Сиреневая луна

Дилара навалилась на кресло всем весом, и оно с возмущённым скрипом сдвинулось со своего привычного места. Тяжёлое и внушительное, с кожаными сиденьем и спинкой цвета переваренного малинового варенья, с резными деревянными подлокотниками, давно не видевшими воска и полировочной тряпки, кресло сопротивляясь насилию над собой, подъехало все-таки к полкам, подпиравшим потолок. Взгромоздившись на сиденье и поняв, что роста всё равно не хватит, Дилара влезла ногами на дубовые подлокотники. Стоя в таком положении и, уперевшись одной рукой в потолок, она стала перебирать пыльные книги, покоящиеся на самом верху. Подняв в воздух несколько серых пылевых протуберанцев, она пару раз смачно чихнула, от чего канарейка, сидевшая в клетке перед окном в соседней комнате, прервала свою мелодичную трель на самой звонкой ноте и на всякий случай спряталась в ивовом гнёздышке. Дилара нашла среди разрозненных пожелтевших листов, исписанных самыми разнообразными почерками и чернилами, ветхий свиток. Заглянув в него, женщина удовлетворённо хмыкнула и посмотрела вниз, на пол. Отсюда сверху ей стали видны клочки пыли и запутавшийся в них усохший огрызок яблока, которые отмечали место длительной стоянки кресла. Подумав о мокрой тряпке для уборки, Дилара сдула с носа длинную темно-рыжую прядь волос и приготовилась спускаться. Можно было, конечно, осторожно придерживаясь за полки слезть, переставляя ноги по одной на сиденье. Но это был не тот день, чтобы поступить подобным образом. Женщина лихо спрыгнула, соединив в полёте ноги, и следующим мягким хоть и тяжеловатым прыжком оказалась на полу... - Вот, вам! Сказала она кому-то неизвестному, дернула плечом и, победно блестя глазами, отправилась на кухню. Поздний вечер застал хозяйку дома в делах и хлопотах. Закат заглядывал ненадолго, но поскольку на него не обратили внимания, обиженно удалился за горизонт. Диларе было совершенно не до него, она методично превращала свою уютную, просторную кухню в поле боя. Казалось, все имеющиеся в доме ёмкости были расставлены вокруг хозяйки, и в каждой лежало, плескалось, кипело или растекалось плохо определимое нечто. От количества запахов непривычного человека свалило бы с ног. Аромат сушеной полыни завивался струями и нанизывался на колечки из заваренного чебреца, деготь подавлял своей грубой мощью нежные ноты гиацинта, томная ваниль обнимала монарду и заигрывала с простодушным запахом донника. Женщина поминутно заглядывала в добытый свиток и рассуждала сама с собой. - Щепотка толчёных стрекозиных крылышек, потомить на огне с козьим молоком, как только молоко станет густеть добавить 10 капель розового масла и один маринованный крысиный хвост среднего размера. Пожалуй, пора добавить! Она зачерпнула из глиняного горшочка жидкость густого белого цвета и понюхав её осторожно, удовлетворённо фыркнула. - Ничего, я вам припомню, как обижать ведьму. Я вам устрою такую гонку, мало никому не покажется. Внутренний голос тихо шепнул в эту минуту, что, собственно говоря, никто её намеренно не обижал, уж скорее, она сама обиделась неизвестно на что. - Брысь под лавку! Я лучше знаю, говорю, что заслужили, значит заслужили. И точка! Внутренний голос попытался что-то ещё возразить, но будучи знаком со своей хозяйкой уже не одну сотню лет, только покачал головой и удалился с гордо выпрямленной спиной. - Итак, что здесь написано, вот ведь почерк был у старушки, не разберу: 3 капли слёз крокодила или 8? Хуже не будет. Крокодиловы слёзы – напрасные страдания. Пусть страдают! И перестав сомневаться с мстительным смешком она отсчитала ровно 8 капель в тихо побулькивающий горшочек с черничным сиропом и вытяжкой мухомора. Дилара никогда не отличалась пристрастием к созданию зелий и декоктов, но сегодня был особый случай. Праздник урожая в маленьком городке на севере Англии событие почти грандиозное. И ведьма, любившая поразвлечься и потанцевать, никак не могла его пропустить. Еще рано утром, заплетая недлинную, но тяжелую косу и выбирая, что одеть, она предвкушала как будет вовсю веселится целый длинный день и как закончит его наверняка не одна. Так было всегда. Танцы вокруг костров, свежие эль и пиво, смех без удержу и песни – всё это не способствует одиночеству. Здесь, далеко от больших городов, официальных властей и бдительных церковников, нравы были не то чтобы свободными, но на многое закрывались глаза, если урожай был хорош. Стягивая рубашку на груди цветными тесемками, Дилара усмехнулась, думая о том, кто и при каких обстоятельствах будет развязывать их этой ночью. Обстоятельства, вероятно, будут не так уж и важны. Ей представился старший сын кузнеца, она на миг прикрыла глаза, почти уже взлетая в воздух на сильных руках, держащих её за талию. Музыка, сплетённая из резких криков, звона и пенья струн кружит пары и головы, мелькают ножки под взлетающими юбками и обжигающие улыбки под темными усами. Всё это было так реально и волнующе, что Дилара засмеялась, предчувствуя близкую радость. Деревня будет праздновать победу своего тяжелого труда над трудностями и скудостью местной земли, обретение надежды дожить до весны. Но ведьма отпразднует сегодня победу над смертью, как делала это всегда. Оказавшись в уверенных, теплых руках её сегодняшнего любовника, ныряя в его поцелуи как в воду, можно будет посмеяться в лицо старухе, стерегущей людей. Всё бы так и случилось, если бы не досадная мелочь. Дилара заперла дом, стоявший, как и полагается, чуть на отшибе, ближе к лесу, выпустила псов погулять и покараулить и быстрым полётным шагом отправилась к торговой площади, намереваясь кое-чем запастись перед праздником. Проходя мимо лотка с лентами, бусами и прочей нарядной мелочевкой, тем более интересной, чем меньше лет покупательнице, ведьма попалась на глаза стайке молоденьких девушек, выбиравших себе что-то, а больше болтавших о всех прохожих. - Смотрите, и ведьма наша принарядилась! – донеслось от стайки девиц. - И не стыдно. Ведь старуха уже, и все неймется. Всё за молоденькими бегает, - вслед этой фразе послышалось довольно ехидное хихиканье. Диларе не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это сказал. Она давно поняла, что не нравится многим местным женщинам, видимо потому же, почему нравится некоторым местным мужчинам. - Неужели кто-то не брезгует с ведьмой? – долетел ещё один тоненький голосок. - Ну, она же свои колдовские штучки применяет, наверняка, иначе кто бы согласился… Этого было вполне достаточно. Дилара проделала путь до своего дома раза в три быстрее, чем от дома до площади, вихрем влетела внутрь и только здесь разрешила злым слезам все-таки пролиться. Слёз было немного, зато злости - хоть отбавляй. - Значит старая, и с ведьмой только, если она околдует, можно с праздника уйти и до утра задержаться! Она металась по дому, мелькая, кажется, во всех окнах сразу. В сильнейшем раздражении пнула ни в чём не повинную метлу, на которой все равно не летала, дабы не навлекать неприятностей. Но вдруг остановилась посреди коридора с поднятым и сильно сжатым кулаком. Её осенило. Пока ведьма соблюдает условия контракта, помогая людям, отводя град, выхаживая хворых, защищая скотину и делая прочие полезные мелочи, люди в городе жили с ней мирно. Но условия контракта включали в себя пункт о том, что Диларе не разрешалось наносить какой-либо вред жителям. Но то, что она задумала, не могло относиться к понятию вреда. С трудом вспомнив, куда мог деться нужный рецепт, ведьма полезла на кресло. - Немного цветов гиацинта пару фиалок, и ещё пожалуй толченый иолит. Пусть его глаза меняют цвет, как небо на восходе и закате. Подойдя к следующему горшочку и поработав активно пестиком, ведьма подумала немного и, повинуясь не столько рецепту, сколько наитию, добавила в горшочек два листика гладиолуса. - Пусть будет храбрым и не расстаётся с мечом. Поблуждав глазами по полкам, раздумывая о чем-то, Дилара, достала коробочку с черным порошком. - Крылья махаона, уголь из сандалового дерева. Конечно, товар дорогой, редкий, зато и ресницы, и волосы будут на зависть девицам. Дилара кинула в горшок воронье перо и повращала пальцами над побулькивающей поверхностью, заставляя парок виться кольцами. Пора было соединять всё это вместе. Постепенно, ложку за ложкой, ведьма слила все составы в самый большой горшочек. Размешав и добавив еще с десяток неучтенных ингредиентов, приговаривая при этом: «два дубовых листочка, для упрямства, нет, пожалуй, три», «кошачью шерсть, пусть мурлычет, и тигриный ус, пусть ещё и рычит в придачу», «корень мандрагоры, небесный камень, и мёд, пусть будет волшебно притягательным и манит, обещая сладость». Последний штрих Дилара внесла в свою картину при помощи маленького кинжала. Она быстрым расчетливым движение полоснула по тыльной стороне руки, держа её над горшком и подождала пока кровь из глубокой царапины накапает в зелье. - Ну, вот теперь ты оживёшь, и цвет кожи будет соткан из белого молока, ведьминской крови и сиреневых сумерек, когда всё совершилось. Пришедшая ночь, Дилару в доме не застала. Сваренное по всем правилам зелье тоже куда-то делось. Что делала с ним ведьма, осталось неизвестным, но, видимо, что-то очень эффективное. * * * Настоящую ведьму от ремесленницы отличает талант. Оказавшись на площади и глядя, как высекают искры из девичьих сердец фиалковые глаза нового помощника шерифа, Дилара удовлетворённо вздохнула. - А ничего получилось! Ну вот, теперь мы посмотрим, кто тут старуха и кто будет слёзы лить! - Дилара злорадно хихикнула. А не надо злить ведьму.