Светом и ветром

Они возвращаются на Запад – искалеченные временем и войнами, усталые, состарившиеся на века. Единый, как же истерзаны их фэар! И их осталось мало. Так мало... Я не должна печалиться об ушедших. Не потому, что валар равнодушны, – ибо то ложь, придуманная тем, кто более не был одним из нас, – и не потому, что они не заслуживают грустной памяти (ибо они достойны ее более многих), но лишь потому, что звездам надлежит сиять ярко. Когда я тоскую, их свет кажется приглушенным, и тяжелая ночь, предвестница бед и испытаний, повисает над Средиземьем, оттого-то мне следует быть спокойной и мудрой. Мы сошли в мир, где живут эрухини. Мы приняли облик, сходный с обликом эрухини. Мы почти научились мыслить, как эрухини, но даже так мы не перестали быть айнур. Мы – Арда, и в той же мере Арда – мы. Я обратилась бы в звездный свет, а Манвэ – в ветер, и ушла бы боль, и потускнела бы память; только правим мы не по желанию своему, но по долгу. Мы не уберегли лучших, а месть, которой нередко утешаются смертные, чужда природе нашей. Не ради поражения Врага отправлялось Войско Света на Битву Гнева, и не суровой кары для Нуменора просил муж мой у Илуватара!.. А они возвращаются на Запад, и с ними плывут другие, юные воины, не ступавшие доселе на берега Амана, но видевшие Зло и бросавшие ему вызов. Зло, наследующее Злу, поднимающееся вновь и вновь из черных земель и смятенных душ. Тень, что будет омрачать Арду до Второго Хора... Вечная вина Манвэ – вина, которую он назначил себе сам, и назначил зря. Никогда Мелькор не желал моей любви, но жаждал выгодного союза с моим могуществом. В бесконечно далекие времена, когда Арда еще не была спета, а наши сущности не томились в странных плотских оболочках, он звал меня за собой, звал красиво, настойчиво, как первый и сильнейший из нас; но разве могла я обмануться блеском его посулов, не заметив истинной их причины? Манвэ – сила моя, вера моя, отражение всех помыслов и тревог моих, Мелькор же видел повсюду лишь путь к Негасимому Пламени, ко власти, что выше нас и оттого непосильна для нас... Он не просил – требовал, не говорил – вещал, не творил – Искажал... Пока не Исказил самого себя. Исказил страшно и необратимо, ибо совершенство, вставшее на путь всесожигающей гордыни, перестает быть таковым. Любовь и справедливость должны были нести мы в юный мир, не становясь слугами глупых порывов и кратких обид. Но как быстро утонул Отступник в ненависти своей! Он начинал битву, предвидя, что проиграет ее – и наслаждался принесенным злом, пролившейся кровью, болью, на которую обрекал победителей. Он соглашался на любую кару лишь потому, что знал, как глубоко его муки ранят выносящего приговор. Мне, а не Манвэ, следовало решать судьбу его после Войны Гнева! Мне надлежало нести эту ношу, уберегая от ее тяжести любимого! Пусть мы разделили горечь свершенного – доли не стали равными: муж мой отдал легкость своих крыльев за покой Арды. Он не летает, и он не поет. Эльдар нарекли меня Всеслышащей, но никогда уже не усладят мой слух дивные песни Ветра, что когда-то плыли над Таникветилем... А они возвращаются. Перворожденные, не видевшие Света Древ, и смертные, заслужившие награду куда большую, нежели вечность. Чем станут для них берега Валинора? Не средством ли бездумно забыть самих себя, свое прошлое, свои потери? Мы даруем им сверкающие белизной пески и бескрайнюю синь небес, долгие пиры и роскошные дворцы; но станет ли Аман истинным домом для детей Средиземья? Единый, вновь я молю Тебя не о справедливости, а о милосердии... Улыбкой озарен лик Манвэ, и я забываю всякие сомнения. Пусть Замысел непостижим и неведом – знаю, верю, чувствую, как может чувствовать лишь валиэ: Любовь есть суть его. К миру, к Творцу, к эрухини, ко всему сущему. И будет эта Любовь разгонять любой Мрак, до конца времен и после него. Они возвращаются. Они возвращаются победителями. И мы ведем их корабли на Запад мягким светом и попутным ветром.