Январский копенгаген

Январский Копенгаген. Тихий, молчаливый, тёмный. Белый снег крупными хлопьями падал с небосклона, покрывая промёрзлую землю шёлковым покрывалом. Кукловод сидел в старом тканевом кресле четырёх звёздочного отеля. Закутавшись в тёплое пуховое одеяло цвета слоновой кости. В руках он держал кружку с надписью «что нас не убивает, то делает нас сильнее…». На самом деле он не любил такие вещи, он эту кружку ему подарила Сюзанна. И неприлично было бы выкидывать подарок. А разбить её не удалось. Противоударная оказалась. С тех пор этот кусок пластика повидал большую часть Европы. Лоэнгрин ждал, когда вокзальные часы пробьют одиннадцать раз. Тогда он должен будет одеться в костюм и пойти на приём. К одному богатею имеющего слабость к редкостям. И это касается не только вещей. От этой мысли во рту начинало кислить. На приёме должен проявиться Раду. Либо с победой, либо с поражением. Зная 6-5, Дитрих уже проработал запасной план. Основная проблема Раду в том, что его разум и сердце постоянно противоречат друг другу. И чаще всего он прислушивается к зову второго. В отличие от Кукловода, который верит лишь в холодный расчет, используя сердце только для разгона крови. Давящая на уши тишина заполняла тёмную комнату. Лоэнгрин не любил включать свет в номере, когда находился на заданиях. Причины было как минимум две. Первая если за тобой установлено наружное наблюдение, то никто точно не знает, когда ты покидаешь номер. А второе Он просто любил снег. Любил наблюдать за тем, как крупные снежные хлопья медленно падают на землю. И потому единственным источником света оставалось чрезмерное освещение вокзала. Яркие прожекторы выделяли центральный фасад строения, пережившего Армагеддон. Прямые геометрические фигуры, преимущественно конусы и кубы. Единственным круглым элементом являлся циферблат часов, украшавший огромную крышу-пирамиду, с отсечённой вершиной. За окном было настолько тихо, что казалось, будто можно услышать, как падает снег. Даже морозный ветер не смел, нарушать эту идиллию. Свет, исходящий из-под входной двери дрогнул. Кажется нормальное явление, но, немалый, жизненный опыт подсказывал Кукловоду, что здесь дело не чисто. -Поздновато для посетителей – это было сказано самому себе. Он поставил, кружу на небольшой кофейный столик, и бесшумно поднялся с кресла. Дитрих двигался быстро, и очень тихо. Как хищная кошка. Он остановился у двери, прислонившись к стене. Вслушиваясь, каждый шорох, доносившийся из-под двери. На нем была стандартная Орденская форма. Чёрный костюм с галстуком в цвет и белая рубашка. Пиджак покоился в раковине, в ванной. Хоть на чёрном и не видны пятна крови, запах всё равно раздражает. Заглушить его можно, лишь замочив ткань в лимонном соке. За полчаса до того как разместится в отеле, Лоэнгрин имел неприятную встречу с одним из представителей бюро святой Инквизиции. Жаль бедняжку. После того, что с ним сделал кукловод, его ещё долго не смогут опознать. Так как он предусмотрительно сжёг то кровавое месиво, что раньше звалось Братом Яковом. Юноша свободно взмахнул рукой, и дверь в номер открылась. Тридцать секунд гробовой тишины, и наконец, лёгкая поступь. Слишком голубиные ,шаги, для террана. Слишком неосторожные для Имперца. И слишком спокойные, для Инквизиции. Изначальное напряжение Орденца пошло на убыль. Во тьме коридора мелькнули тёмно рыжие волосы. И Лоэнгрин не сдержал смешка. -А если бы меня взяли в плен, а на моём месте был бы Священник, или того хуже Инквизитор. Ты невнимателен Дракон – извечно холодный голос, с неприкрытой надменностью – Я не забуду упомянуть это в рапорте Бальтазар научился терпеть издевательства Лоэнгрина. Каждый колкий комментарий, каждая насмешка воспринималась Мафусаилом с нулевой реакцией. И хоть внешне он был непоколебим. Поклонился, принося свои извинения. Внутри него всё горело, желчь жгла горло. Эму хотелось схватить Кукловода за горло и впечатать его в стенку. Или вспороть ему живот и собственноручно вырвать его прогнившее сердце. Но ранг решает всё. Он не имел права, не то чтобы поднять руку, возразить третьему человеку в Ордене. Карающей длани Каина. Бальтазар знал, на что способен 8-3. Один раз их вместе послали на задание, в небольшой деревушке, старое химической лаборатории, найти карту памяти с нужной информацией. Ради этой безделушки Кареглазый мальчик с ангельским личиком вырезал всю деревню. И женщин и мужчин, и стариков и детей. Без грамма сочувствия, без капли пощады. Его нити проникали внутрь человеческих тел и разрывали их на части. Его авто-охотники разрубали людей пополам, одним ударом своей мощной секиры. А иногда, взглянув человеку прямо в глаза, юноша заставлял их отрезать собственные языки, и смотрел, как те захлёбываются кровью. По спине Ядовитого дракона побежали мурашки, когда ангельские глаза, с дьявольским блеском, уставились на него. Кукловод без особых усилий проник в сознание Мафусаила, и то, что он увидел, вызвало улыбку на его лице. Лоэнгрина смешила наивность Бальтазара. -Глупый вампир, ты и вправду думаешь, что сможешь справиться со мной – и снова этот тихий смех, пробирающий до костей – я дам тебе шанс. Прямо здесь и прямо сейчас. Без правил и ограничений, попробуй в деле доказать, что я не заслуживаю своего места. В конце своей речи юноша оторвался от стены и, сделав шаг, вплотную приблизился к вампиру. В его глазах горел огонь преисподние. Он всегда был нечто большим, чем просто дьявол. Даже в младенчестве, он знал и умел, слишком многое, его потенциал поразил даже Каина. И в последе время, другие члены Ордена начали задаваться вопросом. А правда ли ему столько лет, сколько он говорит. -Герр Лоэнгрин… – начал, было, мужчина, как всегда в своей деликатной манере. Но юноша перебил его -Ты либо делаешь, а потом с гордостью носишь свои шрамы, либо не делаешь, и с позором, приняв поражение, сейчас же возвращаешься в штаб. Бальтазар не стал больше раздумывать и попытался отвесить пощёчину кукловоду. Но уже на полпути его руку пронзила острая боль, мгновенно растёкшаяся по всему телу. Боль была невыносимой, словно миллиарды тончайших, раскаленных добела, иголок пронзили каждый миллиметр тела Мафусаила. И с каждой секундой проникали глубже. Василиск стиснул зубы, что бы ни закричать, ногтями он вцепился в руку, пытаясь хоть как-то отвлечься от боли. Бесполезно. Уже через семь секунд он перестал чувствовать собственные ноги, горло пересохло, а в глазах замерцали звёздочки. Жгучая боль охватила все внутренние органы. Ноги перестали держать, и вампир упал на колени. Он мог бы сопротивляться, если соперник напал в открытую, с ножом или автоматом. Но невозможно сражаться с самим собой, когда соперник собственное тело, а точнее нервная система. Он мог бы попытаться ранить Лоэнгрина, но пользы от этого не будет. Во-первых, боль настолько сильная, что двигаться практически невозможно и любая попытка сделать это, может обернуться болевым шоком. Во-вторых, это лишь ещё больше раззадорит Дитриха и даст ему повод мучить сильнее. -И что мы теперь должны сказать…? Кукольник с истинным садистским удовольствием наблюдал за тем, как Бальтазар корчился в муках, пытаясь изгнать огонь из тела. Мальчик любил мучить живых существ, но больше всего он любил мучить, доказывая своё превосходство над другими, за это в Ордене его не любили, но не подчиняться приказам боялись. Дышать было больно, говорить ещё больнее, но всё же Бальтазар прохрипел -Прошу простить моё неуважение…Вы По-праву занимаете своё место в Ордене. – Эти слова дались с большим трудом и не только из-за того, что кровь внутри начала закипать, но и из-за того, что приходится признавать превосходство над собой. И боль мгновенно отступила, столь же быстро, как и появилась. Вновь получив возможность дышать, вампир закашлялся. До крови сжимая кулак у сердца. Покалывания по всему телу говорили о том, что нервные окончания целы. Хотя Василиску казалось, что его тело превратилось в дымку. Перед глазами всё плыло, в уши словно налили воды, в горле образовался комок, а каждое движение было столь плавным, что казалось, будто человек находится в воде. Вокзальные часы пробили одиннадцать. И Лоэнгрин, облачившись в парадный костюм, направился к двери. -Запомни эту ночь Бальтазар,…а я ведь мог убить тебя. Это было последнее, что слышал вампир, перед тем как провалиться во тьму. *** *** *** На улице пахло сырой землёй и снегом с легким оттенком дыма в смешении с отдаленным запахом смерти. У парадного входа Лоэнгрина ждал автомобиль. Чёрный Мерседес с тонированными стёклами. Мотор, которого утробно урчал на холостом ходу. Хорошая, а главное надёжная, машина ничего не скажешь. Дитрих купил её на свой восемнадцатый день рожденья. И за эти два года она ни разу не дала сбой. Приятный кожаный салон, так же был выполнен в тёмных тонах. Климат контроль решал проблему перехода из холода в тепло. Салон был заполнен приятным ароматом миндаля. Из тех далёких летних вечеров, когда Дитрих был ещё ребёнком. Сладковатый запах успокаивал и навевал сон. Так хотелось откинуться в сиденье и уснуть. Но работа не терпит халатности. Что касается водителя, ему было всё равно. Так как он переодетый в костюм авто-охотник. Безоговорочно выполняющий приказы хозяина. Дорога оказалась долгой и скучной. Радио ловило лишь помехи. А взять с собой диск с музыкой Дитрих не догадался. На центральной улице не было ни машин, ни людей, ни даже животных. Казалось, что город умирал после захода солнца. Отчасти это было правдой. В течение долгих лет Копенгаген терроризировался. Военными, спятившими вампирами и простыми бандитами. Пока в городе не появились люди Ватикана. Они очистили его и сделали свободным. Но страх в сердцах людей так просто не исчезает. Им не так легко забыть года тирании. Людям всё ещё казалось, что ночь, это время когда правит насилие, а вместе с ним и смерть. И даже молодое поколение, до сих пор боялись выходить после наступления темноты. Хотя находились и смельчаки, в одиночку или группами бродящие по закоулкам молчаливого города. И вот, наконец, они прибыли на место. Огромный особняк, в три этажа, выполненный в стиле эпохи Возрождения. Греческие колонны, украшавшие вход. Парадная дверь пяти метров в высоту. Внутри стиль тот же. И всё из белого мрамора. По мнению Дитриха, такая однотонность смотрится вульгарно, ведь даже розы в вазах белые. Через парадную дверь в гардероб. Где он оставил своё пальто и дальше в главную залу. Всё тот же белый цвет. Это уже начинало раздражать. Столы с угощениями тянулись вдоль двух стен. А на невысокой сцене уже играл струнный оркестр. В большом зале собралось довольно таки много людей. Дамы в пышных платьях, их кавалеры во фраках, сшитых на заказ. Официанты с подносами. Три сотни человек не меньше. Да. Полиция долго будет смывать кровь с асфальта. По стилю одежды сразу можно было сказать, что большинство гостей Терране. И лишь с полсотни Имперцев. Цветовая гамма одежды всё так же не велика. Преимущественно светло-розовые и бежевые тона у женщин. И цвет слоновой кости у мужчин. Но были и те, кто предпочёл выделиться. Ярко-синее платье у Баронессы Мерингальди из Империи. Спокойная и рассудительная женщина. Молодая, но умна не по годам. Черное платье у вдовы Сен-Клер. В свои 77 она сохранила шарм двадцатипятилетней. Делайла не раз помогала Дитриху, не смотря на то, что знала, к какой из сторон он принадлежит. А так как она и по сей день, являлась главным архивариусом библиотеки Ватикана. Лоэнгрин не упустил возможность подлатать старые связи. Его черный костюм со стойкой и рукавами, скрывавшими кисти рук до первых костяшек, прекрасно гармонировал со сдержанным, но элегантным платьем дамы. -Графиня Бордоская – протянул Кукловод Он принял протянутую руку и легко коснулся губами костяшек пальцев дамы. От неё пахло жасмином. В серых, почти прозрачных, глазах Графини блеснул огонёк, когда ангельский мальчик улыбнулся ей -Герцог Германский. Какая встреча. – Слащавый голос так не подходил её возрасту, что казалось, будто за маской старости прячется молодая интриганка. Фактически так оно и было. – Сколько мы не виделись? -Довольно долго, чтобы соскучиться, но не настолько долго, чтобы забыть. – Юноша слегка поклонился. Женщина скрыла за веером большую часть лица. Оставив видимыми лишь глаза. -Герцог. Вы так юны. И всё же предпочитаете, компанию молоденьких дам, обществу старухи. Делайла посмотрела в глаза цвета тёмного золота, казалось её испытывающий взгляд, у любого выбьет почву из-под ног. Но не в этом случае. Графиня уступало Дитриху в росте и потому ему пришлось наклониться, дабы лишь она одна услышала его слова. -Любая женщина, вину подобна. С годами вкус вина не меркнет. Он становится насыщенней, богаче. И потому, чем старше вино, тем оно лучше и дороже. И Вы, с годами, становитесь прекрасней. Нежели те молодые и неопытные барышни. – Он говорил тихо. Его голос словно прикосновение бархата, ласкало кожу. Юноша выпрямился в спине, одарив собеседницу ещё одной лучезарной улыбкой. Графиня негромко засмеялась. -Льстец – бросила она, улыбаясь – ты младше меня лет на пятьдесят. А я краснею как школьница перед балом невест. -Приношу свои глубочайшие извинения за столь необдуманный поступок. Лоэнгрин поклонился, за что получил лёгкий удар веером по плечу. И вновь его фарфоровое лицо тронула улыбка. -Я превелико извиняюсь, но боюсь, что мне придётся Вас покинуть. Графиня Делайла Сен-Клер. Меня ждут другие…и ещё кое что – уходя от слегка обернулся – не задерживайтесь здесь. – Тёплый юношеский голос, словно по щелчку пальцев, стал вновь холодным и расчётливым. Женщине не нужно было объяснять. Она всё поняла. И разыграв старческое недомогание, вскоре удалилась. А Лоэнгрин позволил себе немного отдохнуть. Направившись к столу с морепродуктами Дитрих долго не думая, положил себе на тарелку пару креветок. Креветки оказались лучшего качества. Без привкуса резины и соли. А чего ещё ожидать от самого богатого человека в городе. Шампанское так же отличалось отменным качеством. Хоть юноша и не любил пузырчатое, выпить хотелось, а вина гостям не предлагали. Приём в лучших традициях дворянских домов. Позаботились даже о том, что каждый канделябр был украшен белыми розами. От чего их аромат заполнял всю залу. Время шло. А Раду до сих пор не появился. Внутренний голос Кукловода предупреждал об этом. И, похоже, все опасения оправдались. Барон Луксора провалил задание или того хуже угадил в лапы инквизиции. А учитывая утренний инцидент с участием Дитриха и Брата Якова. Бедному Раду придётся несладко. Волна разочарования накрыла Лоэнгрина. Как же он не любил проигрывать сам, но ещё больше он не любил когда поражения терпят его подчиненные. Но он с мастерством профессионала прятал истинные эмоции за маской радости и расслабленности. Игра на публику и маски. Она за другой. Лишь первый раз это даётся нелегко. А потом становится неотъемлемой частью жизни. И со временем окружающие тебя люди перестают различать. Где реальность, а где обман. Часы пробили полпервого ночи. В Ордене условились, что если Адептеус Мейнджер не появится к сроку, то Дитрих должен взорвать здание ровно в час. Осталось тридцать минут. А это тысяча восемьсот секунд. Время бежит неумолимо. И счёт идёт на сотни жизней. Прошло ещё двадцать минут. И Лоэнгрин решил больше не ждать. Через шестьсот секунд таймер дойдёт до нуля и сотня килограмм С4 превратит это здание в груду дымящихся обломков. Когда юноша покинул здание, коммуникатор на его ухе подал признаки жизни. Он слегка зашипел, а потом стал передавать, столь знакомый, леденящий душу голос. -Он так и не появился – хоть маг и находился за сотни километров от Кукловода, в нос юноше ударил приторный запах сигар. -Я был готов к такому повороту – абсолютно нейтральный голос, без намёка на раздражение – устройство сработает, как и планировалось. -Сколько там жертв? -Двести сорок три Террана и пятьдесят семь Мафусаилов, как и планировалось. Если не заметить, на ракушке уха небольшой прямоугольник из чистого золота, то со стороны казалось, будто юноша разговаривал сам с собой. -Прекрасно. Не разочаруй меня мой мальчик. Связь резко оборвалась. Дитрих ненавидел, когда его так называют. Но маг был выше рангом. И ему доставалось много большее. Лоэнгрин медленно, шёл по тротуару в сторону отеля. Его машина вернулась на стоянку, вместе с водителем. Так было нужно. Особых чаяний он не лелеял. Но всё же верил, что найдётся, хотя бы один человек решивший выехать на прогулку по ночному Копенгагену. Снегопад давно прекратился. И теперь остались лишь безмолвные строения, жёлтые уличные фонари и давящая на уши тишина. Идеальная постановка для фильма ужасов. Не хватало лишь бегающей тени. С каждой минутой становилось всё холоднее. Даже тёплые перчатки больше не спасали пальцы от замерзания. Мороз начинал щипать лицо, от чего Лоэнгрин постоянно жмурился. От скуки он начал считать шаги. «Триста семьдесят один, триста семьдесят два…»и так далее. Когда счёт приблизился к пятистам, юноша посмотрел на часы. Десять секунд до намеченного взрыва. «Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…». Ударная волна была такой силы, что стёкла даже на таком расстоянии задребезжали. Затем оглушающий рёв взрыва и огненный шар, взлетевший над домами в нескольких кварталах от Кукловода. Всё точно в намеченное время. Без задержек и проблем с оборудованием. Все-таки Мельхиор мастер своего дела. Запах горелых камня и плоти мгновенно распространился по улочкам города. Пробуждая интерес бродячих собак, прячущихся в подвальных помещениях старых домов. Где-то вдалеке завыли пожарные сирены. Но уже слишком поздно. В таких условиях никто не мог выжить. И всё-таки чудо свершилось. Вдалеке послышался рёв мотора. И вскоре из-за угла вырулил чёрный ягуар. Мальчик не стал останавливаться, голосовать. Он продолжал идти дальше. Словно ему было всё равно. Машина проехала мимо. И Лоэнгрин, как бы случайно, одним отработанным движением, убрал волосы с лица. Габаритные огни загорелись красным, и ягуар остановился. 8=3 ухмыльнулся «Хорошая киса». Водительское стекло медленно опустилось. За рулём сидел приятного вида мужчина. Лет тридцати на вид. Пепельный блондин, чьи вьющиеся волосы спускались ниже лопаток. С аметистовыми глазами. -Не часто встретишь на улице людей в столь поздний час – проворковал вампир. – Кто Вы юноша. Раз не боитесь гулять в такое время -Я все во лишь странник – Лоэнгрин сверкнул глазами, легко улыбнувшись – пытающийся отыскать дорогу домой. Мафусаил смерил Дитриха оценивающим взглядом. И хоть внешне он бол спокоен. В воздухе можно было почувствовать его опасение. -Куда Вы направляетесь? -Отель Централ. Близь старого вокзала. -Садитесь. *** *** *** Дитрих сделал телевизор погромче и направился в ванную. В экстренных новостях уже вовсю говорили о недавно-прогремевшем взрыве. О количестве жертв и о том, как храбрые спасатели пытались спасти выживших. Но выживших не было. Марионеттешпиллер позаботился об этом. Лоэнгрин посмеялся фразе, сказанной телеведущей экстренного выпуска новостей. -Спасатели не теряют надежды найти выживших в этой катастрофе. -Надежда…? – юноша обратился к собственному отражению в зеркале, он и вправду был немного ненормальным. Немного ли? — … это так глупо. Он снова тихо засмеялся. И в его глазах читалось удовлетворение. Он любил убивать, но ещё больше он любил устраивать теракты с взрывами. Да тела после этого почти не пригодны. Но эффект производит ошеломительный. Потому как он никогда не был скуп на взрывчатку. Пиджак уже отмок и был беспощадно заброшен в стиральную машинку, за ним последовала чёрная рубашка, та которую Дитрих одевал сегодня на вечер. Кожа цвета топленого молока, так контрастировала с его каштаново-золотыми волосами и глазами, чуть светлее цвета волос. Любовники кукловода, часто сравнивали его с фарфоровыми куклами, с их красотой и идеальной фигурой. И их ангельскими чертами лица. Ему это никогда не нравилось, но он не возражал. Ведь именно в это самая ирония, что кукловод так похож на своих любимец, фарфоровых кукол. Единственным дефектом его тела было неестественное искривление левой лопатки, шрам ещё со времён детства, когда отец пытался убить его. Тогда пуля прошла в трёх миллиметрах от сердца и в миллиметре от аорты, и повредила лопатку. В тот день погибла его семья и меньше чем за неделю оставшийся город. Кожа срослась, а вот лопатка осталась изуродованной. Самое интересное, что с той самой ночи, в какие бы переделки он не попадал, сколько бы крови не терял, на его теле не остаётся шрамов, и раны заживают очень быстро. Чёрная татуировка в форме пентаграммы на запястье. Единственный шрам, выжженный с помощью магии, который останется с ним на всю жизнь. Метка чёрного мага, символизирующая владение им. Смеситель в душе работал отменно. И горячая вода на грани кипятка казалось, может смыть любые проблемы. Лоэнгрин стоял уперевшись руками в холодный кафель, подставляя горячим струям спину. Вода падала на его плечи, стекала вниз по спине и исчезала где-то в трубах. Обычный человек и пяти минут не выдержал бы при таких температурах, так как ожоги первой степени обеспеченны, но Дитрих мог находиться в такой воде часами. Его болевой порог был намного выше, чем у обычных людей. Пока Лоэнгрин принимал душ. В номер кто-то зашёл. Свет по-прежнему был выключен. И это мешало с первого раза опознать столь позднего гостя. Телевизор работал исправно, но свет от него доходил лишь до постели. Напрочь отказываясь ступать дальше. В новостях всё так же говорили о взрыве. Кадры с места происшествия внушали неподдельные отвращение и ужас. На месте особняка образовалась небольшая воронка, а обугленные тела были разбросаны в разные стороны. Частично можно было обнаружить части тел. Шум воды резко прекратился и посетитель, медленно перешёл в коридор. Из ванной, вышел Дитрих. В белом махровом халате. Его волосы были всё ещё мокрые, и периодически с кончиков прядей срывались капельки воды и, падая на халат, моментально впитывались в ткань. Он ещё раз вытер волосы полотенцем, и зашвырнул его обратно в ванную. -Пошёл вон отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели – по голосу Лоэнгрин можно было сразу понять, что он недоволен. Щёлкнул выключатель. И комнату с коридором залил яркий свет. Перед Дитрихом, полу сгорбившись, стоял Раду. Вся его левая сторона тела была опалена. Кожа вздулась и почернела. Часть волос сгорела. Глаз залился белым. А пальцы на левой руке вообще отвалились. -У меня возникли осложнения на границе – пытался оправдаться вампир. Однако его голос «булькал» из-за того, что часть губ сгорела. -Мне плевать – отрезал Кукольник – ты не появился в назначенный срок и я сделал то, что должен был. -Но я привёз объект. Раду протянул юноше небольшой чёрный свёрток. Испуганный взгляд вампира уставился в пол. Лоэнгрин прищурился. -Зачем он мне теперь. – 8=3 выбил вещицу из руки вампира, его раздражала данная ситуация — Клиент уничтожен, и эта информация больше не представляет никакой ценности для нас. -Я был там – прошептал барон, опираясь о стену. -Да я вижу,…— фыркнул мальчик — Дурень появился там за секунды до взрыва. Ты ведь знал, что процесс становился необратимым за пять минут до…. И что в час пятьдесят я покину здание, если ты не появишься. Юноша не желал продолжать эту бессмысленную, уже, дискуссию. И достав из кармана халата электронный ключ, бросил его Раду. Он ненавидел этого вампира сейчас. -Люкс, пятьсот шестьдесят один. Специальная ванна уже готова. Иди. Приведи себя в порядок. Раду, поймав ключ, в спешном порядке удалился. Лоэнгрину быстро, отошёл от дурного настроения. И вскоре ему наскучило находиться в душном номере. По всем канал твердят одно и тоже. Задание выполнено. А снежинки больше не кружат за окном. Стоило открыть балкон, как морозный воздух ударил в лицо, приятно щекоча кожу. На улице было всё так же темно. Звёзды и луна были скрыты за толстым слоем облаков. Всё так же тихо. Уже не слышен рёв сирен. Вертушки не кружат над головами. Идиллия. Казалось, ничто больше не сможет нарушить его маленькую идиллию. Дитрих молча смотрел в сторону вокзала. Щурясь из-за столь яркого света прожекторов. Одной ладонью он коснулся бетонного ограждения. Снег от человеческого тепла мгновенно растаял. А по телу пробежал приятный холодок. Внезапно, с соседнего балкона, прямо к ладони юноши, прыгнул кот. Рыжий, чуть в более тёмную полоску. Стройный. С ярко-зелёными глазами. Кошак зевнул и уставился на парня. Кукловод повёл бровью -Чего тебе? Насколько это не было бы странно, но он обращался к коту. Тот лишь плямкнул языком и принялся тереться головой об руку 8=3, при этом утробно мурча. -Голодный что ли? Розенкрейцер подошёл чуть ближе и погладил кота по-спине. Шкурка оказалось гладкой и приятной на ощупь, словно шёлк. На животном был кожаный ошейник с надписью «Фауст». -Фауст? – Лоэнгрин улыбнулся – ну пошли. Дам тебе поесть Дитрих взял кота на-руки и понёс в номер. Фауст поначалу цеплялся когтями, за ворот халата, но быстро успокоился. И положив мохнатую морду на плечо юноше снова замурлыкал. В холодильнике ни колбасы, ни сосисок не оказалось. Только сёмга. Не поскупившись на животное, Лоэнгрин достал кусок сырой рыбы и аккуратно разрезал его на полосочки. К этому времени кот перебрался к нему на плечи и стал шумно нюхать воздух, чуя запах здорового ужина. -Почти всё. Потерпи ещё немного. Кукольник наконец-то смог разделаться с рыбой. И облизав жирные пальцы, уселся на край кровати. Когда Фауст полез носом в тарелку, он снова улыбнулся. И в этот момент в его глазах промелькнуло что-то по-человечески тёплое. Забота. Сострадание. К голодному коту, гуляющему по крышам, застывшего в ночи, январского Копенгагена.