Бездна и Пламя

Задохнуться от тяжести ноши и одуряюще дикого вкуса крови... Задохнуться и больше не существовать. Задохнуться, впервые сорвав глотку соколиным криком. Задохнуться и умереть в ту же секунду. Я мечтаю об этом каждый вздох. Каждый шаг. Каждый мир. Ты не знаешь, какого это - умирать с тобой. Остаться в последней секунде. Умереть и существовать вечность. Как поздно я понял, что проиграл. Ты стоил для меня этого мира. Стоил всех жизней. Стоил своей клятвы. А я не смог. Не смог убить. И потерял...       Время застыло. Я пропускаю через себя сонмы душ и сознаний - бесчисленное множество живых и тех, что только готовы зародиться. Я решаю, кого убью сегодня.       Сожженные леса и деревни, обугленные тела, обожженные люди - их плач и стоны, их неумелые и отчаянные до хрипоты попытки выползти наружу, выбраться из огненной бездны - слепые, потухшие от дыма глаза и выжженная земля... Серый пепел кружится над тысячами печей-могил. Я ненавижу жизнь. Я упиваюсь неистовством жара. Ревите, вулканы! Плавьте камень! Рушьте шахты! Уничтожайте... дымом и жаром, огненно-ненасытным псом грызите смертных. Рвите, ломайте кости, выгрызите их сердца и испепелите души. Жгите непокорных. Жгите глупых. Жгите спрятавшихся в норах. Жгите трусов и лжецов. Жгите живущих. Жгите...       Рык и вой, скрежет и наслаждение, рваное дыхание тысяч бездонных глоток, тысяч тысяч слепых глаз. Я чувствую их, несусь с ними, воя в исступлении перед тем, как гибкой молнией обрушиться на беззащитных. Перед тем, как почувствовать дурманяще-горячую кровь в глотке, как впиться в мягкое и такое податливое тело, круша и плавя доспехи, проходя сквозь пики и стены, карабкаясь на каменные кладки, не чувствуя ни страха, ни усталости - только вечный неуемный голод, жаждущий добычи: плоти и криков. Трепещущий в экстазе от ужаса в глазах. Они такие вкусные, если подцепить их языком. Люди и нелюди... Я желаю оторвать вам головы, вспороть спины и разметать позвонки. Грызть жадно, ненасытно. Глодать, как последняя псина, исхудавшая до костей от голода. Вытянуть кишки и тащить за собой гниющие туши. Меня рвет от вас. И я буду наслаждаться вашей агонией.       Не убивайте сразу. Жрите живых. Кусайте. Раньте. Терзайте! Не давайте им умереть так просто. Идите вперед, карабкайтесь по стенам, режьте стражу, уничтожайте все на своем пути, и пусть падут цитадели, пусть останутся на месте городов курганы-могилы. Войте! И пусть они бегут.       Пламя возродилось, пламя безразлично к чужим страданиям. Я больше не чувствую жалости. Убивать так приятно...       Так приятно... греться в твоих объятиях. И так мучительно больно сжимается сердце, раздираемое, исполосованное на части, влюбленное - ты не любишь никого и ничего, ты безразличен, ты - величайший из лицемеров. Но я не могу не верить, когда ты целуешь мои губы, когда касаешься языком шеи, осторожно царапая клыками, когда слышу биение твоего сердца - ровное, уверенное и такое близкое. Твое тепло согревает и ранит душу. Если бы ты только мог почувствовать то же... Если бы я мог подарить тебе это чувство. Но я не более чем вещь. Твоя глупая игрушка. Мальчишка, скованный опаснейшим из ошейников - любовью к тебе. Металл живого ошейника больше не в силах охладить кожи. Мне не сбежать.       И я не могу отвести взгляда от твоих глаз. Живые изумруды светятся силой твоего медальона. У тебя глаза мертвого дракона. Глаза единственного дорогого для меня существа. Там... в прошлом, которое больше никогда не станет настоящим, за гранью доступного - на моей родине.       Он заплатил за мою жизнь, ты - вернул ее смысл.       Ты тот, кому я бросил вызов и проиграл. Тот, кто сомкнул в когтях мою душу.       ...рычание гулким звуком разносится в пустом доме. Пламенный пес ступает на прогнившие доски пола. Огонь вгрызается в добычу, расходясь в стороны, разрастаясь и набирая силу с каждым дюймом. Его не потушить и не остановить, как бы ни молились живые - хищник уже не отпустит добычи. Треск и шипение разгорающегося костра заполняют пространство, окутанное пылью и запахом гнили. Гончий шагает вперед, в темноту брошенного когда-то дома - прямо, к лестнице, и наверх, оплавив взмахом бесовского хвоста медную статуэтку на крайней балясине. Мимо пустых рам, мимо карнизов, с каждым шагом все больше разжигая пламя. С каждым шагом все отчетливей чувствуя пьянящий запах ужаса и слыша надрывный стук сердец...       Ты никогда не улыбался искренне. Но даже тех, фальшивых улыбок, я насчитал не больше десяти. Ты всегда усмехался - надменно, презирая окружающих - и редко скалился, выставляя напоказ клыки. Ты не признавал искренности.       ...пасть распахивается в утробном рычании, а за спиной полыхает огненная бездна. Едкий дым просачивается в комнату, щиплет глаза. Они жмутся в угол, трое последних, не успевших скрыться. Оборванные, черные от копоти. Женщина закрывает собой ребенка и совсем дитя, завернутое в старую шаль.       - Семикрылый!.. Спаси!       Плачь, смертная, стони, унижайся... Мы видим, как дрожит твое тело, как высыхают не успевшие выступить на глазах слезы. Слышим плачь твоего младенца. Чувствуем ужас твоей девочки. Жар уже сомкнул свои объятия. Серый не придет. Не посмеет отнять мою добычу.       Пес обнажает клыки, шагая навстречу. Пламя всюду. Пламя цвета крови и ненависти... Ты не боялся боли. Не боялся пламени. Ты бился до последнего вздоха. Убивая себя и того, кого не в силах был победить. Того, кто должен был быть моим противником. Ты победил. Само пламя.       ...пламя послушными крыльями накрывает комнату, в мгновение перескакивая на рамы и изъеденные временем тряпки на окнах, окружая. Бежать некуда.       Она молится. Исступленно, искренне, как умеют только обреченные, лелеющие последнюю надежду за секунду до смерти... Ты не молился. Ты не верил богам.       ...и зверь не выдерживает, беззвучной огненной волной бросаясь вперед. Языки пламенных всполохов тянутся к нему со всех сторон. Челюсти нестерпимо жаркими кинжалами впиваются в ногу, рвут и тянут на себя, увлекая в центр огненной бездны. Женщина вопит от боли, чудом успевая передать дитя едва живому от страха ребенку.       - Прыгаааааааа! Ааа... ха... а... Неааат!.. Ниа!.. ааа... пры...       Она рыдает и вопит, пытается отбиться, обжигаясь и поджариваясь до кости, трепыхается, хватаясь за предметы. Цепляется ногтями, сажая занозы и оставляя кровавые дорожки на полу, срывает горло. Пес пятится, таща за собой тушу жертвы, грызет, с хрустом перекусывая кость, вызывая еще один душераздирающий крик. Она еще пытается прогнать дочь, сказать, испугать, привести в чувство - что угодно... Лучше смерть при падении, лучше сломать шею, лучше умереть самой и убить, чем быть сожранной и сгореть в моей ярости.       Ужас. Я упиваюсь ужасом, сковавшим этого ребенка. Его болью, его судьбой.       Ты будешь моей. Ты и все остальные.       Гончий перекусывает шею, обрывая крик. Пламя покорно глодает плоть, осыпая ее черной крошкой. Пес облизывает оплавленные кости черепа, тычется раздвоенным языком в глазницу. Поддевает носом распахнутую в последнем вопле челюсть. И смеется. Смеется нашим общим рычаще-клекочущим смехом. А заполненные жаром вулканов глазницы устремляются к последним жертвам.       Она отмирает. Крик заглушается воем пламени. Прижав младенца к груди, она прыгает сквозь огонь.       Не позволю. Языки на окне покорно расступаются, лишь слегка опалив кожу, и не скованный запретами плоти пес мчится следом.       Он ловит их в полете. Несущими смерть челюстями. И огненным вихрем разбивается о землю, рассыпая в пыль уничтоженные мощью пламени тела. Никто не сбежит...       Как давно это было. Как давно я умер. Тот, прежний, который готов был пожертвовать собой ради другого. Тот, что казался тебе безгрешным. Тот, что любил живых и отказывался взять в руки клинок. Даже для защиты. Я готов был умереть, но не ранить.       Ты всегда презирал меня за это.       А я верил. В людей, в расы, в саму жизнь! Я верил...       ...их голоса раздражают: шепчут порывами ветра, бубнят из-под земли, переливаются водой в реках. Они недовольны. Они жалеют о своем выборе. Поздно. Не мешайте! Вы сами заключили эту сделку! Вы хотели видеть пламя? Я покажу вам его суть! Пожары войн и ненависть, вечный голод и безразличие - я покажу вам, что значит платить по счетам...       Мы никогда не были близки. Я всего лишь принадлежал тебе - грел постель ночами, проклиная и давясь стонами. Ты издевался, заставляя меня выбирать между сталью и унижением. Но я не брал клинка в руки. Я выбрал роль твоей "игрушки", твоей личной шлюхи на ночь, не имеющей голоса и воли. Выбрал осознанно, зная, что уже не смогу отступить. У меня не осталось сил сопротивляться. Я бился в сетях, которые ты так ловко расставил. С каждым рывком запутываясь все больше, падая все глубже в бездну твоих зрачков. Змеиный взгляд завораживает... я должен был знать. Мне не стоило смотреть в твои глаза.       Слишком поздно я понял, что уже не смогу сбежать. Слишком поздно осознал, что не ищу лазеек. Привыкая к раздирающим кожу когтям, к укусам и стальному привкусу крови на губах; к боли и истоме - к ощущению бесконечной ненависти и пустоты в твоем сердце.       ...Солнце больше не погаснет. Бежать некуда! Вы так желали вернуть свет и надежду... Что ж, клятва исполнена. Тьма не придет, не скроет от моих глаз, и ни одна из теней не посмеет даже приблизиться к грани. Вы довольны?..       Сколько прошло времени? Годы или тысячелетия? Я не чувствую его бега - несусь со стаей, разрываю глотку, силясь забыться. Сквозь миры, сквозь судьбы, сквозь дни. Мечтая заглушить жестокостью пустоту и боль. Я черпаю чужие желания и ничего не ощущаю. Я мертв. Я там, с тобой, в окутанной мраком цитадели.       Тот, прежний "я".       Мертвый...       ...шум водопадов оглушает. Стая полукругом оцепляет заводь. Гончий опускает лапу в воду и с воем отскакивает, лишившись конечности, рычит, скалясь. Пламя на загривке темнеет от ярости, перетекает вниз, сплетаясь в новую пясть. Они не хотят подпускать псов ближе, ветер усиливается, рождая волны, но стая все подступает. Тысячи брызг ядовитыми иглами впиваются в огненных порождений...       Она была почти милой, та девочка с небесными глазами. Я помню ее улыбку. В тот день у нее на голове был венок из одуванчиков. И мы смеялись. Не помню над чем. Просто нам было хорошо. На небе ни облачка, ветер в лицо, а с того холма вся долина как на ладони. Зеленое море под ногами словно ждет, когда ты сделаешь первый шаг - вперед, вниз, навстречу солнцу, стрекоту кузнечиков и одуряющему запаху луга. Это незабываемо - чувствовать, как свистит в ушах ветер и опасно заплетаются ноги, как отдается толчками земля, как сливается в одну бесконечную полосу склон и приближается свернувшееся на горизонте небо. Дорога к ее дому далека лишь на первый взгляд.       Маленький уголок счастья, в котором так хотелось остаться... ты выдернул меня в момент крушения. И я ненавидел тебя за это.       Пламя пожаров разгорается все сильней - и все темней становится небо над деревней. Граница - незаживающая рана, здесь не бывает счастья. Покой знают лишь мертвые. И она скоро станет одной из них - моя девочка с глазами неба.       Ты не дал мне вмешаться, и сам так и не прикоснулся к стали. Ты провез меня через их смерти. По главной дороге мы въехали в этот мир безумия. И я задохнулся от гари, скрежета и треска пламени. От жара и криков, от крысино-отчаянного сопротивления, от безысходной ярости, ненависти и проклятий. От творившегося вокруг лицемерия жизни. Они убивали друг друга - нападавшие и застигнутые. Дети прятались и дети же сражались, женщины проклинали и убивали, бежали, защищали и скрывались, мужчины, старики и почти изуродованные до неузнаваемости знакомые - вместе и по одиночке, яростно и обреченно, неумело и почти талантливо проигрывали.       Я ненавидел тебя как никого до этого. Ты позволял им умирать! Ты позволял издеваться над теми, кто дал нам кров и пищу. Ты был безразличен.       Крыло гордо шагал сквозь бездну человеческого безумия, не замечая тел. А я не мог заставить себя даже сопротивляться. Не пытался вырваться и спрыгнуть, помочь, сделать хоть что-то! Я не мог справиться с собой. Я задыхался и не чувствовал жизни.       Кто-то звал меня, звал тебя, но я не узнавал голоса. Отчаяние владело людьми. Трещали двери, трещало пламя. Слышались команды, крики, ругань - удары, крики, плач. Пришедшие действовали почти слажено.       Мы проехали через бездну, и ни один из них не посмел напасть. Люди проклинали тебя, плевались, но не смели поднять клинков. А твои изумрудные глаза светились торжеством. Ты проскакал подобно вестнику смерти - черным пятном по жизни. И увез меня из места, которое я почти готов был назвать домом.       Ты мог убить пришлых - мог спасти. Но не захотел.       Сейчас я понимаю, это ничего бы не изменило. Не сейчас, так завтра, послезавтра - неделю, пусть даже месяц спустя их убили бы все равно. А ты хотел, чтобы я запомнил этот последний день. И я помню... каждый крик, каждый удар сердца. Ты показал мне смерть - бессмысленную, слепую, прогнившую, с вывернутыми костями мира. Ты показал мне людей без масок. Наверное, уже тогда во мне что-то сломалось... моя душа.       ...псы уже обступили берег, подойдя к самой кромке, сомкнув ряды и то и дело касаясь друг друга нервно подергивающимися хвостами, отчего пламя скручивалось в спирали и вспыхивало, рассыпая искры. Жар коснулся водной глади. Пасти распахнулись, освобождая таившееся в самых сердцевинах дыхание. И огонь их был подобен огню драконов и страшен, как поток магмы. В нем жила моя ярость.       Вода зашипела, белый туман окутал реку. Словно раненый зверь, пятящийся прочь от своего обидчика, она отшатнулась. Но так же, как зверь, готова была броситься вперед. Я слышал ее гневный и такой мелодичный голос. Она проклинала.       Вода разошлась в стороны двумя рукавами, замерла каскадами над землей. Кристаллы брызг застыли в воздухе, пропуская сквозь себя лучи солнца, радужные отражения засияли вокруг, создавая картину абсолютно иного, неведомого живым мира. Бесконечно красиво и ужасающе. Стая затихла.       Гончий опасливо ступил на илистый песок и скользнул вперед по мокрому скату. Раздалось шипение: пламя осушало. Задетые водоросли вспыхнули и осыпались обуглившимися комочками. Он осторожно, пригнувшись и будто ожидая, что в любой миг волны образовавшейся над ним арки обрушатся, засеменил к цели. Камни и ветви, ил, чей-то сапог с проржавевшей давно пряжкой, обломки клинков, кости, парочка бьющихся в агонии рыб... Он все шел, приближаясь к самому водопаду. И там, в страшных объятиях валунов и коряг, гончий поднялся на лапы и осторожно подцепил клыками запутавшийся в корнях аквамарин - мой единственный подарок... Люди так хрупки. Ни один из тех, кого я знал, не пережил то столетие. То столетие, то место, те люди... Моя жизнь - в прошлом. Ты говорил, что я нужен тебе. Ты говорил, что однажды мне придется сделать выбор. Ты говорил, что однажды я сам подниму твой меч. Ты был прав. И ты лгал!       Стрелы и клинки, яд и травля. Ложь и лицемерные улыбки. Ты играл по их правилам и лгал во всем. Клинок без души и жизни. Не самый сильный и не самый быстрый, не самый древний и не самый мудрый, не самый умелый - не самый...       Ты был почти осторожен: не ждал, когда я расправлю крылья, но приручал, как приручают волпов - жестокостью и лаской, доводя до отчаяния и давая надежду, пугая до дрожи и изредка ослабляя поводок. Ты посадил меня на цепь и заставил вилять для тебя хвостом. Самоуверенный ублюдок, я не могу не улыбаться! Ты ведь знал, что однажды не сможешь больше управлять мной. И не боялся. Страх. Они дышат им, живут им, поклоняются ему. Превозносят. Я ненавижу их. Всех, кто пережил тот день. Всех, кто позволил обрести силу. Всех, кто принес твою жертву в угоду жизни. Вы заключили выгодную сделку: одна жизнь в обмен на общее благополучие. Жаль, эта жизнь значила для меня куда больше вас.       ...говорите о справедливости с надменно-праведными лицами. Мне хочется сжать вас в своих объятиях - не просто сжечь, но заставить жить, жить и страдать, падая в бесконечность. В ничто, которое отрицаете. Я не могу отправить вас в Бездну. Пламя свечей трепещет, чувствуя мое нетерпение.       Вы склоняетесь над картами, лелея мечты о власти. Люди, сколько же вас народилось? Я убиваю вас с кинжально-острой точностью, но лавина смертей движется слишком медленно. Города и цитадели севера рушатся с проклятьями - юг пирует и поднимает здравицы. Жизнь в настоящем прекрасна, пока опасность не срывает двери. Вы надеетесь урвать кусок даже перед смертью. За что мне любить вас?       Старые и молодые, тщеславные, с громкими фамилиями и титулами. Мужчины - общим числом семеро. Вы не верите нашептываниям черни и не тушите суеверно пламя. Не верите в меня.       Ветер бессильно стучится в ставни, предостерегая, шумит и скребется ветвями. Люди никогда не обращают внимания на знамения. И я начну с людей, с напыщенных, самодовольных смертных.       Свеча плавится, тает на глазах от жара пламени. Как же они увлечены. Огонь вытягивается струной, тянется вперед, выгибаясь, разрастаясь и ширясь - и вот уже гончий ступает на выложенный плиткой пол... У меня нет выбора и никогда не было. Властители мира, вы - следующие.