Дом на берегу

После обеда, устав от утренней суеты, они обычно уединялись на террасе, в тени высоких пальм. Яркая синева лагуны Чирикви и буйная зелень приносили успокоение глазу, и самые задушевные разговоры между Френсисом и Генри проходили именно здесь. Сегодняшний день ничем не отличался от других, разве что сильно парило и не хотелось делать ни единого лишнего движения, чтобы не расплавиться от жары. Крутой склон, заросший деревьями и кустарниками, спускался к самой воде, и с террасы открывался прекрасный вид на новые владения Френсиса Моргана. Слуги отдыхали во время сиесты, и только немец-садовник упорно копошился внизу, высаживая какие-то особые растения. Отсюда была видна его соломенная шляпа, похожая на тарелку, перевернутую вверх дном. Садовник носил громадные сапоги, объясняя это тем, что боится змей. Этих тварей в здешних краях, и верно, было в избытке. — Знаешь, я думаю, что лучше никогда не жениться, — мрачно заметил Генри, заглядывая в свой стакан. — Тебе повезло. Встретить такую, как Леонсия, — необыкновенная удача. — На свете существуют и другие женщины, — Френсис не был настроен так пессимистично. Утром пришла телеграмма, что акции его строительной компании набирают в цене, и он весь день еле сдерживался, чтобы не начать насвистывать мотив старой пиратской песенки «Мы — спина к спине — у мачты против тысячи вдвоем». — Существуют. Но что с того? Даже лучшие из них всего лишь... — он пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, но оно ускользало от него. — Женщины. — Ну-ка, ну-ка, — Френсис выпрямился в плетеном кресле и впервые за дни, прошедшие с их приезда в Панаму, внимательно вгляделся в лицо двоюродного брата. В голосе Генри слышалось глухое разочарование, столь непривычное для его жизнерадостного характера, а тень, набежавшая на лицо, старила его лет на пять. — Расскажи мне, что случилось. Не ты ли говорил мне, что нет безвыходных ситуаций, когда я был готов поднять руки и сдаться на милость судьбе? Думаю, что в этом замешана какая-то женщина, коварно разбившая тебе сердце. Разве я не прав? — Ей пришлось бы постараться, чтобы разбить мне сердце, — Генри все еще не желал сдаваться, хотя его позиции рушились перед прямотой собеседника. — Иначе бы ты не начал разговор, дружище! Уж я-то тебя знаю, как-никак кровь старика Моргана течет в наших жилах и заставляет творить безумные поступки. Рассказывай, что произошло. Я весь во внимании. И верно, он пододвинулся ближе, и живейший интерес показался в его взгляде. — Ладно, — проворчал Генри, — только учти, я не желаю слышать ни осуждения, ни жалости. И Леонсии об этом тоже не говори, — добавил он после некоторой паузы. — Она ведь тут же загорится идеей загнать меня под венец с какой-нибудь знойной женщиной. Итак, слушай, Френсис. Как ты помнишь, два месяца я убил на то, чтобы найти вам с Леонсией дом, который бы удовлетворял вашему изысканному вкусу... — Френсис хмыкнул, и Генри метнул в его сторону зверский взгляд, устраиваясь поудобней. Рассказывал он мастерски, да так, что Френсис вскоре почувствовал, что видит произошедшее как наяву. Энрике Мартинез почтительно поклонился в надежде, что свирепый гринго даст ему еще пять песо за старания, а еще лучше — десять. Ведь ему пришлось идти на чай к начальнику полиции, чтобы разузнать имена всех хозяев богатых особняков на побережье, а все знали, что к начальнику полиции ходить опасно. Пойдешь, а он встал не с той ноги, так и останешься дня на два в каталажке. Или просто морду набьет, нрав у него крутой. Начальник! Но гринго не торопился, задумчиво почесывая подбородок, и Энрике раздраженно взглянул на него. — Значит, дом Хесуса Перейры отпадает, — заговорил тот после паузы. — У Френсиса, конечно, денег куры не клюют, но не настолько, чтобы расселять всю эту семью по Панаме. Долговая расписка вдовы мне тоже не нравится. Знаю я ваши обычаи. Если расписки нет, значит, долги по мелочи, а вот если есть, потом оказывается, что их еще дюжина. Пустые участки меня не интересуют. Это уж он сам пусть решает, когда приедет. И кто у нас остается? Обедневшие аристократишки? Не люблю я птиц такого полета. Они вроде меня. Одни штаны за душой, зато гонору на всю Панаму. Но выбирать не из чего... Энрике вздохнул, подпустив в свой вздох горечи, и Генри Морган внимательно взглянул на него. — Разрешаю тебе идти, — великодушно сообщил он, и нрав латиноамериканца тут же дал о себе знать. С видом оскорбленного лорда, Энрике взглянул на своего нанимателя с таким укором, что даже камни разрыдались бы от стыда. Но не Генри Морган. Рассеянно он бросил серебряный песо, и Энрике, сохраняя тот же благородный и скорбный вид, поймал его на лету. — Ох уж эти гринго, — пробормотал он, как только вышел из дома. — Никогда не могут правильно расстаться с деньгами! Удовлетворенный этой мыслью, Энрике направился в «Пулю», чтобы отметить окончание дня. Глупый гринго и не подозревал, что за человек Франсиско Бальестерос, которого он так пренебрежительно назвал аристократишкой. Что ж, его спустят с лестницы прямо до залива Бокас-дель-Торо или пристрелят прямо на крыльце. Да так ему и надо, делов-то! Генри же решил не откладывать встречу в долгий ящик и тут же приказал седлать гнедую лошадь своему единственному слуге по имени Хосе. Пока тот занимался делом, хозяин предпринял несколько попыток привести себя к виду, достойному глазу любого аристократа, но все они увенчались неудачей. — Значит, сойдет и так, — легкомысленно кивнул он своему отражению, и оно, конечно же, с ним согласилось. Хосе, в отличие от большинства жителей Бокас-дель-Торо, работать умел и не отказывался. Вероятно, он потому и остался с Генри Морганом, что всегда был сдержан, выносил ярость своего хозяина со стоическим спокойствием и делал свое дело, даже когда никто не стоял у него над душой. Он флегматично передал поводья Генри и отошел на шаг. — Итак, Хосе, я иду в самое логово зверя! — шутливо заявил тот. — Жди меня со щитом или на щите. Хосе вежливо наклонил голову, соглашаясь с этими словами. Лошадь нервно запряла ушами, и Генри Морган потрепал ее по шее, прежде чем залихватски вскочить в седло. Путь оказался не столь уж близким, и пробираясь по узкой дороге, расчищенной пеонами, он не раз помянул недобрым словом завоевателей этих мест, а заодно и Френсиса, который решил исполнять все прихоти Леонсии и купить дом в этих краях. Когда впереди появились белоснежные ворота (они скорее были декорацией, потому что никакой ограды не было, да и невозможно поставить ее в джунглях), Генри приободрился, и даже лошадь прибавила шаг, словно предчувствовала скорый отдых. Белый, словно сахарная голова, дом вырос из зарослей, и гость присвистнул, оценив его размеры. — Однако, я бы сказал, что он подавляет, — вполголоса заметил он сам себе, придерживая гнедую. — Похоже, Энрике не так уж наврал про аристократов. Он спешился и, взяв лошадь под уздцы, пошел к крыльцу, чтобы небрежно привязать гнедую к витым кованым перилам. Несмотря на свою самоуверенность, Генри было несколько не по себе: ни единого признака слуг, гнетущая тишина и пустота. Но при этом дом не выглядел заброшенным. Он поднялся по скрипучим ступенькам и коротко постучал в дверь. Долго ждать не пришлось: выстрел из карабина пробил деревянную дверь и сорвал злосчастную шляпу с головы Генри. — Я сказал, убирайтесь отсюда, чертовы призраки! — донеслось из глубины дома. Тот, кто это выкрикнул, был то ли пьян, то ли не в себе. — Сеньор, здесь нет никаких призраков, кроме моей бедной шляпы, которую вы превратили в клочки, — спокойно заметил Генри, но жилка на его виске бешено запульсировала. — Если вы встречаете так всех гостей, то у вас, должно быть, большое кладбище во дворе... Если бы вы взяли чуть ниже, я был бы мертв. Но против призраков это все равно не поможет. Недоуменное молчание было ему ответом, и через какое-то время дверь распахнулась. На пороге стоял высокий испанец, с пышными бакенбардами, в каком-то засаленном шлафроке. В руке он сжимал ружье и нервным, безумным взглядом обшаривал фигуру гостя с ног до головы. — Кто вы? — отрывисто спросил он. — Мое имя — Генри Морган, — представился тот. — Не обессудьте, но вы лишили меня головного убора, и я не могу поприветствовать вас так, как требует этикет. — К черту этикет! Вы один? Тогда заходите. Но быстрей, пока вас не заметили, — на верхней губе хозяина выступили капельки пота. Он заметно волновался и все время старался заглянуть за спину незваного гостя, словно хотел быть уверенным, что тот ему не соврал. Генри пожал плечами и переступил порог, чтобы оказаться посреди полутемной залы. Кисло пахло пороховым дымом и запустением. — Мое имя — Франсиско Бальестерос. Зачем вы пришли? — Я собирался купить ваш дом, — негодование подступило к самому горлу. Интересное дело! Этот человек стреляет во всех пришедших к нему, а потом требует объяснений! — Купить мой дом? — хозяин уставился на него так, как будто Генри сказал, что вернулся с того света. — Вы что, не знаете, что он проклят? Кому нужна эта чертова клетка? — Проклят? — Именно так, вместе со мной, его несчастным хозяином. И ради вашей же безопасности вам было бы лучше не приходить сюда. Чертовы гринго! — со внезапным отчаянием воскликнул он, вздымая руки с ружьем к потолку. — Все мои беды из-за вас. Все началось с того, что я полюбил женщину-гринго и не смог ее удержать. После долгих лет разлуки она пришла за мной, призрак с того света, моя королева мертвых, и с тех самых пор — все, все пошло наперекосяк. Мой слуга упал с лестницы, размозжив себе голову так, что мне пришлось отмывать его мозги самому! Вы представляете, что это такое? Мне, потомку генерала Вальдеса-и-Нуньо-и-Бальестероса! Собственными руками! Потом несчастный случай, когда мое ружье выстрелило само и убило горничную! С тех пор я начал слышать шаги у себя за спиной, и это тем более удивительно, потому что я тут же избавился от всех, кто мог подвергаться опасности. И везде, везде мне мерещится она, моя Паола. Но ведь я не виноват в ее смерти... — последние слова прозвучали удивительно жалобно. — Знаете, — Генри сделал вид, что задумался. На самом же деле он, не отличаясь особой набожностью и суеверием, не верил в призраков ни на грош, зато хозяин, похоже, был перепуган донельзя, — скажите, сеньор, если один находчивый гринго избавит вас от призрака, продадите ли вы ему этот дом? — Продам ли я? — вскричал тот, взволнованный до глубины души. — Я подарю его! — Э, нет, — Генри покачал головой. — Лучше продайте. Скажем, за один доллар, если вы так намерены блеснуть своей щедростью. Мы можем заключить сделку прямо сейчас, и, скажем, через неделю вы не найдете в окрестностях ни одного призрака, который стал бы вас преследовать. Идет? Он протянул незадачливому аристократу руку, и тот горячо пожал ее. — Я не верю, что у вас получится, — тем не менее ответил сеньор Бальестерос. — Но я согласен. Они поднялись наверх, где под тиканье старых часов составили договор, в котором сеньор Бальестерос обязался продать свой дом и участок за один доллар, если мистер Генри Морган поможет ему в некоторых деликатных услугах. Договор они скрепили рукопожатием и только было собрались выпить по рюмочке, как снизу донеслось тревожное ржание лошади. Чертыхнувшись, Генри вскочил на ноги и бросился вниз. Но было уже поздно. Мертвая лошадь осела на бок, и только привязь удерживала ее голову наверху. Глаза ее были выпучены в невыносимой муке, а изо рта показалась бледно-зеленая пена. — Так-так, — Генри нехорошо сощурился. — Кажется, теперь у меня есть личные счеты к вашим призракам, сеньор Бальестерос. Он присел на одно колено, чтобы расседлать животное, но тут же отпрянул, увидев характерные следы от укуса змеи. Мясо в том месте было кроваво-пурпурным, а кожа слезла, словно процесс разложения уже начался, и пахло какой-то химией. Так действовал этот смертельный яд, чтобы змее было легче переваривать свою жертву. — Назад! — скомандовал он, вытягивая нож, и испанец от неожиданности застыл на месте. Генри осторожно приподнял ножом лошадиную ногу, и притаившаяся тварь стремительно кинулась на него, раскрывая ядовитые челюсти. Одним ловким движением Генри Морган снес ей голову, и окровавленное тело, покрытое характерным крестообразным узором, упало к его ногам, все еще дергаясь. — Это же barba amarilla! — ошеломленно произнес хозяин. — Будьте осторожны, эти твари никогда не ползают поодиночке. Я слышал про смотрителя маяка, к которому в дом залезла эта дрянь. Ему удалось выбраться, но снаружи, на деревьях, его ждали сородичи змеи. Они накинулись на бедолагу, и когда его нашли, он был весь искусан, неузнаваемый и оскальпированный, вспухший, как утопленник. — Очаровательно, — пробормотал Генри Морган. Он не слышал, чтобы эти змеи, которых он знал под именем «фер-де-ланс», водились в прибрежных низинах. В Кордильерах — да. Но не здесь. — Знаете, дайте-ка мне трость. Он вытер лезвие ножа о траву и не без сожаления расседлал мертвую лошадь, пока сеньор Бальестерос ходил за тростью. — Зачем вам трость? — поинтересовался хозяин дома, принеся изящную вещицу, предназначенную больше для прогулок по европейскому городу, чем для диких джунглей. — Хочу пройтись по окрестностям, но не хочу стать пищей этих милых созданий. Он лукавил. На самом деле Генри Морган подозревал, что змея оказалась здесь не случайно. Ведь фер-де-ланс, копьеголовая змея, нечасто нападала на лошадей, если только лошадь не наступала на нее. Франсиско Бальестерос протянул трость, и он принял ее, не глядя. — А вам бы я посоветовал отправиться наверх и запереться, пока я не вернусь. Хозяин помедлил, но все-таки кивнул, соглашаясь. Они расстались, и Генри с некоторой опаской ступил в высокую траву. Он намеревался прочесать вокруг дома. Если негодяй был здесь, то он должен был оставить хоть какие-то следы. Шел он медленно, разводя концом трости заросли, чтобы дать шанс всем змеям и насекомым уползти прочь. Только один раз сверху на него упала древесная змея, но Генри успел отшвырнуть ее прочь и раздробить ей голову. Когда он уже думал, что поиски ни к чему не приведут и появление смертельно ядовитой твари всего лишь глупая причуда рока, он наткнулся на какой-то плетеный предмет, спрятанный в кустарнике. Корзинка для переноса змей, которой обычно пользовались пеоны. Он пошевелил ее кончиком трости, внимательно разглядывая. Похоже было, что какой-то злонамеренный человек принес ее сюда, чтобы выпустить змею. Интересно, кто может так мстить хозяину этого дома? Кто-то нежно коснулся его спины, и Генри стремительно обернулся, замахиваясь тростью... Он замолчал, и Френсис нетерпеливо поболтал льдом в стакане с лимонадом. — И кто же там был? — негромко спросил он, все-таки не выдержав молчания. — По твоему лицу можно подумать, что до тебя действительно дотронулся призрак. Или твой кредитор, которому ты задолжал. — Иди ты... У тебя на уме одни деньги, — беззлобно отмахнулся Генри. — Ты будешь хохотать надо мной, Френсис. Но... Там была Она. Черт меня побери, я никогда не видел такой красоты! Ее карие глаза, ее нежные губы, которые так и хочется поцеловать, изгиб шеи, плечи, на которые небрежной волной спускались темные кудри... Открытое лицо, прекрасное лицо. В первый момент я забыл обо всем, жадно впитывая ее красоту. К черту змей, к черту Бальестероса! Он снова погрузился в молчание, и Френсис сочувственно похлопал его по плечу, перегнувшись через стол. …Нежные пальцы незнакомки скользнули по рукаву его рубашки. Она была похожа на дитя, потому что ее хотелось защищать, но в ее глазах читалось знание, какое бывает только у зрелой женщины. Генри не сводил взгляда с ее лица и невольно шагнул ближе. Она не отошла и не отняла руки, по-прежнему бездумно глядя на него, и он, помедлив, обнял ее так бережно, словно это было чудо. Она не противилась, наоборот, прильнула к нему, как раненая птичка, и он смог почувствовать, как бьется ее сердце сквозь тонкую ткань платья. К стыду своему, он почувствовал, как в паху закаменело, и незнакомка лишь усугубила эти ощущения, властно подарив ему долгий поцелуй прямо в губы. Запах молока и меда, запах цветов — так пахла ее кожа, и Генри неуклюже стиснул ее в объятиях. Поцелуй закончился, и она отстранилась, не резко, но твердо. — Постой, — хрипло пробормотал он, однако незнакомка покачала головой и вывернулась из его рук. Что-то было зажато в ее кулаке, но, ослепленный страстью, Генри этого не заметил. Он кинулся за ней, но чаровница оказалась быстрей и исчезла меж деревьев, не опасаясь змей и прочих тварей. — Дьявол, тысяча чертей... — он помотал головой, стараясь избавиться от наваждения, и с некоторым трудом ему это удалось. Он подобрал корзинку и направился к дому, чтобы расспросить сеньора Бальестероса о том, как выглядит его призрак. Несмотря на то, что незнакомка точно присушила его, трезвость разума постепенно вернулась к нему, и Генри с сожалением понял, что, должно быть, эта женщина и есть та, что сводит счеты с Бальестеросом. А значит, вольно или невольно, они по разные стороны баррикад. Он уже поднимался по лестнице дома, ведущей на второй этаж, задумчиво помахивая корзинкой, как выстрел где-то наверху прервал его неторопливые размышления. Корзинка полетела прочь, и оставшиеся ступени Генри преодолел за несколько секунд. Он ворвался в кабинет хозяина как раз вовремя. Какой-то оборванец с мачете, раненый навылет в плечо, оседлал сеньора Бальестероса. Тот уже был весь в крови, и одна его щека была рассечена, повиснув кровавым лоскутом вместе с бакенбардами, обнажив белые зубы. Негодяй взмахнул мачете, приноравливаясь к следующему удару, и в пылу битвы он не услышал, как распахнулась дверь. Трость не годилась, чтобы его оглушить, — чересчур легкая. Но отброшенное в пылу битвы ружье манило к себе, и, недолго думая, Генри схватил его и нанес сокрушительный удар прикладом по плечу незнакомца. Послышался треск костей, и крик боли наполнил комнату: плечо правой руки нападающего оказалось раздроблено, но противник не растерялся. Не тратя времени на сопротивление, он стремительно наклонился к сеньору Бальестеросу, чтобы вцепиться ему в глотку зубами. Тот захрипел, и Генри, глядя на этот кровавый клубок людей, замахнулся снова. На этот раз удар пришелся по черепу, круша кости, и оборванца отбросило в сторону вместе с вырванным из горла куском мяса. Хозяин дома попытался заткнуть рану ладонью, но кровь не останавливалась, просачиваясь сквозь пальцы, зато нападающий наконец-то затих. Он был еще жив, несмотря на ужасные повреждения, — часть черепа вошла внутрь, и взгляду присутствующих открылось серо-розовое, дрожащее месиво мозга, — и дикие, бешеные глаза глядели на Генри. Тот отбросил окровавленное ружье прочь и опустился на колени рядом с поверженным противником. — Какого черта? — яростно задал он вопрос, пока тот еще мог ответить. Враг попытался презрительно улыбнуться, но улыбка застыла на его губах. — Бальестерос... должен быть... наказан. За Паолу. Но почему... ты жив? Она... не смогла? С последним словом он выдохнул, и глаза его поблекли. — Похоже, ваш призрак помер, сеньор, — подытожил Генри, не сводя глаз с мстительного безумца. Франсиско Бальестерос поднялся с пола, прижимая платок к ране. Тот быстро потемнел и потяжелел от крови, но рана оказалась не опасной. Во всяком случае, говорить и дышать хозяин мог. — За Паолу... — произнес он печально. — Вот значит как. — Давайте-ка оттащим труп и перевяжем вас, — хотя Генри хотелось услышать всю историю и узнать, кто же была эта незнакомка, определенной трезвости мысли он не лишился. Уборка и перевязка заняли немало времени. Хозяин как будто враз постарел, и все его движения были медленными, точно под водой. Позже, когда они спустились вниз выпить немного виски, он, запинаясь, рассказал о том, кто такая Паола. — Она была моей женой. Недолго. Всего лишь несколько месяцев. Мы были очень счастливы, когда приехали сюда. Пока одним прекрасным днем мне не пришло письмо без подписи. В нем было написано, что она полюбила моего соседа, а со мной живет лишь из-за денег. Стыдно признаться, но я стал следить за ними и однажды увидел, как они отправились на лодочную прогулку! Знаете, сеньор Морган, когда я увидел, как он закутывает ее в свою одежду, у меня помутилось в глазах! Я был готов утопить их, если бы мог! Мое оскорбленное сердце требовало мести, и потому, когда она вернулась, я выгнал ее из дома, объявив, что она мне больше не жена и вольна идти куда угодно. — То есть, вы выгнали ее только из-за того, что увидели дружеский жест? — Все начинается с дружеских жестов! — высокомерно заявил Бальестерос. — Фамилия моего рода не должна быть запятнана. Я не знаю, что с ней стало, во всяком случае, сосед уехал из наших краев, и больше я не слышал ни о ней, ни о нем ничего. Но это не значит, что я не думаю о ней все эти годы... — В таком случае, я скажу, что вы дурак, сеньор, — терпение Генри Моргана в этот безумный день подошло к концу. — Вы не удостоверились ни в чем, и ради своей чертовой гордости сломали жизнь и ей, и себе! Хозяин откинулся на кресле и зашипел от боли. — Знаете, сеньор, — холодно заговорил он, — если бы я не был обязан вам жизнью, я бы вызвал вас на поединок! Вы, гринго, не знаете о чести ничего и не знаете, как должно ее беречь! — И слава Богу, как я посмотрю, — проворчал Генри, но не стал дальше развивать эту тему. Остаток вечера они провели за обсуждением предстоящей продажи дома, и Генри порой невольно чудилось, что он видит женский силуэт меж зарослей, и каждый раз у него тревожно екало сердце. — Остальное ты знаешь, Френсис. Дом я купил. Не за доллар, конечно, но задешево. Нанял слуг, привел все в порядок. Франсиско Бальестерос куда-то уехал и, как я слышал, помер там, на чужбине. А вот мысль о той, кого я встретил в тот день, не дает мне покоя. Я все гадаю, почему она меня не убила? Ведь если верить мертвецу, это должно было случиться. Она отвлекала меня, пока он разбирался с потомком генерала, и я был просто болваном, из которого она могла слепить все, что угодно! Френсис покачал головой. — Из-за твоей небесной красоты, видимо, — беззлобно подтрунил он. — Кстати, твой сеньор Бальестерос тебя обманул. У него есть дочь, и очень красивая. — Не может быть! — Клянусь тебе акциями «Петролеум ойл»! Более того, Леонсия пригласила ее на ужин. Если не ошибаюсь, она вот-вот должна приехать... Погоди, куда ты? Он приподнялся было, чтобы составить ему компанию, но Генри настолько стремительно ринулся в дом, что Френсис успел лишь покачать головой. — Чудны дела в этом мире, — заметил он миролюбиво и устроился поудобней. Когда силуэт всадницы показался среди цветущих деревьев, Генри вздрогнул. Он узнал ее, не мог не узнать. Таинственная незнакомка вновь была здесь. — Стойте, — скомандовал он, чувствуя, как слова комом застревают в горле, и вышел на дорогу перед ней. — Я не пущу вас в дом моих друзей. Она молча взглянула на него, остановившись, и опять Генри Морган почувствовал, как его сердце падает куда-то вниз. — Мы с вами уже встречались, — мягко сказала она. — Мне кажется, что наша встреча прошла не так плохо, как могла бы. — Я могу считать это за угрозу? — Вы можете считать это за подарок, Генри Морган. — Вы хотели убить меня. — Но не убила. — Вы назвались фамилией человека, которого пытался свести в могилу ваш приятель! — Это моя фамилия. Я — законная дочь Франсиско и Паолы Бальестерос, и перед его смертью я попросила прощения у своего отца, а он принес извинения мне и моей покойной матери. — Несмотря на вашу месть? Она вздохнула. — Вы вправе мне не верить, сеньор Морган. Но я была лишь орудием в руках несчастного и озлобленного человека, который свято любил мою мать до ее последнего вздоха. Если бы не он, я бы не получила ни образования, ни воспитания, а моя мать пропала бы с грудным ребенком на руках. Но все закончено, и все мертвые упокоены, чтобы дать дорогу живым. Почему бы нам не оставить их и их дела в покое, сеньор Морган? Он молчал, не зная, верить ли ей или нет. Он хотел ей поверить, понять и простить, но сердце и разум не всегда согласны друг с другом. — Позовите меня еще раз, — с мольбой в голосе произнес он. — Сеньор Морган. Генри Морган. Он протянул к ней руки, и она спешилась, чтобы тут же попасть в его объятия. По ее глазам было видно, что незнакомка желала этого так же сильно, как и он сам. — Как вас зовут? — еле слышно шепнул он, не желая разрушать волшебство момента. — Инес. Это короткое имя прозвучало музыкой в ее устах, и Генри почувствовал, что, похоже, он готов изменить свое мнение о женщинах.