На краю

Сибирский февраль – суровый и неприглядный. Горизонт слился с землёй, небо подрагивает во влажном, всeпоглощающем тумане. Туман хватает его за ноги, тело не в силах сопротивляться бьющему по коже морозу. Он жадно хватает ртом мёрзлый, состоящий будто из острых льдинок, воздух. Воздух разрывает его лёгкие, белоснежный туман не даёт продохнуть. Во рту – словно каша из снега. У снега привкус крови. Крови и железа. Железа и крови. Кровь на вкус тёплая, солоноватая, будто и не кровь, а красное вино. Вино в бокале, бокал искрится на жарком июньском солнце. Сейчас солнца не видно, оно скрыто за серыми грядами туч, упаковано в морозную оболочку, застыло где-то на другом краю земли. Но если солнца не видно, это же не значит, что его нет? С каждой секундой ему всё тяжелее дышать. Каждая секунда тянется дольше предыдущей. Он чувствует, что совсем скоро секунда растянется в бесконечность. «Конец», - мелькает мысль, прежде чем он окончательно теряет сознание. *** - Барс ранен! – вскрик-полувсхрип. У Багиры белое лицо – не от запредельного мороза, не от влажного воздуха – от страха. Он никогда не видел её такой. Видимо, дело окончательно дрянь. Они подбегают к неподвижно лежащему телу одновременно. Бизон стягивает перчатку, отбрасывает её в снег. Красными от мороза пальцами ощупывает рану – напряжённо, сосредоточенно. Багира осторожно приподнимает голову Барса, кладёт её себе на колени. Если бы не твёрдая Ритина рука, голова бы безвольно опустилась набок. - Ну? – Батя не выдерживает, слишком уж долго возится Бизон. Впрочем, ещё за мгновение до того, как Боря вскидывает глаза, он понимает абсолютно всё. На камуфляже расползается большое тёмное пятно. Слишком большое. А Барс уже ни на что не реагирует, впал в забытьё. У Багиры дрожат губы, Батя чувствует, как у него самого подрагивают противным мелким ознобом пальцы. Пальцы на запястье – широком запястье, где должен биться пульс, но вместо этого едва дрожит тонкая ниточка. Батя чувствует, что в любой момент и эта ниточка может оборваться. *** До ближайшего населённого пункта пять километров. Всего ничего, если бегом все вместе. Целая вечность, если с Барсом на носилках. Они истратили почти все бинты, но даже этого оказалось недостаточно. Рана слишком серьёзная, а чёртова пуля засела слишком глубоко. Они несут самодельные носилки как можно быстрее. Сейчас главное – поскорее добраться до деревни, а там их уже ждут. Там врачи и вертолёт. Но до туда – ещё целых пять километров. А Андрюхе всё хуже. Иногда из его горла вырывается тихий хрип, бессознательный, зловещий. Но куда страшнее, когда он замолкает, и голова начинает качаться в такт шагам боевых друзей. Лицо Барса побелело, но всё покрыто испариной. Батя бросает взгляд на Багиру – она смотрит только вперёд, скулы напряжены. Бизон тоже смотрит только на дорогу, но его губы потихоньку шевелятся, совсем неслышно. Батя вглядывается в него помимо воли. Бизон молится самой незамысловатой молитвой. Боже. Нога проваливается в снег. Помоги. Не замечая этого, Батя снова убыстряет шаг. Боже. Сумрак опускается на плечи впереди идущих Бизона и Багиры. Помоги. Держись, Андрюха, только держись. *** Он никогда не называл его прежде Андрюхой. Андрюха – это рубаха-парень, весёлый и задиристый. Барс – не такой: он серьёзный и сдержанный. Он редко улыбается и почти никогда не смеётся. У него добрые глаза, и его обожают дети. Он слишком молод, чтобы умереть. Держись, брат, держись. Все мысли сливаются в одно бесконечное: держись. Держисьдержисьдержись. И уже непонятно, кому это – лежащему на носилках Снежному, или себе самому, которого влажной рукой не отпускает страх. *** Они смогли. Когда за казавшимися бесконечными деревьями мелькнули лопасти вертолёта, они выдохнули все вместе. Навстречу им уже бежали двое людей в полевой форме, у одного из них в руках был чемоданчик. Не глядя на тайфуновцев, врачи бросились к неподвижному Барсу. Взметнулся снег из под коленей упавших мужчин. Батя оглянулся на Багиру и Бизона – они сделали, что смогли, теперь жизнь Барса только в руках медиков. Но Булатов отдал бы всё на свете, чтобы вновь вернуться на лесную тропу, и тащить Барса на себе.