Дождь лил четыре года, одиннадцать месяцев и два дня.

И мед покажется горше соли, слеза — полыни степной не слаще. И я не знаю сильнее боли, чем быть живым среди многих спящих…

Перед ним лежала пустая книга с еще незаполненными пергаментными листами, в красивом бархатном переплете красного цвета. Он только сейчас взялся записать туда свою историю, которая для этого хоббита не закончится никогда. Бильбо уже давно вернулся из похода, в котором обрел ровно столько же, сколько и потерял. Уже подрос его племянник, и вот ему самому уже скоро исполняется восемьдесят. Надо же... я помню все так, словно это было вчера, - думалось ему, когда он наконец налил себе чашечку крепкого горячего чая и уселся писать. Это был темный, дождливый вечер. Ледяные капли стучали в окна, а свеча чуть трепыхалась от гуляющего по дому холодного сквозняка. В его голове мелькали сцены прошлого. Каждый раз, когда Бильбо садился писать, он все никак не мог начать ни строчки. Всякий раз его глаза наполнялись слезами, и первая страница до сих пор была вся чуть жестковатая. Но сегодня был особенный день. В этот день ровно тридцать лет назад Бильбо пошел в поход Счастливым Числом. Где же носит этого сорванца? - с улыбкой подумалось хоббиту, едва он бросил взгляд на дверь. Юный Фродо частенько засиживался у Туков, где доставлял немало хлопот хозяевам, чем невероятно радовал их. "Весь в дядюшку пошел", - частенько говаривала Эглантина. В прежние времена Бильбо на эти слова страшно бы обиделся, но только не теперь. "Глядишь подрастет и тоже с гномами пойдет гору отвоевывать", - с улыбкой отшучивался он. Однако вернемся к нашему хоббиту. Отпив немного чая, он взял в руки перо и принялся писать. Строчки в этот раз бежали одна за другой, словно бы его руку вела чья-то другая рука, рука кого-то, кто знал все, что Бильбо хотел сказать, но не мог сделать этого сам. Слова все дальше уносили хоббита в воспоминания, перед глазами вновь плясали образы, а в доме как будто снова собрались все гномы вместе с Гэндальфом. Все гномы, кроме одного. Опять он опаздывает. Наверное снова заблудился, - с улыбкой подумал Бильбо и, подняв голову, разочарованно выдохнул. Он так увлекся книгой, что всерьез подумал, что образы реальны. Он будто снова оказался среди своих друзей, снова слышал голоса Кили и Фили, и на глаза вновь наворачивались слезы. Всхлипнув, он вытер щеки тыльной стороной ладони и продолжил писать. Строчки вновь бежали, сменяя друг друга, от свечи уже остался маленький огарок, Бильбо продолжал писать, а вокруг него сгрудились словно бы ожившие тени. За спинкой стула хоббита стояли Торин, Фили и Кили. На кухне сновали Дори, Нори и Бифур, таская еду в гостиную. Ори сидел на стуле и как всегда что-то отчаянно строчил на пергаменте. Балин расположился за столом в обеденной и о чем-то разговаривал с Глоином и Оином. А Бофур и Двалин подшучивали над толстым Бомбуром, который пытался утащить в обеденную чуть ли не всю еду разом. Скрипнула дверь. В Нору ворвался порыв ледяного ветра окончательно затушив свечу, а дождь, влетев через открытую щелку, намочил старую карту, висевшую на стене. - Дядюшка! Я дома! - раздался звонкий голос Фродо. Молодой хоббит удивленно огляделся стягивая с себя промокший насквозь плащ. - Дядя Бильбо! - снова позвал он и, войдя в гостиную, горько улыбнулся. Дядя спал за столом на раскрытой книге, измазав уже тронутые сединой волосы в чернилах. - Хоть бы окно закрыли, а то ведь заболеете, - проговорил Фродо, закрывая на засов распахнувшиеся ставни, и, собравшись накрыть дядю теплым шерстяным пледом, заметил, что кто-то уже сделал это за него.