Если я скажу, что люблю тебя, не забудь мне врезать...

-1- Переполненный донельзя автобус увозил меня на «любимую и обожаемую» работу, периодически отказываясь после очередной остановки двигаться дальше, грозясь не выпустить больше ни одного пассажира из своего чрева из-за заклинивающих дверей. Мое окутанное ленью и никак не проходившим сном тело, было вдавлено, в прямом смысле этого слова, в оконное стекло женщиной безразмерных габаритов, с одной стороны, и не менее крупным алкашом — с другой. Я был зажат в тиски. Окружен со всех сторон. Угнетен и морально, из-за очередной, только что начавшейся рабочей недели, и теперь уже физически, из-за отдавленной кем-то ноги и тычка под ребра чьим-то очень острым локтем. Я жил в получасе езды от офиса, где работал программистом, и проклинал своего инструктора по вождению, никак не позволявшего мне получить права. Я, видите ли, «ни хрена не вижу, что в очках, что без них». Инструктор даже не представляет, на какие муки обрекает мою тушку каждое утро и каждый вечер. Особенно в понедельник, когда злые и недовольные правительством, собственной жизнью, соседями и друг другом люди забиваются, как огурцы в банку, в далеко не резиновые автобусы и троллейбусы, а потом всю дорогу возмущаются теснотой, запахами, и тем простым фактом, что кондуктор с пятитысячной купюры сдать не имеет никакой возможности… Я такой же, как все эти люди — озлобленный и задолбанный жизнью. Но не потому, что бытовые проблемы уничтожили мой богатый внутренний мир и погребли под обломками всю индивидуальность и жизнерадостность, а просто оттого, что мое существование — череда серых промозглых будней, состоящих из четко сформулированной логической цепочки: «дом — работа — дом». Лишь иногда между ними вклинивается поездка с мамой и бабушкой на дачу. Но только иногда. Я плаваю в этом мире в состоянии анабиоза, не сходя со скучного, заученного наизусть проторенного пути, потому что некуда. Потому что не к кому. Автобус, собирая последние силы, доставляет меня на нужную остановку. Я не выхожу, а выношусь на свежий майский воздух потоком матерящихся людей, преследующих одинаковую со мной цель — выбраться из душного плена и вздохнуть с облегчением. Пройдя несколько шагов, сделав глубокий вдох, я даже, кажется, уже почти счастлив началу недели, но какая-то иномарка вызывающего красного цвета окатывает меня из грязной глубокой лужи, образовавшейся после ночного дождя. Я всегда считал себя приличным молодым человеком, все-таки рос в интеллигентной профессорской семье, не курил, не пил и не ругался матом. Но сейчас вслед злосчастной машине донеслись такие витиеватые ругательства, что у прохожих должны были уши отсохнуть. Спасибо бабушке. Только она умела мастерски послать кого-нибудь далеко и надолго, да так, что возвращаться не хотелось. Я скептически осмотрел промокший пиджак и брюки, удрученно вздохнул и поплелся дальше. Ведь моей шефине плевать, что со мной произошло небольшое ЧП. По ее мнению, у Калинина Артема Сергеевича, то есть меня, вообще проблем быть не может и не должно. Какие могут быть трудности у двадцативосьмилетнего, пышущего здоровьем, высокого привлекательного молодого человека, с красным дипломом и золотыми тараканами в голове? Точно, никаких. Поэтому на работу нельзя опаздывать. Нельзя задерживаться, а то еще окажешься обвинен во всех смертных грехах и премии лишат. Размышляя о скучности своего бытия, я не заметил, как подошел к офису. Мой взгляд упал на припаркованную рядом красную иномарку, от которой, не спеша, шел высокий широкоплечий мужчина в сером костюме, крутя на пальцах ключ от машины, а другую руку засунув в карман брюк. Странно, но человек показался мне знакомым. А уж машину, минуту назад обрызгавшую меня, забыть было невозможно. Мужчина зашел в наш офис, насвистывая что-то себе под нос, и не замечал, как я шел за ним, полный негодования и возмущения. И только в лифте, увидев его насмешливые зеленые глаза, разглядывающие мой внешний «помятый» вид с искорками презрения и издевки, и полуулыбку — полуухмылку, играющую в уголках губ, я соизволил вспомнить его, и сердце болезненно сжалось... *** … Мы познакомились с ним еще в детском саду. Я возненавидел его сразу же. И не потому, что он отобрал мой любимый игрушечный грузовик, толкнув меня в песок…А потому, что после систематически пытался отнять что-нибудь мое и взгляд его при этом обдавал холодом…Конечно, детство — это самое светлое в жизни человека. Так вот, мое было связано именно с зеленоглазым противным и вредным «Мишкой — дураком!», или в простонародье — Михаилом Валерьевичем Загородским. Угораздило же мою маму тогда найти общий язык с его родительницей. Пришлось нам, пятилетним соплякам, колотящим друг друга по любому банальному поводу, будь то съеденное втихаря мороженое или новая коллекция солдатиков, часто видеться. Конечно, ни его, ни меня такой расклад не устраивал. Но против мам и угрозы простоять целый день в углу не попрешь… Однако вскоре Загородскому пришлось переехать в другой город. Не скрою, что сей факт меня не сильно огорчал. Если быть точным — радости были полные штаны. Но судьба имеет неприличную привычку — все время либо постоянно опаздывать с подарками, либо идти с перевыполнением плана… И подкидывать сюрпризы… Когда я перешел в девятый класс, моя скромная персона была уже на довольно хорошем счету у учителей. Я был отличником. Гордостью школы. НО! Я не был ботаником и зубрилой, мог постоять за себя и всегда был вежлив с людьми. За первое одноклассники меня уважали, за второе — боялись, за третье — любили. Естественно то, что в нашем классе многие девочки хотели со мной дружить, но милее всех для меня тогда казалась лишь одна — Карина. Я до сих пор не могу понять, как этот светловолосый ангелочек обратил на меня внимание, но встречаться мы стали. Однажды в наш дружный подростковый коллектив перешел новый ученик — долговязый парень в мешковатых черных джинсах и черном балахоне, с волосами до плеч и длинной челкой, закрывающей пол-лица. Я не обратил на него внимания, решив, что этот неформал его едва ли достоин, но вот девчонкам он приглянулся, иначе стали бы они сразу смущенно шушукаться и изучающее разглядывать этот сгусток черного цвета. Но, память активизировалась в поисках необходимой информации из прошлого, когда классная руководительница представила новичка: «Ребята, знакомьтесь, это Загородский Михаил. С сегодняшнего дня будет учиться с вами в одном классе». Челка была откинута назад резким движением головы, и я увидел его глаза. Зеленые. Глубокие. Холодные. Знакомые. А учительница все не унималась: «Артем. У тебя наконец-то появился сосед по парте. Миша, проходи и садись». Ему не нравилось, когда его Мишей называют. По выражению лица видно было. К сожалению, в нашем классе только место рядом со мной было свободным. Я уже пожалел, что никого раньше рядышком не усадил, когда Загородский, неспешной походкой, ссутулив плечи, подошел к парте. — Привет, — совсем невежливо и даже как-то нехотя сказал он. Больше я от него ничего не слышал. Зато потом, некоторое время спустя, стал ощущать его пристальный изучающий взгляд на себе. Взгляд, от которого лицо начинало пылать, а сосредотачиваться на заданиях не получалось. И так повторялось из урока в урок. Он не разговаривал со мной, лишь изредка перебрасываясь парочкой коротких фраз, не просил у меня списывать или помогать с заданиями (к удивлению, Загородский, был таким же отличником, как и я), зато все время прожигал меня взглядом своих изумрудных глаз. К слову сказать, девчонки на него вешались пачками, и он этим всегда прекрасно пользовался. Каждую неделю разбивал сердце какой-нибудь барышни отказом. Еще бы. На его фоне я — стройный, но жилистый шатен с голубыми глазами, чуть ниже него ростом, походил на мальчика-зайчика. Но я таким неприступным не был. Загородский продолжал своими изучающими взглядами доводить меня до белого каления, и в один прекрасный момент, я не выдержал: — Слушай, хватит на меня пялиться! — я же говорил, что был воспитанным мальчиком и поэтому матом обкладывать его не стал. Сразу. — А это запрещено законодательством Российской Федерации? — его видимо забавляла моя реакция, так как в уголках губ играла улыбка. — Не мели ерунды! Мне просто не нравится, когда на меня так пристально смотрят! — Почему? — Что почему? — Не нравится… — Потому что! Просто не пялься! — я уже голос повышать начал. Кошмар! — Извини, не могу. А вот тут я покраснел. Еще больше. — П..почему? — Потому что забавно за тобой наблюдать, Темочка! — вот теперь, с его стороны, пошло сплошное издевательство. Этого я не должен был терпеть…но стерпел. Набрал в грудь больше воздуха и процедил сквозь зубы: — Отвали от меня! И желательно на другой ряд! — Ок. И он отсел. Через ряд. К Карине! Ее соседка по парте серьезно заболела и не могла ходить в школу. Он специально решил позлить меня сильнее, но я не мог взять в толк, по какой причине Загородский так поступает. Больше всего на мою неокрепшую детскую психику давило одно обстоятельство: даже встречаясь со мной, Карина умудрялась строить ему глазки! Ему! Хотя, так могло только казаться. Могло. Но не казалось… Через неделю после уроков я увидел, как они целуются в классе, причем моя девушка получает от этого процесса куда большее удовольствие, чем Загородский. Мои первые романтические отношения закончились так банально, не успев толком начаться. Ярость заклокотала в груди с бешеной силой, а кулаки непроизвольно сжались так, что даже костяшки пальцев побелели. Я, кажется даже подлетел к наглой парочке и схватил Загородского за грудки с жалким намерением врезать нахалу со всей силы, но его изумрудные, холодные глаза не позволили мне ударить. Только смотреть в них и постепенно тонуть. — Калинин, врежешь мне? — вот как звучит «пропитанный ядом и желчью» голос. И снова издевка. — Даже руки марать не хочу! — мне может сейчас кажется, но я тогда даже клацнул зубами от злости. — Козел! Мы не замечали, с каким ужасом наблюдает за этой сценой Карина. Нам было плевать. Хоть в чем-то мы сошлись. Я разжал кулаки, отпихнув Загородского как можно дальше, и решил далее не мешать им своим присутствием. Естественно то, что он с моей бывшей девушкой встречаться не стал. И вот это было мне совсем уж непонятно. Так, что я даже спросил его: — Зачем ты отбил у меня Карину, если даже не собирался с ней встречаться? Ты действительно такая скотина? — На какой из двух вопросов я должен ответить сначала? — он видимо увидел, насколько серьезным было мое выражение лица, так как далее добавил без усмешки и ровным голосом: — Я оказал тебе услугу, Калинин. Зачем тебе девушка, которая лезет к любому, кто навешает ей на уши достаточно сентиментальной лапши? Так что радуйся, я тебя, можно сказать, спас. Она же пустышка. Твой авторитет ей бы был очень к лицу. А ты наивный, как дитя. Даже в детстве таким был. Бесхребетным, — предупреждая мой следующий вопрос и заметив округлившиеся в удивлении глаза, он добавил: — Вспомнил я тут недавно, что в детстве с тобой общались. А Карина не единственная, так что не запаривайся по этому поводу. — Возможно. Но я почему-то чувствую себя совсем не спасенным, Миша, — мне могло показаться, но легкий румянец залил его щеки, когда он услышал свое имя… С того разговора мы объявили перемирие, заключавшееся в полном игнорировании друг друга. И нам это даже успешно удавалось. До выпускного. Тогда я очень сильно влюбился в девчонку из параллельного класса. Она была скромной и тихой девушкой, со средней успеваемостью и простенькими нарядами. Но было в ее зеленых глазах что-то такое, что заставляло погружаться в них и вечно любоваться их глубиной. Я когда-то уже испытывал такое ощущение… Определившись с ВУЗом и факультетом, мне ничего не оставалось, как влачить свое жалкое «золотомедальное» существование в нашей школе, и с нетерпением ждать выпускного вечера, на который, если все удастся, я пойду вместе со скромной девушкой Лизой. С Загородским мы не общались, что вполне устраивало нас обоих, но проблема заключалась в том, что этот несчастный упырь переехал жить от меня через дом и видеть его по утрам, по дороге в школу, стало моей прямой непосильной обязанностью. Мы обходились только сухим «Привет» и шли в храм знаний на приличном расстоянии друг от друга. Только одно осталось неизменным: он продолжал на меня смотреть. С интересом. С чувством едва уловимого превосходства. С ненавистью. С любопытством. А я даже и помыслить не мог, ЧТО могло привести к такому отношению к моей персоне. Почему мы никак не могли поладить? Казалось, что за два года он стал еще выше. Широкоплечий, со спортивной фигурой. С неизменной длиной волос — до плеч, и с маленьким колечком в левом ухе. Одно слово — неформал, что б его! И хулиган. Но при этом заканчивает школу с золотой медалью. Разве бывают такие? Я вообще не изменился. Был все также на голову ниже него, все такой же стройный и такой же скромный. Никак не мог подойти к Лизе и пригласить ее на свидание. И кое-что во всей этой ситуации заставляло меня нервничать и чувствовать неладное. Загородский видел, что я по ней сохну. Видел и тоже стал присматриваться к Лизе. Как хищник обычно наблюдает за жертвой, чтобы затем вцепиться ей в глотку. Этого я допустить не мог. — Лиза, давай я помогу, — я подбежал к своей пассии и не дожидаясь разрешения, выхватил стопку учебников из ее рук. — Ээээ, спасибо, Артем, — смущенно произнесла девушка, и наше общение началось… …В начале июля стояла неимоверная жара. Можно было ощущать, как под черепной коробкой мучительно плавится мозг, а пот литрами струится по телу. Но в этот день капризной погоде прощалось все, ведь экзамены были давно сданы, и вот-вот должен был начаться выпускной вечер. Я должен был встретить Лизу у подъезда, а она, как и всякая девушка, опаздывала, нагнетая интригу. Но когда, наконец, соизволила появиться, то стало понятно — ждал я не зря. Лиза была очень мила в платье до колен кремового оттенка и со струящимися светлыми локонами по плечам. Я гордился тем, что она моя девушка. У школы уже стояли толпы расфуфыренных выпускниц, одетых под копирку. Я даже подумал, что они только с конвейера сошли. Абсолютно одинаковые в своей безвкусности и вычурности. Парни уже веселились вовсю, и не было сомнений, что кто-то все-таки пронес «заветную» под пиджаком. Среди всего этого молодого, счастливого и местами пьяного великолепия я увидел его. Загородский стоял, прислонившись спиной к массивному стволу дерева, зажав сигарету в длинных сильных пальцах, засунув другую руку в карман брюк. Белоснежная рубашка была расстегнута на несколько верхних пуговиц, а черный пиджак сидел на Загородском настолько правильно и гармонично, что я невольно ужаснулся, как он мог носить джинсы и свободные балахоны все это время. Было что-то опасное и дикое в его внешности, в сочетании костюма черного цвета и изумрудных ясных глаз, в той небрежной позе, с какой он наблюдал за снующими туда-сюда выпускниками, в размеренных, неторопливых движениях, которыми он подносил сигарету к губам и делал глубокий вдох. Это заставило мои глаза зацепиться за него и уже не обращать внимание на то, что мне говорит Лиза, держащая меня под руку. Наверное, в тот момент я окончательно перегрелся, но подумал, что Загородский красивый. Именно той хищной, мужественной красотой, присущей героям любовных романов и мыльных опер, принцам на белых конях, заставляющих женщин падать к ним в ноги лишь легким поворотом головы. Его взгляд скользнул по мне, остановившись на моем лице. Глубокий, обволакивающий и парализующий движение не только тела, но даже мыслей. Наверное, я покраснел и смутился сверх нормы, так как в его глазах заплясал насмешливый огонек, а губы сложились в подобие ухмылки. Он определенно был доволен тем, какой эффект произвел на меня. Если бы не Лиза, которая вклинилась в заблокированное сознание возгласом «Темка, пойдем скорее!» я бы не вышел из транса никогда. Церемония вручения аттестатов закончилась довольно быстро. Хотя, продлись она немного дольше, в актовом зале был бы отчетливо слышен храп с задних рядов. И преподаватели, и некоторые родители переместились в ресторан, где намеревались с упоением продолжать веселье. Некоторые выпускники последовали их примеру. Наш же класс отправился на дачу к одному ученику, которой оказался двухэтажный коттедж с небольшим садиком и хозяйственными постройками. Некоторые даже присвистнули от восхищения. Естественно, что Лиза поехала с нами, и я был спасен от необходимости отваживать от себя подвыпивших одноклассниц к концу вечера. Вечеринка обещала быть долгой. Всем было весело. Некоторые девушки, оккупировав кухню Пашки Тихонова — хозяина коттеджа, принялись стругать салаты и нарезку, и накрывать на стол, как заправские хозяйки. В их числе была и Лиза, чмокнувшая меня в щеку, и приказавшая не скучать. Музыка играла во всю, и казалось, что от нее невозможно было нигде укрыться. Поэтому я вышел на свежий воздух. Июльский, и к вечеру ставший немного прохладным и освежающим. Не помню, какими мыслями я тогда был занят, но вздрогнул, когда услышал низкий, чуть с хрипотцой голос: «Следишь за мной?» Загородский сидел у одной из деревянных построек, оказавшейся впоследствии баней, и курил. Я уже давно заметил, что курит он слишком много, и не преминул ему об этом сказать: — Не кури так много, а то легкие сгниют. — Беспокоишься обо мне, Калинин? — хмыкнув, поинтересовался парень, даже не посмотрев в мою сторону. — Сдался ты мне. Просто информирую. Чего ты здесь торчишь? — я не знал, присесть мне рядом или продолжать стоять, но он решил за меня: — Не стой над душой. И так тошно. Садись, я тебя не съем, — после того, как моя пятая точка коснулась бревна, он продолжил: — Я здесь сижу, так как суматоха и музыка меня немного достали. Так же, как и тебя, — его зеленые глаза блеснули в свете заходящего солнца. — Чего девочку свою оставил? Тон его вопроса мне не понравился. Совсем. — Тебе какое дело? — я чувствовал, что начинаю злиться. Просто от звука его голоса и от презрительной ухмылки, никогда не сходившей с губ. — Не боишься, что уведут? Она у тебя аппетитная! Я бы с такой поигрался! — Даже не пытайся к ней близко подойти! Держись подальше! — я схватил его за грудки и понял, что ситуация «дежа вю». — Врежешь мне, Калинин? — провоцирующим тоном спросил этот наглый засранец, а его лицо было в каких-то миллиметрах от моего. Я даже не замечал, что он специально наклонялся все ближе и ближе. — Даже рук… — начал было я, но его губы не дали мне закончить. Я разжал руки от растерянности и неожиданности его поступка. Он меня целовал! Властно и жадно. Его рука легла на мой затылок, а вторая притягивала мое тело к своему, лишая всякой возможности бежать. Положа руку на сердце, я не хотел бежать. Слишком нравилось мне чувствовать его губы со вкусом сигарет и мяты, мягкие и горячие. Мое сознание забилось в истерике и пришло понимание, ЧТО я делаю и С КЕМ. Тогда я попытался отпихнуть Загородского, но сила определенно была на его стороне. Недаром же он был самым спортивным и мускулистым парнем в школе. ПАРНЕМ. Разморенные его поцелуями, мой разум, инстинкт самосохранения и совесть уснули мертвым сном, поэтому не было возражений, даже когда его руки расстегивали мою рубашку и стаскивали вместе с пиджаком с плеч. Не помню, чем были заняты в этот момент мои руки, но явно не бездействовали. Я осознавал, что от жары совсем повредился рассудком и не ведаю, что творю. А потом последовали его слова: «Я так давно хотел тебя, Калинин…» и вылили ушат ледяной воды на мою разгоряченную персону. Я отскочил от Загородского в мгновение ока. — Что ты сейчас сказал? — Я тебя хочу. Уже давно! — теперь становилось понятно, почему я никогда не видел его с девушкой. Никто не видел. — Ты издеваешься, что ли?! А я-то что творю?! — кажется, у меня была истерика. — Тём… — Нет! Даже не приближайся ко мне! — заорал я, заставив его снова сесть. — Даже не подходи ко мне, долбаный педик! — при последних словах его зеленые глаза вновь приобрели холодное выражение и даже отблеск ненависти и ярости проявился в их глубине на несколько секунд. — Какого хрена?! — Значит, я долбаный педик? А ты сам, сейчас из себя жертву разыгрываешь? Сдается мне, не один я здесь «голубого оттенка»! — почти прорычал он. — Пошел на хуй! И держись от меня подальше, пидор! — я все-таки разорался и даже те грубые слова, которые я сказал Загородскому, кажущиеся по прошествии времени такими ужасными, в тот момент вызывали почти сладостный восторг и ликование, чувство превосходства. Особенно, когда на его лице от напряжения и злости заиграли желваки. Я поспешил вернуться в дом, а потом, несмотря на недовольство и возражения Лизы, мы вернулись в город. Школа закончилась. И просьбу — больше ко мне не приближаться — Загородский безоговорочно выполнял. Я поступил в ВУЗ в другом городе. И даже, несмотря на то, что из памяти этот поцелуй не стерся, я старался не думать об этом. Старался не думать о НЕМ… *** — Я прошу прощения, вам плохо? — ворвался в мои бесконечные воспоминания взволнованный голос. Я мотнул головой, прогоняя навязчивые картинки из прошлого, и уставился на него в недоумении. — Вам плохо? Вы очень бледный, — повторил Загородский, продолжая разглядывать мою физиономию. — Нет, нет. Все в порядке. Просто задумался, — ответил я, а сердце сделало тройное сальто. Он меня, кажется, не узнал. Хотя я практически не изменился. Только чуток мышечную массу нарастил, чтобы не казаться девочкой со спины, ходя по городу в футболках и водолазках. И повзрослел. Все-таки столько лет прошло. Тогда почему я все еще его помню? Мне было достаточно одного взгляда на него. Мда, мне бы сейчас психолога…Или психиатра… Двери лифта неожиданно распахнулись и открыли взору наш отдел во всей красе и усердии. Липовом. Секретарша шефини делала вид, что печатает важные приказы, раскладывая пасьянс «косынку» с видом доктора наук. Димка Прохоренко — мой коллега и по совместительству лучший друг, увлеченно флиртовал с помощницей бухгалтера Машей, заливая в ее аккуратненькие ушки очередную байду про звезды, Луну и прочую ерунду романтического содержания. Остальные сотрудники тоже «работали, не покладая рук», и я невольно улыбнулся. Все-таки, здесь очень здорово. Уютно. Тепло. Настоящий дружный коллектив, что крайне редко попадается. И даже Наталья Вячеславовна, в народе «старая карга», «грымза» и «противная шефиня» не портила положительную атмосферу. Мужчина вышел из лифта вместе со мной, с интересом оглядываясь по сторонам. В этот момент послышался до зубной боли противный голос: — А, Михаил Валерьевич, если не ошибаюсь. Рада вас видеть, — шефиня, подобно лайнеру, рассекала волны отдела и приближалась к нам. — Проходите в мой кабинет. Поговорим о работе подробнее. Лицо Загородского не выражало ничего, кроме натянутой вежливости и учтивости, а глаза были безэмоциональны. Уже поворачиваясь, чтоб прошествовать обратно в кабинет, Наталья Вячеславовна повернулась (чтоб ей пусто было!) и добавила желчным голосом: — Почему опаздываете? И что вы стоите тут столбом, Калинин?! Идите работать немедленно! — Калинин? — неожиданно тихо переспросил Загородский и уставился на меня с небывалой внимательностью. Зеленые глаза вдруг вспыхнули и разразились узнаванием. — АРТЕМ??!! Мне оставалось только вздохнуть и сказать, как можно спокойнее: — Привет, Миша…