Проклятье слёз

- Саш, а зачем ты это делаешь? Голос Роскосмоса был схож с щебетанием весенних птичек. Сидевший в это время в своём сверх-секретном-супер-фургоне ЦРУ Джон поправил наушник, сделав пометку в своём блокноте: "18.06.2014. 20:44. РК«Ю»92 – голос нервный. Возможно присутствие объекта КГБ«54»". - Не зачем, а ради кого? Даже находясь в стальной коробке на колесах, напичканной бесчисленным множеством прослушивающих/следящих устройств, в нескольких километрах от дома России, Джон мог поклясться, что видит эту хитрую, заговорщическую ухмылку на губах спецслужбы, что лишила его сна после их первой встречи дождливым осенним вечером 1959 года. Он помнил тот день так, словно он был ещё вчера. Пропеллеры Ила рассекали дождевые капли подобно широким и острым клинкам, они гнали ветер, и их шум можно было сравнить с рокотом водопада, медленно переходящим в удары сердца. Никита Хрущев, невысокий лысеющий мужчина с заметной щербиной меж верхних резцов, неспешно спускался по трапу, приветствуя встречающую его делегацию. Он был учтив, можно было даже сказать, дружелюбен. Его седые волосы почему-то навели Джона на мысли о снеге и русской зиме, о холоде и вьюге. Он настолько углубился в свои мысли, что не сразу услышал её голос. Низкий, по-своему мягкий с хрипцой. ЦРУ вздрогнул, словно от лёгкого удара током, как от статического электричества, и уставился в стоящую перед ним девушку. Она была высокой, стройной, черноволосой бестией с глазами цвета янтаря. Строгое чёрное платье подчёркивало манящие изгибы её тела, но в тоже время лишало намёка на продолжение. Джон смотрел на неё и не понимал, что от него требуется. Лишь тихое покашливание босса вывело его из некого подобия ступора. Её рукопожатие едва не раздробило ему пальцы. - Позвольте представиться, – для советской девушки на английском она говорила превосходно. – Меня зовут Александра, я первый помощник товарища Хрущёва и координатор данной встречи. Тогда он не заподозрил ничего. Александра была невообразимо сдержанной, деловой, отстранённой, в отличие от Никиты Сергеевича. Словно кукла, запрограммированная выполнять определённые действия. С ней невозможно было завести разговор на сторонние темы. А на все остальные вопросы она отвечала коротко: "да", "нет", "конечно" и "я не обладаю полномочиями обсуждать это". Но Джон видел, видел озорной огонёк в этих янтарных глазах, видел, как иногда подрагивал уголок её губ, когда-то кто-то из собравшихся вставлял особо удачное замечание, видел, как её тонкие пальчики отстукивают ритм заводной песни на неофициальной части встречи. Первое впечатление снежной королевы разбилось вдребезги. Теперь он смотрел на неё как на молодую девушку, что совсем недавно заняла своё высокое положение и теперь всеми силами старается его удержать. Ему захотелось заглянуть за ледяной образ и увидеть её настоящую. Но желания иногда опасны тем, что могут исполниться. ЦРУ Джон полностью потерял бдительность, не уследил за ключами, за гостями. Вернувшись в свой офис, он неким шестым чувством ощутил, что что-то здесь не так. Прослушки не было, рабочий стол остался нетронут, но с каждой секундой тревога нарастала. Прочесав офис от пола к потолку, Джон, наконец, понял. Его руки дрожали, когда он набирал код сейфа, а когда ему открылось пустое нутро, сердце ЦРУ рухнуло в бездну. Он мчался в аэропорт на всех парах, словно за ним гнались адские гончие. Но не успел. К тому времени, как он достиг аэропорта, советский борт уже ушёл в «нейтральное» пространство. Спустя час к нему пришёл курьер с конвертом. Простым белым конвертом, в котором покоилась печать похищенного дела и записка с двумя словами, что преследуют Джона и по сей день. «Благодарю, товарищ». С того дня он открыл на Александру охоту. Он её выслеживал, пытался поймать, но ему всегда не хватало одного шага, шальной секунды, лишнего патрона. Раз за разом она от него ускользала, словно песок, проскальзывающий сквозь пальцы. КГБ, а в последствии ФСБ, стала символом его позора, и Джон был одержим ею, одержим идеей вернуть себе первенство в их противостоянии, очистить своё имя. Так он говорил коллегам, так он говорил себе. Но истинной природы своей мании Джон стыдился и предпочитал держать её в тайне ото всех и от самого себя. - Ну, – голос Роскосмоса вырвал мужчину из размышлений. – Так ради кого ты так суетишься? - Ради САТАНЫ, конечно! – последующий зловещий смех оглушил Джона и заставил его подпрыгнуть в мягком кресле. Спецслужба вспомнил обгорелые листки из трансцендентного отдела ФСБ, и по спине у него пробежал холодок. - Саша, – недовольно простонал юношеский голос. - А серьёзно? - Я серьёзно, – тон голоса девушки подтверждал её слова. – Я это делаю ради Сатаны, ракетоносителя SS-18 «Сатана». Следом за ответом ФСБ в наушниках ЦРУ раздался недовольный писк и глухой удар от брошенной, по всей видимости, в Александру подушки. - Не пугай меня так! – голос Юрия приобрёл нотки обиженного двенадцатилетнего мальчика. – И этот ракетоноситель вовсе не "Сатана", это "Днепр"! - А мне больше нравится "Сатана"! - Я смотрю, тебя в последнее время всё больше тянет на всё инфернальное, – эти слова слетели с губ Роскосмоса с лёгкой смешинкой, но упали они в гробовое молчание. Джон слишком долго шпионил за Александрой и знал, что её губы сжались в тонкую линию, что на лице проступили жвалки и что тонкие, но сильные пальцы сжались в кулак до побелевших костяшек. - Тебе повезло, что ты этого не помнишь, малыш, – её голос стал холоден, как осенний северный ветер, но в нём не было агрессии, скорее, боль. От невысказанных чувств, невыплаканных слёз от той боли, что они с ГРУ, Духом России и Иваном разделяли поровну.– Мир сейчас подошёл к грани. И ранее более или менее надёжное Завтра вновь обратилось неопределённостью, – в динамиках послышались шаги, неспешные, но тяжёлые. – Живи одним днём, наслаждайся тем, что есть здесь и сейчас. Всё вокруг нас сейчас крутится в водовороте хаоса, и что готовит нам следующий, день неизвестно. Так что наслаждайся моментом, живи одним днём и не жалей ни о чём. Совесть загрызть тебя ещё успеет. Джон слышал, как ФСБ прошлась по комнате, потрепала Роскосмос по волосам и скрылась где-то за дверью. Спецслужба прошла несколько шагов, до того как её голос, холодный как северные ветра и острый как сталь, врезался прямо в сердце ЦРУ, точно в его душу. - Тебе не надоело просиживать зад в этом стальном гробу, капиталист? Твоя страна заварил эту кашу. И если раньше я тебя терпела из-за того, что Шеф не хотел ссориться с Европой, то теперь знай. Увижу тебя рядом с нашим домом или один неверный взгляд, жест, слово, что я сочту угрозой, то можешь мне поверить, после того, что я с тобой сделаю, все муки ада станут для тебя подобны оздоровительным курортам… Запомни мои слова. Давно он не слышал таких интонаций, такого тона, пробирающего до костей, словно сама костлявая пришла по твою душу и уже держит тебя за плечо. Давно верный пёс штатов не испытывал такой страх. Дрожащими руками Джон набрал сообщение Альфреду. Одно слово, но столь понятное, столь ёмкое. Оно говорило сразу обо всём, чего можно теперь ждать от России. Одно слово. «Занавес».