Ваза

      Такаба не мог сказать в какой момент мир перед ним поплыл, и он потерял сознание. Вот он скакал в квартире в одной штанине, пытаясь на бегу надеть вторую, разговаривая по телефону с Такато, который рассказывал что-то про вечерние посиделки в баре, и вот уже открывает глаза и смотрит в знакомый потолок квартиры Асами, невольно морщась от тупой боли где-то в затылке. Двигаться совсем не хочется, но внезапно оживший мобильник не дает покоя, стуча в виски назойливой трелью.       «Нужно сменить мелодию», — почему-то думает Такаба, приподнимаясь на локтях и оглядываясь вокруг. Он еще точно не понимает, что произошло и почему лежит на полу, но в сознании прочно засела мысль, что трубку надо взять.       Телефон находится быстро, и вот уже палец щелкает на кнопку. Такаба даже не смотрит на дисплей, потому что хочет быстрее прервать мерзкий звук.       — А… алло, — голос неожиданно хриплый и тихий.       — Такаба? Где тебя черти носят?! — голос Митараи. Такой же противный и громкий, как и мелодия звонка до этого. — Где ты? — в голове отбойным молотком стучит каждое слово.       — На полу, — от неожиданности и растерянности говорит Такаба чистую правду.       В трубке раздается череда ругательств, из которой он уясняет одно — еще полчаса назад он должен был где-то быть. Где, он не помнит и расслышать уже не может, потому что накатывает очередная порция головной боли. Телефон продолжает что-то выкрикивать. Но Такаба уже не слушает, морщась и обхватывая голову руками, глубоко дыша, чтобы инстинктивно унять боль таким образом.       Через минуту он все-таки встает, поднимает телефон, тупо смотрит на экран, прежде чем понять, что Митараи уже отключился, а на дисплее горят пропущенные звонки от Такато. Такато… Такаба припоминает, что они разговаривали. О чем?       «Не помню», — отвечает сам себе Такаба, прежде чем пошатнуться от головокружения, схватиться за стоящий рядом журнальный стол, случайно сбить оттуда вазу, которая тут же разлетается осколками на полу, оставив донышко целым, будто бы намекая, что это фарфоровое чудо еще можно склеить.       «Асами убьет», — последнее, о чем думает Такаба, медленно, словно во сне, опускаясь на пол и приваливаясь к столу. Стоять нет сил, смотреть на крутящиеся вокруг стены тоже. И спасительная темнота тут же забирает его сознание, прежде чем он успевает услышать очередную трель мобильного телефона…       — Акихито, — голос немного взволнованный, но уравновешенный. Привычный. Кажется, на его лбу что-то холодное и мокрое. Компресс? И уже не так неудобно лежать. Такаба раскрывает глаза. Ощущение, что мир, открывающийся ему из-под век, слишком яркий, хоть и замечает краем глаза, что шторы задернуты, и в комнате царит полумрак.       — Асами?.. — голос снова почему-то хриплый, Такаба фокусирует взгляд на его лице, почти бесстрастном, только встревоженный взгляд выдает беспокойство, — ваза… — почему-то это первое, что приходит на ум. Какая ваза? Ах да, он разбил вазу. Точно ведь разбил? Воспоминания почему-то не хотят складываться в одну картину, разлетаясь по подсознанию красочными, но малозначащими кусками.       — Ты как себя чувствуешь? — В голосе все еще едва заметны нотки тревоги, рука Такабы находит на ощупь чужую руку, та чуть дергается, но потом сжимает его ладонь, и почему-то ваза перестает волновать.       — Спать… хочется, — глаза снова закрываются, а язык не слушается.       — Спи, — вливается в уши Такабы, и ему кажется, что он улыбается…       — Я вас предупредил, мне не нужно, чтобы вы доставили груз завтра. Мне нужен он сегодня, — первое, что слышит он, когда снова просыпается и видит надоевший потолок перед глазами.       Асами зол. Такаба знает этот голос. За три месяца, что он живет в его квартире, он смог научиться понимать, когда Асами действительно зол. Хочется пить, взглядом Такаба ищет стакан на тумбочке или еще где-нибудь возле кровати, но не находит. Окликнуть Асами кажется невозможным, потому что Такаба помнит, что нельзя отрывать его от телефонных разговоров. Пару раз он пытался, ему живо объяснили, чем и как это карается.       А секс, по ощущению самого фотографа, сейчас был лишним.       Поэтому он садится на кровати, кутаясь в одеяло, потому что все еще прошибает озноб, и даже почти успевает встать, как ощущает ладони у себя на плечах и почему-то снова смотрит в потолок, чувствуя, как его насильно кладут обратно в постель.       «Осточертел этот потолок…» — течет в мыслях, прежде чем он находит взглядом Асами, который хмурится. То ли от прошедшего разговора по телефону, то ли от того, что Такаба решил снова проявить самостоятельность. Такаба не может понять, да и не хочет.       — И кто тебе разрешал подниматься? — сейчас голос Асами звучит обычно. Холодно. Безэмоционально. Еще более привычно. Такаба даже думает о том, что возможно ему приснился тот немного встревоженный голос.       — Я пить хочу, — он говорит прерывисто, будто бы нащупывая слова языком, и сам себе удивляется. Да что это с ним?       Асами смотрит на него пару секунд, потом уходит и почти тут же возвращается со стаканом воды. Такаба пьет жадными глотками прямо из чужих рук, приподнимаясь на локтях, чтобы было удобнее. Когда вода заканчивается, он облизывает губы и опускается на подушку, блаженно вздыхая. Потом ловит взгляд Асами, и блаженность немного пропадает. Тот хмурится, глядя на него в ответ, и сжатые губы говорят о том, что он явно недоволен.       — Так что случилось? — Такаба спрашивает без задней мысли, пытаясь понять, почему он валяется в кровати, а Рюичи за ним… ухаживает? Даже в самом страшном(?) сне не приснилось бы такое!       — Это ты мне скажи, что случилось, — Такаба вздрагивает от звука голоса, потому что понимает, что он ничем не отличается от того, что звучал в разговоре по телефону несколько минут назад. — Я прихожу домой с работы и нахожу тебя в гостиной среди осколков в бессознательном состоянии.       Асами необычно многословен, и это пугает больше всего.       Такаба молчит, сжимаясь в комок, путаясь в простынях, но все равно смотрит в глаза Асами. А потом, перешагивая через легкий страх перед грозящими неприятностями, повторяет все-таки вопрос, меняя в нем лишь слова, но не суть:       — Так что со мной произошло?       Асами чуть заметно вздыхает. Это видно лишь по поднимающейся и опускающейся груди под выглаженной рубашкой, но Такаба замечает и это. Он ловит это движение грудной клетки взглядом, будто бы стараясь действительно поймать, а потом снова поднимается к лицу, вопросительно и одновременно умоляюще смотря на него. Он действительно ничего не понимает.       Асами садится в кресло, стоящее напротив кровати, закуривает, незаметно пряча зажигалку обратно во внутренний карман пиджака, и наконец отвечает, переставая пытать и так измученного температурой и головной болью за последние сутки Такабу.       — У тебя был сильный жар. Плюс ко всему ты упал и сильно ударился головой, заработав сотрясение, — длинный палец чуть бьет по сигарете сверху, и с нее сыпется пепел. Почему-то именно это Такаба воспринимает особенно заторможено, будто бы в замедленной съёмке. Даже нет — в раскадрированном варианте. Фрагментами. Кусками.       — Жар? Сотрясение? — тупо переспрашивает он, все еще следя за сигаретой в изящных пальцах.       Асами игнорирует бессмысленные вопросы и, оставляя недокуренную сигарету в пепельнице, подходит вплотную к кровати и цепляет подбородок Такабы.       — Скажи мне, Акихито, как ты умудряешься найти неприятности даже в моей квартире?       — Я не искал ничего, — попытка вырвать подбородок не заканчивается успехом.       — Тогда почему ты не сказал, что плохо себя чувствуешь?       — Я не чувствовал себя плохо, — Такаба говорит правду, как ему кажется. Он действительно не чувствовал недомогания, потому что некогда было. Целыми днями работа, ночами Асами, два-три часа на сон, пару литров крепкого кофе и несколько банок энергетиков за день — и тут даже кирпича, свалившегося на голову, не заметишь.       «Наверное, все-таки не следовало браться за любой заказ», — запоздало думает Такаба, когда чувствует, что пальцы, держащие его подбородок, перешли к затылку и потянули вперед, к лицу самого Асами. Такаба дергается, но поздно — все еще крепко сжатые губы накрыли его, влажные и внезапно уже раскрытые, готовые к такому исходу событий. Поцелуй короткий, Такаба едва успевает ощутить язык, скользящий по его небу, как Асами резко останавливается и внезапно, прижав к себе, дотрагивается губами к его лбу, словно измеряя температуру таким образом. Почему-то Такаба уверен, что он хмурится, хоть и не видит его лица.       — Есть хочешь?       — Нет, — сдавленно отвечает Такаба и для убедительности качает головой.       — Тогда спать. И это уже был не вопрос. Действительно, но только сейчас замечает, как хочет спать, и что веки при моргании раскрываются через раз. Или это все сила действия Асами Рюичи?       Он подумает об этом потом. Когда проснется. И так славно видеть перед закрывающимися глазами не надоевший потолок, а светлую рубашку и кусок галстука.       — А за вазу мы потом рассчитаемся, — слышит он, проваливаясь в сон. Такаба еще успевает почувствовать пальцы у себя в волосах, но потом сознание отключается, оставив обрывок одной единственной мысли.       «Ах да… Ваза…»       Такабе снова кажется, что он улыбается.