно вижу Гарри. Гарри, который говорит мне тянуться к свету. Гарри, который называет меня исчадием тьмы. Гарри, который наказывает приглядывать за Деброй. Я вижу себя. Свой дом, яхту, детей. Я вижу коллег. Черную, черную кровь из глоток своих жертв. «Темный попутчик» внутри меня хрипит и корчится, пока я надеваю на него ошейник. Время возвращается к своему обычному ходу. Окольцованный «темный попутчик» ворчит и обиженно хлопает крыльями. — Она поедет с нами, — говорю я Брайану. И это будут первые слова в моей священной книге. Нащупываю в кармане рукоять складного ножа. Он поднимает брови. — Поверь мне, — говорю. — Куда мы, туда и она. Мы пройдем этот путь вместе. Втроем. Брайан отворачивается к окну и беззвучно смеется: — Она же не сможет, Декстер. Она хороший коп, хороший человек. Она другая, не такая, как мы. Он поворачивается — закатное солнце бьет ему в спину, кажется, будто где-то далеко полыхают языки пламени, — в мгновение ока улыбка на его лице сменяется оскалом. И я не успеваю — он к ней ближе! — могу только смотреть, как он с рычанием бросается к Деб. Я ничего не делаю, могу лишь цепенеть от ужаса. От длинного, удивленного всхлипа, от звука вспоротой плоти. Они замирают, слившись в объятии. Мое сердце перестает биться. Брайан опускается на пол, по его груди расползается кровавое пятно. Удивление сменяется непониманием, осознанием, ужасом. Я бросаюсь к нему, раздираю рубашку, чтобы осмотреть рану. — Уже все, — говорит он. — Все. Я тоже это понимаю. Обхватываю его голову на своих коленях. — Убей меня сам, — говорит он. — Я не хочу так... Только не она... Я думал, ты это сделаешь, но ты тянул, тянул… Выбирать — это всегда мучительно... И я не виню тебя, в конце концов, ее ты знаешь дольше… Давай, сделай же наконец правильный выбор. Убей меня сейчас. Я качаю головой. Он касается рукой моей щеки. — Не плачь, братик, я прощаю тебя, — говорит он. — Главное, помни меня. Умирает лишь тело, пока ты будешь вспоминать, я буду с тобой. Я чувствую, как его кровь пропитывает мои джинсы. Его губы бледнеют. — Я не плачу, — отвечаю я. Он улыбается. Я вдруг замечаю, что глаза у него не темные, а зеленые. Я замечаю родинки на его лице, ямочку на подбородке, морщинки у глаз. Мне кажется, я никогда не смотрел на него по-настоящему. Его взгляд останавливается. Моим щекам влажно и щекотно. Я целую его в лоб, баюкаю его голову. «Темный попутчик» внутри меня съеживается. Я чувствую холод. Я чувствую тяжесть. Я чувствую утрату. Когда умер Гарри, это было не так сильно, но тогда я еще совсем не умел чувствовать. Деб сидит на кровати. Осколок стекла в ее руках очень острый, идеально ровный. Ее ладони в крови. Словно в тумане вижу, как она поднимается, делает шаг ко мне. Кровь со стекла капает на пол, на ее джинсы. Я опустошен. Я готов. Я никогда не планировал дожить до старости, но не думал, что это произойдет так, что это будет Деб. — Это правда. Все, что он сказал. — Я пытаюсь ее подбодрить. — Ты хороший человек, Все в порядке. Делай то, что должна. Вместо того чтобы перерезать мне глотку, она опускается рядом на колени, обнимает меня за шею и ревет, и воет мне в плечо. Сердце в ее теплой груди бьется очень быстро. *** Мы едем на запад. Я за рулем, Деб рядом. Играет радио, солнце светит нам в лицо, я щурюсь даже в темных очках. Влетающий в окно ветер путает Дебре волосы, она чертыхается на все лады, пытаясь их пригладить. От нас за версту несет дымом. Сгоревший дом с останками «Ледяного убийцы», скорее всего, достанется полиции Кейп-Корал. Хотя возможно, нам придется впутать в это дело и полицию Майами. Стоит угощать коллег пончиками, чтобы однажды они заметили твое внезапное исчезновение. — Сколько ты этим занимаешься? — Деб наконец успокаивается, завязав волосы в узел на затылке. — С двадцати лет. — Охренеть, — говорит Дебра. — Охренеть просто. Я самый поганый коп в мире. Мой брат! Как я могла не понять? Я пожимаю плечами. — Скольких ты убил? — Деб. Я убиваю только определенных людей. Таких, как… — Я это уже слышала. Так скольких? Ты же ведешь счет? — Многих, — вздыхаю. — Деб. Это папа меня научил. Это была его идея. Он знал все. Он дал мне кодекс. — Кодекс? Какая-то твоя священная книга? — Гарри нашел меня сидящим в луже маминой крови. Он понял, откуда во мне эта… склонность. Склонность к убийству глубоко внутри. Я называю его «темным попутчиком». — Название придумал? — Гарри сказал, что оно проникло в меня слишком рано и слишком глубоко, и я не могу ничего изменить. Поэтому он придумал кодекс. Сказал, если меня тянет убивать, я должен убивать тех, кто это заслужил. Хормейстер, насиловавший и убивавший мальчиков, муж с женой, торговавшие беженцами, психиатр, убеждавший женщин покончить с собой… Деб молчит немного. — Иногда система не работает, да? Убийцы уходят от правосудия. Я киваю. Она закидывает в рот найденную в бардачке жвачку. Вокруг нас простираются леса. Мы все дальше удаляемся и от Кейп-Корала, и от Майами. — Подумать только, — говорит Деб. — Я приняла душ, переоделась, съездила на заправку, залила бак бензина, облила им комнату и зажгла спичку. Это немыслимо. Мне жаль ее. И немного завидно оттого, что она обычный человек, оттого, что она чувствует ужас в то время, пока мое сердце снова бьется ровно и гулко, как по часам. — Прости, — говорю я. — Как ты мог поверить ему?! Он хотел меня убить! Он хотел, чтобы ты убил меня! — И он мой брат. Мы… похожи. Он хотел, чтобы я выбирал между вами, а я не смог. Он хотел подарить мне свободу, а мне, оказывается, не нужна свобода. Свобода плохо на меня действует, она делает меня опасным. Деб молчит. Ковыряет ногтем трещину на двери. — Мы можем исчезнуть, если хочешь, — предлагаю я. — Начать новую жизнь. — А ты не хочешь домой? Я не сразу отвечаю. Как теперь все будет? Я не знаю. Уж точно не по по-прежнему. Мы создаем свои собственные священные книги. Они помогают нам определить, кто мы такие. Когда мы нарушаем эти свои заповеди, рискуем потерять себя и стать кем-то неизвестным. Кто теперь Деб? И кто я? Это новое начало? Или начало конца? Как теперь все будет? Я не знаю. Я мог бы начать все заново, стать кем-то другим. Но кем? Опять выбор. Стать свободным? Но кто тогда кем будет править — я «темным попутчиком» или он мной? Я вспоминаю лица Риты и детей. Вспоминаю свой дом, кабинет, свою машину. Я чувствую тепло. Оказывается, я совсем не против вновь оказаться в этих путах, в несвободе, в своем родном, уютном притворстве, которое въелось в меня так сильно. Я совсем не против снова быть Декстером Морганом, судмедэкспертом по брызгам крови, из департамента полиции Майами, а значит, выбор сделан за меня уже очень давно. — Домой? — спрашиваю я. Дебра кивает. Я разворачиваю машину на пустой трассе — визжат тормоза. Вдавливаю педаль газа в пол. Узел на затылке Деб распадается, волосы взметаются во все стороны. Мы улыбаемся друг другу. Мы едем домой. Конец