Соло на теле виолы

Помнишь момент, когда музыка стала болью? Струны мои гудели и будто рвались. Звук пропитался режущей горькой солью И уничтожил всё, что во мне осталось. Грубые руки совсем не жалели струны, Пальцы впивались в гриф, как иголки в кожу. Звук становился надорванным и безумным, Рвался со струн лихорадочной мелкой дрожью. Мне от любого звука предельно больно, Ноют полоски струн - параллельных линий. Мой музыкант удивительно был спокоен, Словно не сердце в нём, а колючий иней. Музыка стала кровью из рваной раны, Нотами всех пронзивших меня агоний, А музыкант, достигнув своей нирваны, Лишь упивался звуком больных симфоний. Струны звенели, выгнувшись рваным нервом, Сгустками боли звуки стекали в воздух. Я бы уже сломалась давно, наверно, После себя оставив надрывный отзвук. Холодно, страшно. Дальше еще больнее, Звук напряженней, музыка ливнем льется И резонирует болью на полом теле. После она взмывает, парит и бьется У потолка, смывая его границы, Падает вниз последним минорным вздохом. Музыка рвёт, как острые когти птицы, И от неё неизменно бывает плохо.