heart disease

Ужасно, когда тебе все запрещают. Ты не можешь играть с остальными ребятами, не можешь чувствовать на полную катушку, потому что любое волнение повлечет за собой серьезные последствия. Ты беспомощен перед жизнью. Тогда напрашивается вопрос – зачем ее оберегать, если все твои эмоции лежат на дне пластмассовой баночки, смешанные с горькими таблетками, которые дают возможность просуществовать еще один день? Кенсу понимает, что живет из-за прихоти родителей. Они любят его, но не понимают, что тяжело так жить. Невыносимо быть неполноценным. У До Кенсу с рождения четыре порока сердца. Врачи вообще думали, что он не проживет и недели, но мальчик дотянул до пяти лет, а потом сделали операцию, встроив в сердце ребенка коробочку с батарейками, которая стимулировала сердечную работу. Поначалу на груди Кенсу очень сильно выделялся этот приборчик. Он мигал крошечной красной лампочкой и противно жужжал, но с возрастом, да и с развитием технологий, ситуацию исправили. Теперь нельзя догадаться, что До обреченный, что он ходячий мертвец. Парню сейчас семнадцать лет, а он ни разу не катался на велосипеде, не играл в футбол и не ходил в кино. Он сидит дома и смотрит время от времени в окно. Его кругозор слишком узкий, чтобы быть достойным вступить в настоящую жизнь. Кенсу отброс. Три раза в неделю к нему приходят учителя, объясняя то, что До уже вызубрил сам от скуки. У него было бы замечательное будущее, но врачи говорят, что его максимальная продолжительность жизни до двадцати лет. Волшебная коробочка не сможет больше поддерживать странное существование насекомого. Придет день и До Кенсу будет свободен от правил. Как бы это жутко не звучало, но парень ждал этого момента. - Как прошел твой день? – спросил отец, придя с работы и располагаясь в мягком кресле терракотового цвета. - Как обычно, - равнодушно отозвался сын, глядя на окно. - День прошел и ладно, - вздохнул мужчина, разглаживая смятые листы газеты. - Угу, - ответил Кенсу и поднялся с места, чтобы пойти в спальню, но на лестнице его поймал второй родитель. - Сынок, пора принимать таблетки, - печальная улыбка исказила его губы. - Да, - кивнул он. Парню хотелось смыть их в унитазе, но он подавил в себе этот порыв, закидывая в рот, словно клубничные леденцы, таблетки, запивая их водой. Во рту сразу стало как-то вязко, противно, горько. Он распахнул холодильник и налил в стакан апельсинового сока, большими глотками утоляя вспыхнувшую жажду. Кенсу поймал языком последнюю каплю и вытер губы рукавом рубашки. Взгляд невольно зацепил кусочек улицы, где как раз мимо его дома проходила толпа мальчишек. Они смеялись, дурачились. У одного сдернули бейсболку и подбросили вверх, но она как-то неудачно свалилась в сад к семейству До. Хозяин бейсболки залепил затрещину своему другу и подошел к белому забору, высматривая пропажу. Он был симпатичным. Настолько симпатичным, что Кенсу задрожал от волнения. Руки похолодели, а сердце ускорило ритм. Он рассматривал парнишку из занавески, не желая показываться тому на глаза. Незнакомец выискивал лазейку, чтобы незаметно нырнуть в садик, но забор был новый, без единого изъяна и расхлябанных досок. От него еще шел слабый запах краски. Белой краски, цвет который так не любил Кенсу. Парень сделал несколько шагов назад, разочарованно поглядывая на забор, а потом побежал к друзьям. Кенсу с радостью бы помог тому незнакомцу, но его сковал страх. Он никогда не общался со сверстниками. Никогда не различал альф и омег. Родители рассказывали, что они нашли друг друга по запаху. До с трудом в это верил. Как так можно? Влюбиться, просто учуяв кого-то. Просто отключить мысли и впустить в себя что-то другое, не пахнущее больницей и лекарствами. Но Кенсу боялся любить. Врачи говорили, что любой эмоциональный скачок негативно отразится на его здоровье. «Как бы хотелось перемотать время. Я бы отдал ему бейсболку и поговорил. Интересно, какой у него запах? Он омега или альфа?» Думая об этом, До вышел на улицу и заспешил к забору. Там он нашел красную кепку, от которой еще пахло хозяином. Вкусно пахло. Душистым османтусом. Кенсу опустился на колени и всё вдыхал чужой аромат, вызывающий странных мурашек, пробегающих по шее и острым лопаткам. Впервые ему было хорошо, как-то радостно и спокойно. Он не заметил учащенного пульса, не заметил, как руки стали теплыми. До улыбался, а сердце отбивало последние удары… ~ Пустые больничные стены давят на До Кенсу, как металлические пресса. В палате никого. Лишь глухая тишина действует на нервы. Парень изучает глазами потолок, пытаясь найти в нем хоть какое-то несовершенство, но тот абсолютно идеален. И это раздражает. До Кенсу до тошноты ненавидит стерильность своей палаты, ненавидит яркий, такой же стерильный, свет, который заползает в каждую щель безликой комнаты. Всё однотонно и как-то по-идиотски правильно. Мысли Кенсу сливаются с этой равнодушно-белой субстанцией. Он даже не чувствует боли. Даже не ощущает, как по венам скользит, смешиваясь с кровью, препарат, заставляющий сердце все еще биться в тесной клетке ребер. Кенсу, словно существует в параллельной вселенной. Он дрейфует между сном и реальностью. Коробочка с мигающей лампочкой сегодня дала осечку, и смерть чуть не проглотила парнишку. Ему не нравится такая реальность, не нравится чувствовать искусственное сердцебиение, поэтому хочется остаться во сне. Там он более настоящий, а главное, здоровый. Родители очень беспокоились. Они только недавно ушли, потому что Кенсу попросил их это сделать. Ему не хотелось видеть их расстроенные лица, опять погружаться в размышления, что он доставляет им одни проблемы. Кенсу заплакал. Тихо так. Прозрачные слезинки бежали по щекам и терялись в подушке. ~ Сегодня первый день сентября. Листья в саду немного пожелтели, но Кенсу нравилось это. Он любил яркие цвета: красный, желтый, золотистый, синий, зеленый. Он любил сочные оттенки, а черный и белый ненавидел. Черный – смерть. Белый – больницы. В этот теплый, солнечный день родителей не было дома. Так получилось, что они работают, а сиделка где-то задержалась. Кенсу думал, что пойдет сейчас в отцовскую библиотеку, усядется в кресло и улетит в мир фантазий, но солнце…Его лучи были такими манящими, а ветерок таким свежим, что До рискнул. Он взял запасные ключи и вышел на улицу. Было страшно. Кенсу не знал куда точно идти, ведь его постоянно возили на машине, но он преодолел страх и вышел за калитку собственного дома. Чувство свободы заполнило его до кончиков пальцев. Это так необычно. Парень глубоко вздохнул. Он был счастлив. Ноги понесли его вперед, через поток людей. Они все были разными, яркими. Почему говорят, что толпа однообразна? Нет! Она живая, она цветастая и наполнена различными запахами. Кенсу с трудом сдерживал восторг. Ему хотелось закричать и прыгать, как маленькому ребенку. Он то и дело вертел головой по сторонам. Впитывал в себя сеульскую хаотичность. - Вот как живут люди, - восхищался До. Его привлекла забавная вывеска одного кафе, и парень свернул туда. Он осторожно открыл дверь и услышал звяканье колокольчика. Его пробрало до самых косточек от этого звука, вызывая сплошные приятные ощущения. Это же свобода! Поскольку был обед, то народу в кафе было предостаточно. Альфы, омеги, беты – все они болтали, смеялись, ели пирожные или горячие блюда. Кенсу жадно наблюдал за ними. В желудке предательски заурчало. - Эй, парень, хочешь есть – заказывай, - услышал До чью-то не совсем вежливую просьбу. Он обернулся и чуть не рухнул на месте. На него смотрел тот парень, который не смог достать бейсболку из его сада. - Простите, - извинился Кенсу, рыская глазами в поисках свободного столика, но мысли были заняты совсем не этим. Он смаковал на языке сильный привкус османтуса. Его незнакомец прошествовал на кухню, озвучивая очередной заказ. Он работал официантом, и его звали Ким Чонин. Так значилось на бейдже. Кенсу робко застыл в центре зала, не зная куда податься. Его растерянность рассмешила Чонина. Он никогда не встречал таких клиентов. - Ты никогда не был в кафе? – спросил Ким, останавливаясь возле парня. Его нос мгновенно уловил нежный сливочно-ванильный аромат, как у пирожного. Гормоны забурлили в крови и ударили по вискам, вызывая головокружение. Чонин прикрыл глаза, прогоняя наваждение, но сладковатый запах прочно въелся в ноздри. Неужели, это его омега? - Никогда, - подтвердил До. – Простите, от меня одни неудобства. А Чонин его уже не слушал. Он разглядывал пухлые губы, которые были самой невинной, соблазнительной формы, большие глаза, где волнение смешивалось со смущением и стыдом. Темные волосы немного взлохмачены из-за ветра. Только вот парень был странно одет: яркая красная толстовка, из-под которой выглядывала желтая футболка, такие же красные кеды и синие джинсы. Такого в толпе трудно не заметить. - Пошли, я тебе покажу свободное место, - вздохнул Чонин, взяв парня под руку и ведя в сторону стойки. – Будешь под моим присмотром. - Но я… - начал было возмущаться Кенсу. - Вот тебе меню. Выбирай. Деньги хотя бы есть? – устало поинтересовался Ким. - Деньги? – глаза До чуть не вывались из орбит от шока. Он забыл деньги! - Ясно, - протянул Чонин. – Тогда угощаю. Озорная улыбка промелькнула на его губах, хитрый прищур прострелил Кенсу кофейными искорками. ~ - Ты перепробовал все меню, - сказал Чонин присаживаясь за столик к До, когда тот слизывал с ложки остатки клубничного джема. Это выглядело до невозможности пошло, но Кенсу будто не замечал такой детали, продолжая мучить официанта своим невинным представлением. - Здесь все очень вкусно, - улыбнулся парень. – Мне нравится находиться тут. - А школа? Ты совсем не ходишь в школу? – спросил Чонин. - Нет. Я учусь дома, - поделился Кенсу. – Вкусное пирожное. Ким закатил глаза. Этот парень сводил его с ума. От него шел умопомрачительный запах, заставляющий все сжиматься внутри. Он сам был, как пирожное, как ванильный чизкейк. Ему хотелось предложить До встречаться, но было страшно услышать отказ от этого странного хлюпика. После смены Чонин частенько гулял с ним, провожал до остановки, потому что Кенсу был слишком беззащитен, слишком притягателен для других альф. Ему не хотелось делиться своим трофеем с другими. Ему было так приятно, когда парнишка испуганно жался к нему, как порой бормотал его имя. Как тут можно остаться равнодушным? Сегодня они тоже шли по улице, разговаривая о всякой чепухе. Это длилось уже вторую неделю. За какие-то дни Чонин влюбился в хрупкого Кенсу, точнее влюбился он сразу, но осознавал всё постепенно. - Почему ты так ярко одеваешься? – поинтересовался Ким, разглядывая зеленую куртку омеги, оранжевые кроссовки и радужные браслеты, на тонком запястье. Сам Чонин одевался обычно. Сейчас на нем была черная олимпийка, черные спортивные штаны. - Не люблю черный и белый цвет, - ответил парень. – А ты любишь? Да? Ты всегда носишь темные оттенки. - Ну, я как-то не задумывался над своим гардеробом, - улыбнулся Чонин. – Почему ты не любишь черный и белый цвет? - Черный – смерть, белый – болезнь, больницы, - сказал Кенсу. - Ты придираешься, - усмехнулся Ким. – Черный не только цвет смерти. Он имеет разные трактовки. Например, элегантность или аристократизм. Белый цвет ангелов, неба и рая. - У кого какие ассоциации, - пожал плечами До. – Каждый сравнивает их с чем-то своим, с собственной жизнью, с какими-нибудь произошедшими ситуациями. Ведь ассоциации возникают непроизвольно, подсознательно, от определенных впечатлений. Поэтому черный – смерть, а белый – больница. Я люблю яркость и жизнь. ~ Всю ночь Кенсу мучили адские боли. Течка. Хуже не придумаешь. Он переносил ее хуже в сто раз, чем его сверстники. Слабое здоровье, барахлящее сердце, волнение и жар…А еще жуткое желание, разъедающие органы, словно нечаянно пролитая кислота. Он ворочался всю ночь, кусал подушку и звал Чонина. Ему хотелось тепла, внимания, ласки. Только вот До опять один. Он не говорил другу, что по вечерам, когда уезжает от него, сердце болит так, будто в него втыкают длинные острые иглы. Кенсу хватался за таблетки, дрожащими пальцами раскупоривая колпачок. Он держался при Чонине, как обычный здоровый парень, но это стоило огромных усилий. Родители радовались, что их сын нашел друга. Кенсу и от них скрывал недомогание. Ему было плохо и хорошо одновременно. Он любил Ким Чонина. Он нуждался в нем. На следующий день До не пошел в кафе. Боль утихла, но вялость в теле осталась. На некоторое время он погружался в сны, в которых был его Чонин, но все заканчивалось жутко. Кенсу терял парня, а потом сразу же просыпался в холодном поту. Jong In: Привет)) Ты где? С тобой все в порядке? Сообщение от Чонина вызвало широкую улыбку у До. Счастье затопило его до предела. Kyung Soo: Привет)) Я приболел, поэтому не пришел. Прости. Jong In: Хватит извиняться. Напиши адрес, я приеду. Кенсу замер. Он вспомнил тот день, когда впервые увидел своего альфу. Он посмотрел на книжную полку, куда положил красную бейсболку. Будет повод отдать вещь. Парень напечатал адрес и стал ждать, высчитывая чуть ли не секунды. Он принял заранее лекарства, чтобы потом не корчиться от мук, если что-то пойдет не так. Кенсу решил признаться Чонину в чувствах. - Здравствуйте, вы тот самый Чонин? – донесся с первого этажа восторженный голос родителя. Кенсу глубоко вздохнул, поднимаясь с постели. - Можно было просто открыть дверь и все! – недовольно пробормотал он. – Обязательно закатывать концерт. До встал и подошел к двери, дико паникуя, оглядывая спальню и выискивая в ней какие-то недостатки. Когда Чонин оказался в комнате, то запах османтуса выветрил из головы всякие мысли. Чонин еще с первого этажа учуял запах До. Он был сильный, еще ароматнее, чем всегда. Значит, у парня течка. Кажется, что зрачки Кима расширились от предвкушения, как у бешеного зверя при виде жертвы. Познакомившись с родителями До, парень кинулся наверх, распахнул дверь и налетел на паренька, который был бледным, испуганным, таким родным и таким сладким. Чонин прижал его к груди, зарываясь пальцами в темные вихры, целуя в макушку. Он с наслаждением втягивал его аромат, покусывал губы от нетерпения. А Кенсу…тот дрожал, как осиновый лист в его руках, сжимая пальчиками черную футболку, чувствуя быстрое биение сердца. Они не сказали друг другу не слова. Чонин заключил лицо Додо в ладони и нежно поцеловал того в пухлые, алые губы, замечая, как широко распахнулись глаза парнишки, как он неумело начал отзываться на его ласки. Кенсу позволил языку Чонина проникнуть рот, позволил его рукам забраться под майку, обжигая теплую кожу осенним холодом. Ким мягко подтолкнул свою омегу к кровати, надавливая на плечи, укладывая на большое пуховое одеяло, продолжая целовать. Он стянул с себя футболку, обнажая смуглый торс, от вида которого у До перехватило дыхание. - Ты такой красивый, - прошептал он. - А ты сладкий, - промычал Чонин, оставляя дорожку красных отметок на шее. Ким помог избавиться Кенсу от одежды, поглаживая его белую кожу, любуясь каждым дюймом худенького тела: хрупкими плечами с острыми ключицами, выпирающими ребрами, узкими бедрами…сходя с ума от запаха, от которого разве что слюнки не текли. Кенсу прижался к горячему Чонину, чувствуя, как его достоинство тычется в бедро. Его пронзило возбуждение, отчего он застонал и потерся о пах Чонина, вызывая у того аналогичную реакцию. Рука альфы спустилась к низу живота. Кенсу не смотрел, что тот делает, он смотрел только в глаза Чонина. Когда пальцы Кима сомкнулись на члене, то Кенсу в первую секунду запаниковал. Это неправильно! - До…дома родители, - сбивчиво затараторил До, прикрывая глаза от наслаждения, волной затопившее его. Чонин нежно водил пальцем по розовой головке, после провел по ней языком, сделал дразнящее движение, отчего парень вцепился в одеяло и крепко стиснул зубы, чтобы не закричать на весь дом. - Мы будем вести себя очень тихо, - улыбнулся Чонин. - Думаю, это будет трудно, - попытался пошутить Кенсу. Потом с его губ сорвался глубокий выдох, потому что парень взял его член наполовину в рот и заскользил губами вверх, так медленно, плотно сжимая их, а после, опять щекоча разгоряченным язычком головку, касаясь его кончиком уретры, заставляя Кенсу податься вперед. Далее Чонин действовал быстро, слаженно, доставляя партнеру такое удовольствие, что он закрывал ладонями рот, стараясь не выдать себя громкими стонам. Альфа остановился, а Кенсу прерывисто задышал, расслабляясь, но это было только начало пытки. Чонин запустил два пальчика в анус, которые, благодаря естественной смазке, плавно заскользили внутри, нащупывая комочек нервов. Кенсу не знал куда деться. Ему было очень хорошо, приятно до белых маленьких вспышек перед глазами. Он повторял имя Чонина и просил закончить эти издевательства. Парень извлек пальцы и впился в рот омеги, отвлекая того от первых, особо болезненных ощущений, полностью заполнив тесное, пульсирующее пространство и застыв. Чонин навис над Кенсу, на его лбу блестели капельки пота, губы были искусанными, красными, припухшими, в глазах плескалась неконтролируемая страсть, просто прожигающая чуть ли не до самых косточек. Кенсу всхлипнул, когда почувствовал медленное движение внутри, но его альфа был терпеливым, понимающим. Он шептал что-то успокаивающее, слизывал соловатые капельки, бегущие по щекам. - Люблю тебя, - сказал он, сминая губы в поцелуе. - И я…Я тоже тебя люблю, - произнес Кенсу, утопая в шоколадном взгляде своего партнера. Он обвил его шею руками, утыкаясь носом в ключицу. Ладони Чонина крепко держали бедра До, ускоряя темп, выбивая из парня вздохи, вскрики, которые так трудно было сдержать. Он царапал спину Кима, кусал его плечи. Сначала Кенсу соображал, что надо вести себя тише, но процесс с каждой секундой поглощал его в пучину наслаждения, лишая способность думать. Ему уже было плевать на скрипы односпальной кровати, на шлепки, на то, что Чонин чуть ли не рычит, как дикий зверь, больно впиваясь ногтями в фарфоровую кожу, а сам Кенсу стонет, закинув голову назад, насаживаясь на член Кима до самого основания. Сердцебиение становится настолько бешеным, что острая боль пронзает грудь Кенсу, и он уже кричит. Эта боль выжимает из легких каждый кубический сантиметр кислорода. Уши закладывает, и Кенсу обессиленно валится на постель. - Кенсу… - шепчет Чонин, наклоняясь к парню. – Кенсу, что с тобой? В глазах Кима плещется дикое беспокойство, страх, безумие. - Достань таблетки…из кармана…тех штанов, - выплевывает слова До, приложив ладонь к груди. Чонин срывается с постели и судорожно рыскается в вещах, пытаясь в полумраке найти нужную баночку с лекарством. Он встряхивает домашние штаны парня и слышит шуршание таблеток в одном из карманов. Дрожащими руками извлекает пузырек, откупоривает и подносит крохотную белую пилюлю ко рту друга. Кенсу проглатывает эту дрянь и затихает, а Чонин не может пошевелиться, он чувствует себя беспомощным перед возникшими обстоятельствами. Что происходит? Но ответов нет. Кажется, что его душа упорхнула от ужаса в астрал, ведь каким дураком он не был, но ясно понял, что До чуть не умер. - Прости, - спустя какое-то время выдает Кенсу. Чонин заботливо укрыл его одеялом и лег рядом, уже полностью одевшись. - Кенсу, расскажи мне все, - сглотнув, попросил Ким. Он посмотрел на парнишку, чьи глаза, как пятисотвонновые монетки виновато выглядывали из-под одеяла. - У меня порок сердца…У меня четыре порока сердца, - тихо-тихо сказал Кенсу, и Чонин сначала решил, что ему послышалось. - И ты мне ничего не сказал сразу? Ты ведь мог умереть! - взорвался Ким, подскакивая на кровати. – Ты дурак?! - Я не хотел…Думал, ты бросишь меня. А я…я же… - начал заикаться До, - люблю тебя. После сказанных слов, Кённи робко посмотрел на смуглого парня. Видно было лишь его силуэт, очерченный фонарем профиль. Тот устало выдохнул, проводя ладонью по лицу, потом поцеловал До. - Я не брошу тебя, - шепчет Чонин. – Пусть хоть у тебя вместо ног были бы ласты. Они смеются, их пальцы переплетаются. Чонин обнимает своего До и оставляет целомудренный чмок на лбу. - Тебе будет сложно со мной, - бормочет старший, теребя пальцами какой-то амулетик на шее Кима. – Если чувствуешь, что не справишься – уходи. - Никуда я не уйду, тупица. Как же я могу оставить тебя одного? – возмущается Чонин, ребячливо выпячивая нижнюю губу. - Но тогда ты будешь счастлив, - парень чувствует, что До готов заплакать, потому что мелодичный голос звенел от слез. – А секс? Я не смогу тебя нормально удовлетворить. - Мы что-нибудь придумаем с этим, - усмехается Чонин, прижимая Кенсу к себе еще крепче. – Ты моя омега. Я не могу от тебя просто уйти. Кенсу улыбнулся и уткнулся носиком в шею своего альфы, засыпая под его дыхание. ~ - Чонин, может, хватит, - говорит До, глядя на красочные горшки с цветами, да и сами цветы были яркими, разноцветными, как радуга. – Ты собираешься превратить мою палату в оранжерею. - Не ворчи. Я хочу порадовать тебя. Ты же не любишь белый цвет, - ответил Чонин, расставляя цветы на подоконнике, потом украшая ими тумбочку. – Смотри, я попросил своих детей нарисовать тебе рисунки. Уже года четыре, как они вместе. Ким Чонин стал учителем начальных классов, а До…остался просто До, со своей беспощадной болезнью. Он был счастлив, не смотря ни на что. Бабочки продолжали щекотать, когда их пальцы случайно соприкасались, когда на губах Чонина играла радостная улыбка, когда он упрямо зубрил какой-нибудь предмет, готовясь к экзамену, а Кенсу сидел рядом, помогая парню. Он любил его. Очень. И До было противно, что является причиной недосыпов Кима из-за своих приступов, причиной больничных долгов, из которых Чонин даже по выходным пропадал на подработках. А завтра у него операция по внедрению нового аппарата в сердце. Кто знает, выживет ли он в этот раз. Чтобы не думать о плохом, он взял с тумбочки стопку рисунков. Они правда были яркими, смешными, добрыми, почему-то вселяющие колибри-надежду в душу, убеждающие, что еще ничего не потеряно. Кенсу улыбнулся. - Твои ученики такие чудесные, - сказал До. – Спасибо, мне стало намного лучше. Чонин опустился на больничную койку и по-мальчишески, стремительно и ласково, сорвал поцелуй. - Не беспокойся. Нас ничто не разлучит, - пообещал он. Его круги под глазами выдавали обратное: волнение, бессонные ночи, бесконечные терзания. Чонин прикусил губу и скрыл взгляд под козырьком кепки. - Операция назначена на утро, - сказал в пустоту Кенсу. – Потом после нее мы съездим на море, на остров. - Да, - улыбнулся Чонин, сглатывая. – Там очень много красок: желтый песок, голубое небо, солнце, зеленые листья и цветы всех самых твоих любимых оттенков. - Чонин… - Что? – спросил тот. - Кажется, я полюбил белый цвет. Помнишь, ты говорил, что он символизирует не только больницы, а рай, ангелов и небо… - Кенсу, не надо, - просит Ким, сжимая пальцами руку До. - Хорошо. После операции жду тебя с клубничным мороженым. Понял? – засмеялся паренек и щелкнул Чонина по носу. - Договорились. 28 апреля – день, когда сердце До Кенсу остановилось навсегда. В последние минуты, перед тем, как уснуть под наркозом, он думал о всяких мелочах: о том, поел ли Чонин, какую рубашку он надел на работу, что сегодня приготовил бы на ужин, а еще о том, что он счастлив, что в его жизни сплошные радужные полосы. Потом глаза сами собой закрылись… Буду благодарна,если укажите на ошибки)))