Самая мерзкая улыбка

Локи казался таким же, как и всегда - даже тонкие губы его изогнулись в привычной лукавой улыбке. Будто он так и оставался невинным озорником, каким и был, наверное, еще сотню лет назад, словно не совершал предательства, убийства, не пытался натравить на Мидгард существ, которым там совсем не место. И, конечно, ни тени усталости, грусти или же раскаяния на лице. - О, Сиф. Давненько не виделись, соскучилась? Соскучилась… Она скорбела. Скорбела вместе со всеми, потому что смерть искупала все грехи этого хитреца. А потом он вернулся - в кандалах, уже преступник. И место его, как и всех преступников, отныне в темнице. - Когда мы там последний раз пересекались? Кажется, я запретил всей вашей четверке возвращать Тора? Слушать его голос невыносимо. Такой… Такой родной раньше, а теперь режущий слух, кромсающий душу - Локи даже не нужно подбирать слова, чтобы сделать больно. - Нет, правда, скажи. Ты скучала по мне, Сиф? Он не двигается с места, не шевелится даже, лишь голову наклонил - и заглянул в глаза, беря под контроль каждый нерв. Сиф почувствовала себя кроликом перед змеей; глупо, ведь змея-то в клетке. - Я не думала, что ты так низко падешь, - наконец, громко, слишком громко ответила воительница, гордо вскидывая подбородок, и приняла немой вызов, встречаясь с Локи взглядом. Перед ним нельзя быть слабой. Слабых змеи проглатывают. - Низко? Возможно, - вновь приподнялись уголки его губ, и бог хитрости наигранно вздохнул. - Но, знаешь, в этом был смысл. - Смысл? Я не видела смысла в твоих действиях, - все так же уверенно произнесла Сиф, и тонкие пальцы ее пробежались по рукоятке меча, с которым она не пожелала расставаться на входе в подземелье. – Ты просто… - Что? – нет, сын Лафея ее не перебил. Он поймал момент, когда она замешкалась, не зная, в чем его обвинить – похоже, слишком уж много грехов он на себя взял. – Из меня бы вышел хороший правитель для любого мира, скажешь нет? Воительница прикрыла глаза. Он ведь даже не моргает, затягивает ее взгляд, будто пытаясь сделать такой же холодной змеей. Не выйдет, у него не выйдет; но он может попытаться. Слишком уж сильным асом вырос неблагодарный приемыш Всеотца. Она даже чувствовала, что этот плут в чем-то прав. Это не было похоже на наваждение, она знала, каково это – когда заклинатель хозяйничает в твоей голове. Только вот тогда она была совсем не против. - Ты же согласна, да? Я готовился к царствованию, изучал далеко не одни основы наук, да и голова у меня потрезвее, чем у Тора, будет, - усмехнулся Локи, и голос его стал ниже, словно он сбился. Сиф открыла глаза, но не стала смотреть на бога хитрости; взгляд ее остановился на носках его сапог, кажущихся желтоватыми из-за переливающегося магического барьера. Если его просто слушать, будет только хуже – у этого хитреца очень ловкий язык. - Твои методы привели тебя в темницу, а не твои амбиции, - вновь легла на рукоятку меча ладонь воительницы, и она сжала его так сильно, что заболели даже кости. - А я ведь хотел сделать тебя своей царицей, - протянул Локи, с удовольствием смакуя каждое слово, и ухмыльнулся, заметив, как пробежала дрожь по шее Сиф. – Правда хотел. Ты бы отказалась? - Тогда? – вновь подняла она голову, только сейчас замечая, как же отросли его волосы за то недолгое время, что он торчал под землей. – Да, отказалась бы. Потому что это было бы ниже моего достоинства. - Вот как… - задумчиво протянул тот и наконец-то моргнул, вздыхая. И – сделал шаг к невидимой границе, почти касаясь ее длинным носом, но все же не раня себя. – Ты не придешь больше, да? - Если и приду, то нескоро, - чуть тише ответила она. Уже не хотелось притворяться. Зачем строить из себя холодную леди, когда от этой холодности нет никакого проку? Он все равно не достанет ее через эту магическую ограду. Он знает ведь, что не достанет. Да он и не пытается. Просто Сиф сама себя накручивает – ему нет резона подчинять ее себе, да он и не старается. Локи не изменился, он был таким всегда – его жесты, это его желание всматриваться в душу того, с кем говорит… И голову всегда точно так же наклонял. Только вот теперь он был не лукавым богом озорства, а коварным обманщиком – таким его видели. И самое обычное, самое когда-то родное начало пугать. Даже то, за что Сиф была одно время дракона готова убить – за слова, которые пробираются сквозь металлический доспех, кожаную подкладку, плоть и кости до самого сердца. Сейчас эти слова стали не греть, а замораживать, словно дыхание ётуна. - Сиф... Боже, он улыбнулся. Опять. Самой мерзкой и хитрой улыбкой на свете, улыбкой, от которой теперь у воительницы мурашки бегут по коже. - Скажи, Сиф, ты… - Ты меня когда-нибудь любил? – прервала она его, даже не дослушивая. Этот плут, он… Он ведь и так знает, что никто в Асгарде не касался ее губ – никто, кроме него. Кроме самого недостойного, как оказалось, аса. На лице Локи появилась тень… Безразличия. Будто он ждал – и, о да, знал, как лучше ответить. Не отвечать вообще – вот он, самый верный его ответ. - Ты, хитрец… Хоть слово из того, что ты говорил, было правдой? - Быть может, - снова склонил голову тот, и в глазах бога мелькнуло что-то нехорошее, недоброе. Даже, наверное, отвратительное, мерзкое. А ведь он понимает, что от его слов зависит, увидятся ли они когда-нибудь еще. Ведь сам он не сможет к ней прийти – на все воля Сиф. - А может, ты была просто трофеем. Тем, что не смог заполучить мой дорогой братец – и что досталось мне. Рукоятка меча хрустнула, треснув от напора простой злой силы, и Сиф почувствовала, как острые металлические чешуйки разрывают ее кожу, впиваясь все глубже, и как теплая кровь медленно стекает по пальцам. - Хотя, может, я все-таки вру. Я же, как-никак, бог лжи, да, Сиф? – лукаво приподнялись уголки губ Локи, и он покачал головой, опуская взгляд. Руки его почти коснулись золотистого барьера, что так некстати разделял его с воительницей, но он все же не рискнул. Каким бы изворотливым ни был Локи, он никогда не любил боль. Свою боль – да, свою он не желал чувствовать. С глухим стуком опустились невысокие каблуки сапог на каменные плиты, и Сиф отвернулась. А потом медленно и молча пошла к выходу из темницы, даже не оглядываясь. Локи тоже отвернулся, упираясь взглядом в такую уже ненавистную белоснежную стену, и резко дернулся, выгибаясь и запрокидывая голову, так, что даже шея хрустнула. Болезненно простонал, хватаясь за саднящее место, и все же бросил последний взгляд на исчезающую в воротах леди. И почти неслышно пробормотал: - Вот и отлично, Сиф. Никогда не возвращайся.