Я хочу ребенка

- Я хочу ребенка. Это эпохальное заявление выдает Шерлок за завтраком, в 07:52, если кому интересно, таким непринужденным тоном, который лежит где-то между обычно произносимыми «Я хочу чай» и «Я хочу новое дело». Он говорит это легко и просто, без заминок, без дрожи в голосе от волнения и осознания нового этапа в их отношениях. Этапа, способного перевернуть всю их жизнь, поменять привычный уклад их бытия на противоположные сто восемьдесят градусов. В голосе нет даже легчайшего намека на сомнения. Похоже, что Холмс ни на секунду не задумался о неизбежно возникающей в таких ситуациях необходимости принести в жертву маленькому несмышлёному существу большую часть их привычек и наклонностей. Или же настолько хорошо продумал и взвесил, что не осталось никаких колебаний. Джон, замерший и как громом пораженный, Джон, с разом вылетевшими мыслями и опустевшей головой, Джон, с остаточным эхом от хруста тостов где-то под сводами черепной коробки, на автомате делает большой глоток горячего чая из кружки. И, как солнце из-за низких туч, его освещает озарение. Озарение, что вот сейчас он умрет, банально захлебнувшись большим глотком горячего чая. Что Холмс всё-таки доконал его, и Салли Донован, как ни печально, была права, умоляя Джона держаться как можно дальше от этого невозможного психа. И что ему жаль, нестерпимо жаль умирать вот так, на уютной кухне за завтраком от банального большого глотка горячего чая. Но произнесенные Шерлоком слова «Я», «хочу» и «ребенка», сами по себе, отдельно, не предвещающие никакой беды, соединившись в короткое предложение производят неизгладимый эффект взорвавшейся над столом водородной бомбы в несколько мегатонн. Поэтому проклятый чай льется не в пищевод, предназначенный ему самой матушкой-природой. Нет, эта коварная жидкость выбирает своей целью трахею, пытаясь добраться до легочных альвеол, чтобы уничтожить отдельно взятые легкие отдельно взятого Джона Ватсона. Со слабой заинтересованностью ученого, наблюдающего вполне ожидаемый, предсказуемый, давно рассчитанный математически, но оттого не менее долгожданный эффект от практического эксперимента, Шерлок смотрит на Джона. На задыхающегося, царапающего горло, выпучившего глаза и откашливающегося Джона. На, похоже, собравшегося отметить их двадцать четвертый день настоящих отношений своей безвременной кончиной Ватсона. И он, конечно же, не дает никаких вразумительных объяснений своему внезапному желанию, когда прокашлявшийся и продышавшийся Джон задает справедливые вопросы с общей мыслью, если цензурно, «Какого авокадо у тебя возникают такие прихоти?». Он только пожимает плечами и в который раз оттачивает и без того идеально натренированный фирменный шерлоковский взгляд я-не-намерен-ничего-объяснять-если-ты-такой-идиот-и-не-догадался-сам. Раньше Джон имел свой собственный режим стелса-невидимки для этого взгляда и всегда незаметно уходил с поисковых радаров, но не в этот раз. Всему виной проклятый чай, решает Джон, видимо сбил какие-то настройки в его операционной системе, залил своей горячей влагой тончайшие микросхемы и отключил охранную сигнализацию. Поэтому Джона настигает тот самый я-не-намерен-объяснять взгляд. Решив отделаться малой кровью и не искушать судьбу на предмет проверки испорченных настроек для ухода от зенитных ракет класса «Шерлок-воздух», Джон соглашается, но при одном условии. Ребенка они заведут только тогда, когда Джон будет уверен, что Шерлок знает абсолютно ВСЁ по уходу и содержанию ребенка. Прочтёт литературу из разряда «Энциклопедия для родителей», посетит семинары для будущих мам и пап, научится пеленать, купать, одевать, кормить, а самое главное, укладывать спать и находить общий язык с этими мелкими вопящими адскими созданиями. Да-да, Шерлок, ты не ослышался. Когда ты в сто двадцать шестой раз за ночь поднимешься к этому милому ангелочку, поверь, ты придумаешь ещё не такие эпитеты, чтобы выразить всю свою любовь и нежность к кишечным коликам и режущимся зубкам. Как ни удивительно, но Шерлок соглашается. И в течение следующей недели носится по библиотекам, запасаясь печатной продукцией, мчится на родительские курсы с той же скоростью, с какой бегал раньше на места преступлений и даже (о, боже, Джон ни за что бы не поверил, расскажи ему кто-нибудь, но, к несчастью, он был главным свидетелем этого безобразия) устраивает часовые посиделки с беременными дамами в кафе, слушая рассказы про шевеления плода и кормление грудью. Преступность Лондона словно прознала про новое увлечение Холмса и, похоже, затаив дыхание и свои криминальные наклонности, тоже наблюдала за необычным поведением детектива. А может, просто обиделась, не выдержав конкуренции с бутылочками, погремушками и планом прививок и посещений педиатра. Так или иначе, но никто не беспокоил детектива своими тщетными попытками создать идеальное преступление века и не отвлекал звонками и сообщениями от пеленания большой куклы, выданной Шерлоку на одном из семинаров. Глядя на усердие, с которым Шерлок осваивает новую для себя сторону человеческой жизни, Джон внутренне холодеет от осознания масштабов бедствия и потихоньку начинает почитывать форумы про суррогатное материнство. Отсутствие явных признаков гнездования в их спальне, как и игнорирование тонких намеков на обустройство детской в бывшей спальне Джона, спокойствия Ватсону тоже не добавляет. Ещё неизвестно, что нашептывает гениальному мозгу внезапно проснувшийся материнский (или всё-таки отцовский?) инстинкт, и каким пыльным мешком из-за угла он может шандарахнуть по нервам Джона. С Холмсом никогда не знаешь, чего ожидать, превентивные меры тоже, как правило, не помогают, поэтому Джон даже не пытается сработать на опережение. Утро тридцатого дня их серьезных отношений знаменуется лучащимися серыми глазами, и, наученный горьким опытом, Джон отодвигает подальше кружку с горячим чаем. - Джон, давай не будем заводить ребенка? – спрашивает Шерлок. Джон облегченно выдыхает, кивает, подвигает ближе кружку и старается отмахнуться от мысли, что это своеобразный подарок Шерлока на их первую маленькую годовщину. Они серьезные, состоявшиеся мужчины, а не трепетные подростки, чтобы отмечать какие-то глупые даты. Телефон в кармане Шерлока мог бы подтвердить эту мысль Джона, но вместо этого он, повинуясь своему хозяину, молча хоронит в своих электронных недрах сообщение «Хорошо. Ты выиграл спор. МХ»