Period of time

Сложнее всего разобраться в самом себе. Понять, что несмотря ни на что любил все это время, только глубоко прятал все чувства, потому что тогда это было неправильно. Джунмен не подает никакого вида, что он ждет, наоборот, то старается совершенно не контактировать, то срывается и зовет его попить кофе. Как в старые времена. На самом деле Джонину нестерпимо хочется обнять его, но можно ли простить Мёна? Ведь за такое не прощают. Или же это все глупые предрассудки, мешающие нам жить? Вполне возможно, черт возьми. Исин все подает ему стаканчик с американо из автомата, но это уже не спасает. Потому что брюнет почти простил. Потому что все время любил. Так, как никого другого. Сидя дома на диване с Монгу, поглаживая его за ушком, Джонин вдруг осознает, что все, что сейчас сдерживает его, это глупый страх. Липкий, пробирающий все косточки. Страх, что все повторится вновь. Джунмен не требует от него ответа сейчас, но с каждым днем все сильнее меркнет его улыбка, особенно, когда Джонин в ординаторской шутит со своими коллегами, даже не смотря в его сторону. Потому что его бывший парень боится. Вновь попадается тяжелый пациент, но Мёна нет в больнице, его отправили в городскую администрацию непонятно зачем. В итоге руководить операцией впервые приходится Джонину. Нет, он не паникует, потому что просто не имеет на это право, просто слишком большая ответственность. На это уходят все силы, и пришедшего (хотя куда там, прибежавшего) Джунмена парень встречает, пошатываясь от усталости и истрепанных нервов. Восьмичасовая операция забрала совершенно все. Ничего не говоря, заведующий берет за руку Кая и ведет к себе в кабинет, где тут же укладывает его на диван, укрывая своим любимым пледом. - Спи. Джонин готов попробовать все вернуть. Хотя бы потому, что хочет каждое утро просыпаться рядом с ним, тыкаясь носом в его ключицы и шею. Потому, что в его квартире ему и Монгу слишком не хватает Джунмена. Через неделю Джонин уверено стучится в дверь кабинета заведующего, слыша тихое "Войдите". Мён стоит около шкафа, пытаясь найти какие-то дурацкие бумаги. Закрыв за собой дверь, Джонин решительно идет к парню, пока вся эта решительность, собственно, не пропала. Джунмен отрывается от своего занятия и, кажется, что-то спрашивает, но Кай не слышит, напряженно уставившись на его губы. Выдохнув, он резко подается вперед, касаясь их, сгребая в охапку небольшого Джунмена, который от удивления не в силах пошевелиться. А брюнет целует. Нежно, неторопливо, без какого-либо намека на страсть. Потому что он, черт возьми, дорвался. И когда их языки сплетаются, хирург понимает, что Мён сдался. Жадно сминаются губы под напором чужих, руки беспорядочно шарят под халатом, который вскоре летит на пол, к другому такому же. Джонин едва слышно стонет, стоит только шатену коснуться губами бьющейся жилки на шее. Прикусить ключицы и заткнуть рвущиеся звуки поцелуем. Он все еще помнит все его слабые места. Джунмену хочется сделать все нежно и медленно, растягивая удовольствие, но когда обнаженный Джонин, постанывая от ласк заведующего, так эротично выгибается в пояснице на его кожаном диване, сдерживаться совершенно невозможно. Джонин хнычет и хрипло шепчет "Пожалуйста...", и Джунмен сдается, резко подаваясь вперед. Из груди брюнета вырывается всхлип, но не потому что больно, а потому что Джунмен. Через некоторое время, когда они оба сидят на этом чертовом диване, обнявшись, Джонин вдруг осознает, что все это - правильно до неправильности. Он тыкается носом в ключицу парня, выдыхая, и прикрывает глаза. Кай не мог не простить. Хотя ему все еще хочется испортить эту дурацкую укладку, потому что из-за нее Мён слишком хрупкий. Настолько, что невозможно сдержаться. Впрочем, а нужно ли?