Мотыльки, летящие на свет

Минуло полтора года. Демонстративно зевнув, Фрэнк посмотрел на часы. «Эта гребаная пресс-конференция никогда не кончится». Надув огромный пузырь из мятной жвачки, он убито посмотрел на Рэя и Мэтта. Такое ощущение, что их всех заставили съесть ложку дерьма перед тем, как пустить в зал. Блаблаблаблабла... О чем говорили эти журналисты? Айеро было все равно. Всю ответственность за вопросы об их группе ребята обычно сваливали на своего менеджера. Вот и сейчас Джаред отважно отбивался от нападок молодой женщины в алом костюме. —И объясните, чем, собственно, ваша группа отличается от десятка других молодых рок-групп? Кстати, почему все время отвечаете вы? У ваших подопечных что, отрезан язык? Я хочу послушать кого-нибудь из них. Мэтта, к примеру. — Эй, Пелиссьер, — чуть слышно позвал его Лето. Тот не реагировал. — Сукин сын, хватит пузыри пускать! Услышав знакомое имя, Фрэнк пнул Мэтта под столом. Парень резко очнулся и с испуганным лицом, выражающим один единственный вопрос "какой сейчас год?», посмотрел на окружающих. — Ну, — сказал Айеро, нагло улыбаясь. — Чего молчишь? — Эээ... — начал Мэтт и, приняв умный вид, произнес: — Да. Сказал, как отрезал. Джаред ударил себя по лбу. Так и не дождавшись продолжения, журналистка с сочувствием глянула на ударника и решила, что лучше ей вести диалог с менеджером. Это был сумасшедший период для Фрэнка и его группы. Вернувшись в Джерси, парни полностью сменили стиль и название и с новыми силами взялись писать песни. Превратив гараж Мэтта в постоянное место для репетиций, ребята практически поселились там. Нью-Йорк был безжалостен к молодым музыкантам, но кое-чему он все-таки научил их. По приезде в родной Нью-Джерси каждый из них укрепился во мнении, что нельзя останавливаться, нужно продолжать играть. Они не знали точно, что их ждет. Отныне друзья не верили в удачу, но были убеждены: если хочешь чего-то добиться, то должен работать, не покладая рук. Наконец после месяцев бессонных ночей, сотен выпитых кружек кофе и выкуренных пачек сигарет парни вышли в свет. Не упуская шанса появиться перед публикой в новом амплуа, Фрэнк, Рэй и Мэтт принялись атаковать площадки для выступлений. — У меня все, — произнесла журналистка в алом костюме, захлопнув свой блокнот. Зал облегченно вздохнул. — Кто следующий? — сделав глоток воды, устало спросил Джаред. — У меня есть вопрос, — послышался голос с дальнего ряда, — к Фрэнку Айеро. Парень выпрямился, давая понять, что готов отвечать. — Что вы думаете об обложке своего дебютного альбома? Взгляды присутствующих переместились на огромный макет, где была изображена пара влюбленных, обрызганных кровью. — Честно? — сказал Фрэнк, оглядывая обложку. — Конечно. — Говно унылое. Лето поперхнулся, делая очередной глоток. Рэй выпучил глаза и принялся разглядывать свои руки. — Нет, правда. Мы написали крутой рок-альбом, а судя по этому, можно подумать, что наша группа — это девочки-подростки, которых мучают месячные. Менеджер закрыл рукой лицо, жалея, что сегодня не захватил с собой топор. Фрэнка, напротив, происходящее веселило. — Согласитесь, это каким надо быть мудаком, чтобы нарисовать такое? — Фрэнк, или ты заткнешься, или я, мамой клянусь, отрежу тебе член! — шептал свои проклятия Джаред. — Серьезно, покажите мне этого фантазера! — требовательно воскликнул Айеро. Мужчина, задавший вопрос, неожиданно поднялся со своего места и снял очки. — Это я. Подпрыгнув на стуле, Фрэнк открыл рот. Перед ним стоял Джерард Уэй. Тот самый Джерард Уэй, художник из Нью-Йорка. Присутствующие возбужденно заговорили. Журналисты, спавшие минуту назад, пробудились и включили диктофоны. Фотографы расположились удобнее и начали снимать участников диалога. Поднялся шум, комната озарилась яркими вспышками. — Внимание! — встал Джаред. — Думаю, нам всем не помешает перерыв. Выпейте кофе, сходите в туалет. Встретимся через десять минут. Фрэнк хотел слинять, но менеджер уже успел схватить его за ворот рубашки, а остальным парням велел следовать за ним. Оказавшись в маленькой комнате, напоминающей гримерку, ребята со страхом переглянулись. — Ты! — рявкнул Джаред Мэтту. — Я нацеплю на тебя чулки, назову Сарой и отправлю работать на панель! — Что? — не понимал Пелиссьер. — Какой Сарой? И почему на панель? — Потому что только там твое «да» было бы полезным! Днями и ночами бы только и делал, что кричал это слово! Да! Да! Да! Выбросив Мэтта из комнаты, менеджер повернулся к Рэю. — А тебя я посажу в поезд до китайского села Тянь. — Что, простите? — удивился Торо. — А что, не нравится? Там бы твои навыки молчания очень пригодились бы! Собирал бы гребаный рис, молча улыбаясь маленьким китайцам... Все, вали отсюда! Лето вышвырнул гитариста и, закрыв дверь, посмотрел на Фрэнка. — Ну, а меня куда отправите? — Молчать! В глазах менеджера горела ярость. — Ты знаешь, как я люблю футбол? Айеро нерешительно кивнул. — Так вот, сначала я бы взял нож и отрезал твою пустую голову. Причем, делал бы это очень-очень медленно, растягивая процесс и получая удовольствие. А потом бы играл бы с ней днями на любимой лужайке, забивая один гол за другим... — Блин, а у вас богатая фантазия, Джаред! Я бы книжки писал, будь у меня... — Заткнись и слушай дальше! Проведя платком по потному лбу, он подошел к парню и произнес: — Ты сейчас же... сию же минуту бежишь к Джерарду Уэю и лижешь ему ботинки... — Фу, вы что... — Я образно! Значит, так, извиняешься перед ним и разруливаешь эту ситуацию, ты понял? — Да. — Ненавижу это слово! — Ммм... хорошо. — И почему ты до сих пор здесь? Фрэнк продолжал стоять, как вкопанный. «Джерард. Я увижу Джерарда. Что мне ему сказать? Прошло полтора года с того дня, как мы встретились. Он, наверное, уже не тот, да и я...». Заметив, что менеджер замахивается на него табуреткой, Айеро рванул к выходу. Направляясь обратно в зал, Фрэнк вспоминал тот зимний вечер в парке. Как ровно падал снег. Как Джерард, кутаясь в пальто, курил. Как потерянно глядел в пустоту... О чем они говорили тогда? Уэй упрашивал его остаться, а потом они завели разговор о работе и творчестве, и Фрэнк взорвался, рассказав, что всю жизнь хотел быть рок-музыкантом. Можно ли тот разговор считать ссорой? Ведь может оказаться, что Джерард обижен на него, что не хочет его видеть... А тогда зачем он задал ему вопрос об обложке? О, еще и обложка! Как Фрэнк выразился? Говно унылое? Джерард явно готовил револьвер после таких слов. Но не только это беспокоило Айеро. Лишь сейчас он ярко ощутил, как скучал по этому человеку. Не желая признаться самому себе, парень то и дело думал о нем, вернувшись в Джерси. Никто не знал: ни ребята в группе, ни знакомые, что пара песен из их альбома была написана Фрэнком под влиянием мыслей об Уэе. Поначалу парень старался отвлечься от размышлений о незнакомце, твердил себе, что это простое наваждение, и скоро он от него непременно избавится. Однако образ Джерарда продолжал являться во снах, во время написания текстов и музыки. Фрэнк считал безумием, что Уэй невольно стал его музой. В действительности парня восхищали неординарные личности, каким был Джерард. Являясь одновременно охранником в магазине и свободным художником, Уэй верил в Судьбу и в посылаемые Ею знаки, он легко поддавался порывам и делал, что хотел. От него то и дело исходили неприкрытые насмешки и издевательства, но вместе с тем в его характере присутствовали искренность и ранимость. Невозможно было забыть печальное лицо Джерарда, извинявшегося перед ним в туалете. Сложно было стереть из памяти его угрызения совести. Его боль. Его желание все исправить. А когда они прощались... Уэй выглядел настолько растерянным, что даже ничего не сказал. И сейчас Фрэнк мог делать что угодно, хоть разбиться головой о стену, но факт оставался фактом: Джерард был сумасшедшим источником вдохновения. Вдруг Айеро остановился, огорошив сам себя вопросом: неужели, он стал знаменитым только благодаря ему? Ведь до встречи с Уэем у него ничего не выходило. Примитив. Один примитив. В текстах, мелодии, выступлении, имидже... Идеи хлынули сразу же после возвращения из Нью-Йорка. Айеро будто подменили. Если раньше главным в группе формально считался Рэй, то по приезду в Джерси Фрэнк перехватил инициативу. Благодаря его обновленному взгляду на мир и музыку группа обрела свой почерк, непохожий ни на какой другой. Они написали альбом, которому пророчат стать платиновым, и сейчас готовятся к туру по всей стране. Два года назад парень и представить себе не мог, как круто перевернется его жизнь. Наконец в толпе он разглядел знакомый силуэт. Джерард выглядел потрясающе. И не только из-за приличной одежды, которую он, по-видимому, мог теперь себе позволить. Уэй будто сам расцвел. Расцвела его красота. Он по-прежнему носил свои черные локоны, не желая их укладывать, в движениях читалась та же уверенность, но сегодня, сегодня Айеро открыл в Джерарде что-то новое. Парень посмотрел ему в глаза. Да, взгляд. Он казался другим. Взрослее, что ли. И в то же время — загадочнее. Притягательнее. Спокойнее. Как много можно было прочесть в одних глазах. Похоже, Уэй почувствовал на себе чье-то пристальное внимание и повернул голову. — Фрэнк, — произнес он, и уголки его губ поползли вверх. Не решаясь сделать шаг, Айеро застыл на месте. — Эй, я так рад вновь тебя видеть. Джерард подошел к парню и мягко обнял его. По спине Фрэнка пробежали мурашки. Он стоял и просто ощущал на себе тепло Уэя. Руки, нежно гладящие его лопатки, заставили парня вздрогнуть. — Все нормально? — произнес Джерард, разжимая объятия. — Ты дерганный какой-то. — Со мной все хорошо, — улыбнулся тот. — Привет. Обнаружив, что не потерял способность говорить, он продолжил: — Это невероятно, не находишь? Ты и я. Спустя столько времени. — Угу, — кивнул Уэй. — Я уже думал, что наши пути разошлись, а теперь ты здесь. — Нет, ты хочешь сказать, что это ты здесь. Это все-таки конференция в честь нашей группы. — Да, но я все-таки нарисовал обложку вашего альбома. — О, черт, — Айеро вспомнил, что не извинился. — Прости, Джерард. Я не должен был называть твою работу говном. — Можно это больше не повторять? — Прости, ты, наверное, злишься... — Фрэнк закусил нижнюю губу. — Расскажи, как так получилось, что мы оба приложили руку к созданию одного альбома? — Твой менеджер, Джаред - мой поклонник. Скупил половину моей галереи. Как-то он связался со мной и сделал заманчивое предложение. Я не смог отказаться. Никогда не рисовал музыкальные обложки. Это было что-то вроде эксперимента. Мне жаль, что тебе не понравилось. — Перестань! Знаешь, сейчас мне кажется, картинка довольно милая... — Лучше ничего не говори, Фрэнк! — Ладно, окей. — Парень решил, что стоит сменить тему. — Что ты делаешь в Лос-Анджелесе? И как надолго здесь? — Я приехал на выставку в честь Диего Риверы*. Завтра утром уезжаю, как и вы. Фрэнк удивленно поднял бровь. — Не смотри на меня так. Да, я о вас много чего знаю. — Стоп, и ты был в курсе? В смысле, что я играю в этой группе? — Нет, узнал сегодня, — Джерард кивнул в сторону курящих журналисток. — Кажется, кто-то из них упомянул «симпатичного гитариста по имени Фрэнк Айеро». Я чуть в обморок не упал. — Сюрприз, ничего не скажешь! — Поверь, большим сюрпризом для меня стало ваше новое название. «Мой химический роман» — как поэтично. Признаюсь, «Мухи в космосе» мне нравились куда больше. Звучало как-то оригинально, что ли. Улыбнувшись, Фрэнк шуточно толкнул Уэя в плечо. — Наверное, по этой причине я и предположить не мог, что ты в составе группы, — сказал Джерард. Айеро чувствовал, как в душе становится теплее. Как здорово, что они с Уэем встретились. — Ох, я балда! Как у тебя прошла встреча с тем критиком? Хотя очевидно, что хорошо, раз ты теперь рисуешь обложки альбомов, а менеджеры становятся в очередь на твои выставки... — На самом деле, — Уэй опустил взгляд, — я с ним так и не увиделся. — Не увиделся? — удивился парень. — Но почему? Пожав плечами, Джерард оглянулся на стол, за который стали садиться участники группы. Журналисты тоже занимали места. — Кажется, тебе пора, — произнес он. Фрэнк недовольно закатил глаза и, вспомнив об одной детали, бодро сказал: — Слушай, у нас сразу после пресс-конференции небольшая вечеринка в честь выхода альбома. Приходи, я буду рад. Как раз договорим. Уэй расплылся в улыбке. — Поэтому я и здесь. Джаред меня уже пригласил. — Здорово! — воскликнул Айеро. — Тогда до встречи. Я буду ждать. *Диего Ривера — мексиканский живописец, муралист, политический деятель, чьи работы увековечены на улицах Лос-Анджелеса (прим. автора)