If The Story Is Over

Ну, чтобы я, да без саундтрека... Для настроения: http://pleer.com/tracks/2872171QSbe http://pleer.com/tracks/44070188Czc       Утром я проснулся окрылённым и счастливым. Мне хотелось как-то по-особенному начать наше первое совместное утро с Каору – уже не в статусе друзей, а в качестве пары. Из душа я не вышел, а выпорхнул, хотя сравнение, не спорю, идиотское. Но к чему лгать, если оно всё так и было? И прежде чем заняться завтраком, я решил хоть одним глазком посмотреть на спящего Каору. Если вы когда-нибудь любили, вы поймёте моё желание. Трогательная беззащитность утреннего сна меня всегда завораживала, особенно если она относилась к любимому человеку. Угу, Цайфер, небось, и во сне суров и прямолинеен, как рейсшина. Боооже, да ты сегодня поэтичен до безобразия! Хах, а ты как думал? Я такой. Вот только можно было бы и не поминать это имя всуе. Впрочем, настроения мне это не испортило совершенно.       Приоткрыв дверь в мансарду, я заглянул внутрь и замер: Ниикуры не было. И на балконе – тоже. И вообще никаких следов его пребывания, как будто мне вчерашний вечер вообще приснился. Не до конца понимая масштаб трагедии, я сбежал вниз и выскочил на веранду. Во дворе не стояла машина Ниикуры, хотя вчера, я помню, он оставлял её там. Влажный после ночного дождя воздух проникал под футболку, холодя кожу, но я не замечал этого. Неужели мне всё просто приснилось? Не хотелось в это верить, уж слишком реалистичными были воспоминания. Я простоял на улице, пока не замёрз окончательно, и только тогда вернулся в дом. Нужно выпить кофе – может, тогда я смогу отличить сон от реальности?       На кухонном столе меня ждал сюрприз в виде конверта, которого, я уверен, вчера ещё не было. Неверными пальцами я достал из конверта лист бумаги и сразу без сил опустился на стул. Каору сдержал обещание, оставив утром плоды своих ночных бдений. "Тошия, прости, что уехал, даже не попрощавшись. Я трус и не люблю прощаний. Мне проще сбежать, чем говорить в глаза то, что должен был сказать уже давно. Но я оттягивал этот разговор, всё ещё надеясь на что-то – то ли на то, что твоя любовь ко мне исчерпает себя, то ли на то, что ты найдёшь себе кого-нибудь, кто сможет тебя отвлечь. Но после той встречи в ресторане, когда Такигава-сан так легко и непринуждённо вывел меня на чистую воду, я понял, что ни черта не получается. Ты по-прежнему любишь и надеешься. Эта встреча всколыхнула целый пласт воспоминаний, связанных с тобой. Я закрылся ото всех, посвятив себя этим воспоминаниям. Такигава-сан был абсолютно прав, обвиняя меня в трусости. Я так рвался к мечте, что испугался оказаться снова на дне. И совершенно забыл, что без тебя этой мечты просто не было бы. Ты нашёл меня, вытащил из того болота, куда я сам себя загнал. Ты вернул мне уверенность в своих силах, оберегал мой покой, когда я работал, создавал уют и окружал теплом и заботой. А я воспринимал это как должное, категорически не желая ничего давать взамен. Я не просил у тебя любви, но не понимал, что иногда просить ничего не нужно. Любящий человек не нуждается в просьбах – он просто любит. Когда появилась Аямэ, я испугался. Лишиться уюта, тишины, возможности спокойно работать – о, я не мог и в мыслях этого допустить. Работа и исполнение мечты стояли на первом месте, а ты... Ты больше не был только моим и для меня. И тогда я решил уйти. И новая жизнь захватила меня, закрутила водоворотом, и о тебе я почти не вспоминал. А когда узнал о твоих проблемах, то попытался снова сблизиться с тобой – пусть и как друг. Но ты оттолкнул меня, и я опустил руки. Я не нуждался в твоей дружбе настолько, чтобы пытаться снова и снова. И когда в твоей жизни появился Такигава-сан, я обрадовался, надеясь, что он сумеет переключить твоё внимание на себя. И тогда я смогу жить спокойно, не вздрагивая от уколов совести и не думая о том, что когда-то тебя просто не услышал. Но любая мечта, даже самая сокровенная и желанная, имеет обратную сторону. И когда я однажды вернулся домой после очередного интервью и последующего за ним банкета, опустошённый и вымотанный человеческой глупостью и алчностью, я не мог уснуть, вспоминая уют твоего дома. С тех пор это стало навязчивой идеей – а может, я действительно упустил что-то важное и нужное, без чего моя жизнь будет неполной? Встреча в ресторане только укрепила меня в этих сомнениях. И я решился, понимая, что ты будешь прав, выгнав меня. Но ты не прогнал меня. Я отдыхал с тобой. С тобой не нужно было соблюдать тысячи правил и казаться совершенно не тем, кем на самом деле являешься. Мне действительно нравилось бывать у тебя в гостях. Это стало моей отдушиной среди постоянной лжи и пустого блеска. И я допустил мысль о том, что нужно попробовать перейти на другой уровень наших отношений. В этом была моя ошибка. Я повёл себя эгоистично, зная о твоих чувствах ко мне. Наверное, нам нужно было просто поговорить откровенно, но я же трус, ты помнишь? Понадеялся на то, что совместная ночь изменит что-то и расставит всё по своим местам. Но я ошибся. Вернее, слишком поздно всё понял. А изменить ничего нельзя. Я никогда не смогу полюбить тебя. Больно, но честно. А жить с тобой, зная это, невыносимо. Сколько я продержусь, прежде чем начну прятать взгляд, отмалчиваться или вымученно улыбаться? Несправедливо по отношению к тебе, не находишь? А смотреть тебе в глаза и лгать, лгать, лгать... Это не по мне. Ты нравишься мне – как человек, как друг, да, но не более. Я благодарен тебе за всё, что ты сделал для меня, но одной благодарности мало, чтобы получилась любовь. А путать понятия уже глупо. Мы не подростки, которые принимают желаемое за действительное. И эта ночь ничего не изменила в моём к тебе отношении. Так зачем тянуть, когда всё слишком очевидно? Прости меня за то, что не могу ответить на твои чувства, а лгать считаю подлым по отношению к тебе. Просто с тобой можно либо честно, либо никак. Я выбираю первый вариант. И не хочу думать о том, что он плавно приведёт ко второму. Я надеюсь, что когда-нибудь мы сможем нормально общаться, не оглядываясь на прошлое и не питая никаких иллюзий. А сейчас всё, что мне остаётся, это малодушно сбежать из дома, в котором мне всегда было уютно и тепло. Кто-то всегда должен проигрывать – так пусть проигравшим буду я. За окнами рассвет – так символично, словно начало новой жизни. Для тебя – несомненно. А мне менять нечего, разве что успокоить сомнения. Я свой выбор сделал. И впервые – решил за тебя. Пусть это останется на моей совести. Тебе же совершенно не в чем себя винить. Ненавижу прощания, поэтому – до встречи в будущем. Потому что никто, кроме тебя, не умеет оформлять мои книги. И я надеюсь снова поработать вместе. И спасибо за то, что ты есть."       Я перечитывал письмо снова и снова, но смысл не менялся – Каору ушёл. Надеяться глупо. Любить бессмысленно. Ждать бесполезно. Мыслей не было, только пустота, которая заполняла меня без остатка. Я скользил глазами по иероглифам, пытаясь найти там что-то новое, но не находил. Выучил письмо наизусть, слова будто впечатались намертво в мозг, только легче от этого не становилось. Навалилась странная апатия, не было сил просто подняться – я так и сидел, потеряв счёт времени. Мир выцветал на моих глазах, предметы теряли чёткие очертания, дрожали и смазывались, и я не сразу понял, что в дом пришли сумерки. И вместе с сумерками пришла болезненная жажда деятельности.       Я поднялся в мансарду с твёрдым намерением избавиться от всего, что могло бы напоминать мне о Каору. Даже постельное бельё оказалось в мусорном пакете – нечего ему делать в моём доме. Больше никаких призраков прошлого. Только настоящее, Тошия, только хардкор. Не лезь, а? Без тебя тошно. Телефон я отключил – никого слышать не хотелось. Сегодня я только для себя.       Пакет наполнился удивительно быстро. Я и не подозревал, сколько у меня памятных вещей. Книги Ниикуры я, правда, не выкинул: во-первых, две из них оформлял я, а свою работу на помойку отправить рука не поднялась, а третья принадлежала Цайферу, так что я их просто засунул поглубже в книжный шкаф, чтобы глаза не мозолили лишний раз. Пакет я выставил на веранду, чтобы утром вынести. Потом приготовил ужин – не то чтобы аппетит проснулся, просто надо же было себя чем-то занять. Это позволяло не думать. В баре нашлась бутылка вина, и я выпил бокал – больше не хотелось. За окнами уже вовсю разливалась ночь, но сна не было ни в одном глазу. Я ушёл в спальню и, чтобы отвлечься, принялся перебирать лежащие на столе бумаги. Неудобно, конечно, держать в спальне письменный стол, надо бы его перетащить в мансарду. И сделать там кабинет и мастерскую, как советовал Цайфер. А спальня должна быть спальней. Собственно, стол этот появился тут сразу, потому что мансарду я готовил для Каору... Чёрт, нет, не вспоминать...       Когда мой взгляд зацепился за прямоугольник приглашения, я замер. Волной нахлынули воспоминания о том, как Такигава перед отъездом вручает мне флаер с просьбой непременно прийти на концерт, а я даю ему это обещание. Даю, чтобы не сдержать. Концерт состоялся пятого января, в День рождения Цайфера, – он ещё говорил что-то о новой концепции, но я тогда не вслушивался особо, а потом и вовсе забыл о концерте. А вчера я был несколько... занят. О да, Тошия, если бы только Цайфер знал, чем... Давай без этих твоих ехидных штучек, а? Я – не совесть, меня-то ты заткнёшь, а вот её...       Я лёг, с головой замотавшись в одеяло, чтобы спрятаться – от самого себя, от пустоты, от отчаяния. Не думать, не думать, не думать. Просто уснуть, чтобы хоть ненадолго отвлечься от этого кошмара наяву. Как я мог так поступить с Такигавой? Как я мог... И ведь нигде не всколыхнулось, не вспомнилось, словно и не было никакого разговора и приглашения. И обещания тоже не было. И теперь он вряд ли захочет меня видеть. Что ж, и будет прав. Не заслуживаю я хорошего к себе отношения. Особенно со стороны Цайфера. Ничего я не заслуживаю... Вообще ничего...       Проснулся я с головной болью. Сдавливало виски, тяжестью налился затылок, а к горлу подкатывала тошнота. За окном влачил существование серенький день, моросил мелкий дождь, и настроение было под стать погоде. Я выпил таблетку обезболивающего, а через полчаса уже сгибался над унитазом, стискивая голову руками и всхлипывая. Когда приступ тошноты миновал, я кое-как дополз до кровати, чтобы через час, врезаясь во все косяки, снова нестись в ванную. Меня мутило, голова норовила лопнуть, и не помогали никакие таблетки – все они оказывались в унитазе, а я, тоненько скуля, прижимал к пылающему лицу смоченные холодной водой ладони, надеясь облегчить боль. Всё впустую. Сознание уплывало, перед глазами мелькали чёрные пятна, но я упорно чистил зубы, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса желчи во рту. Раз за разом, пока очередной спазм не скручивал желудок, и я падал на колени перед унитазом, мечтая только об одном – чтобы это поскорее закончилось. Потом кое-как добрался до спальни, обложился подушками, пытаясь устроить голову поудобнее, прижимал ко лбу холодное полотенце, но отбросил его – оно слишком быстро нагрелось. И уснул, словно в пропасть провалился.       Сквозь рваную муть сна я слышал голоса, но не мог заставить их замолчать – губы меня не слушались, покрылись корочкой, запеклись. А голоса всё переговаривались, и мне ничего не оставалось, кроме как слушать. - Да уж, Чип и Дейл спешат на помощь! - Слушай, Дейл, принеси мою сумку из прихожей. Хорошо, что ты меня уговорил поехать с тобой. Тут без медицинской помощи никак. - А что с ним? - Сумку неси, потом объясню. - Принёс. Так что с ним? - Сейчас руки вымою и объясню. - Да ты издеваешься. Коновал хренов. - Поговори ещё, поговори, я ведь и обидеться могу. - И пойдёшь в Токио пешком. - Шантажист. - Ну, я жду объяснений. - Давление у него высокое. Сейчас собьём, а дальше видно будет. Он же вроде на погоду раньше так не реагировал, с чего бы вдруг такой казус? - А укол твой точно поможет? - Ты во мне сомневаешься? - Простите, док. Это я, не подумавши, ляпнул. - То-то же. Выброси мусор, а я с Тошией посижу. - О, смотри, что я нашёл! Да как пишет-то складно, аж слезу вышибает. - Дай сюда, мне тоже интересно! Люблю современную литературу. - Ну как? - Прямо за душу взяло. Хорошо пишет, шельма. - Не отсюда ли давление, а? - Очень даже возможно. Стресс, нервное перенапряжение... - Лишить, что ли, современную литературу одного из её сыновей? - Тошия тебе этого не простит. - Ладно, пусть живёт скотинка. Но хоть хватило ума прекратить этот фарс. А то парня жалко было – всё на что-то надеялся. - Это по-другому называется, но ты и без меня всё знаешь. - Останемся до утра? - Без вариантов. - Тогда я в магазин, а потом на кухню. - Давай, а я с Тошией побуду. На периферии хлопнула входная дверь. Головная боль стихла, тошнота отступила, и я, счастливый, снова уснул. На этот раз спокойно.       Утром я проснулся в одиночестве. Похоже, это входит в привычку. Свято веря в то, что вчерашний день был всего лишь плодом моей головной боли, я принял душ и, чувствуя себя гораздо лучше, отправился в кухню. Там меня ждал сюрприз в виде завтрака и записки, написанной очень знакомым почерком: "Чтобы всё съел. Зря я, что ли, старался, рискуя обжечь пальцы и лишить многомиллионную аудиторию себя, любимого? А кофе я спрятал, потому что тебе нельзя. Пей чай и отдыхай. И никаких нервов и тяжких раздумий. Вечером приедет Хироши. Если у меня получится перенести пресс-конференцию, то приеду вместе с ним. Если нет, то буду позже. P.S. Мусор я вынес, дорогая."       Он ещё и шутит! Значит, мне не показалось, и вчера здесь был Цайфер вместе с Исоно-сенсеем. А письма Ниикуры на столе нет – неужели они читали его? И знают всю глубину моего падения? И после этого Такигава продолжает заботиться обо мне, словно ничего страшного не случилось вовсе. А может, действительно не случилось, и я просто себя накручиваю? Тебе сказано завтрак потреблять, а не думать. Вот и займись делом. Я, между прочим, жрать хочу.       Спорить я не стал, но пока завтракал, из головы не желали уходить мысли о том, как мне теперь вести себя с Такигавой. Что нас ждёт? И есть ли теперь "мы"? Не поздновато ли ты опомнился, а, Тошия? Хотелось бы верить, что нет.