Антикоминтерновский пакт

— … на этом я хочу закончить своё выступление и передать слово человеку, который подробнее объяснит некоторые пункты. Клаус фон Вольфштадт, прошу. Министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп поприветствовал меня аплодисментами. Признаться, не люблю выступать на публике: предпочитаю дело слову. Но герру фон Риббентропу, очень уважаемому как в армейских, так и в политических кругах человеку, отказать было невозможно. Я понимал, что, как бы мне ни было это неприятно, произнести речь придётся. Поднявшись со своего места в дальнем углу конференц-зала, практически всю середину которого заняла японская делегация, я направился по длинному проходу к сцене. Но этот запах цветов, такой сладкий… я не мог собраться с мыслями, мне даже казалось, что запах доносится от одного из японцев. Того, симпатичного, которого посол Японии представил как свою правую руку, Таки Рейзена. Не верилось, что он, такой утончённый, аристократичный, осознанно лишил себя всей той роскоши, в которой жил. Отдав герру фон Риббентропу честь и поменявшись с ним местами, я встал рядом с микрофонами на трибунах. Лишь по лицам в зале я понимал, что не сбился с заученного текста. Своих слов я не слышал, всё ещё пленённый цветочным ароматом. Мой взгляд бегал по лицам представителей японской делегации до тех пор, пока не нашёл того юношу. Ещё проходя к трибуне, я заметил, что вид у Рейзена был скучающий. Я прекрасно понимал и разделял его чувства: сам, пока меня не вызвали, клевал носом. Но сейчас в его взгляде всполохнул интерес, правда, не был уверен, заинтересовали ли его мои слова, или я сам. Сразу после подписания пакта был объявлен банкет. Я всегда считал, что меня сложно удивить, но это определённо удалось человеку, который подал идею герру фон Риббентропу. Я не понимал привычки отмечать подписание военно-политического соглашения пьянкой. Но, как бы то ни было, подчиниться пришлось. Глазами я искал помощника посла Японии, и, признаюсь, был удивлён, что не смог сразу обнаружить в толпе этого утончённого юношу. Он был окружён моими коллегами. Они весело о чём-то болтали, но по лицу Рейзена было видно, что проблемы с взаимопониманием между ними явно имелись. Прятать улыбку мне стало тяжело. За попытками коллег разговорить японца, плохо зная его язык, весело было наблюдать. — Герр фон Вольфштадт, — услышал я и оглянулся. Судя по недовольному лицу собеседника, я выпал из разговора и не реагировал на попытки меня дозваться. — Прошу прощения, — улыбнулся я. — Так о чём мы? — Герр фон Вольфштадт, вы весьма невнимательны. Наши азиатские гости хотели бы уточнить кое-что по теме вашего доклада, — пытаясь сдерживать свою злость, проговорил он. Я повернулся к японцам. С удовольствием избавился бы от них и направился бы к Рейзену, но опрометчиво поступать так, когда за тобой следят. Вздохнув, я принялся разъяснять непонятные детали. Сейчас я впервые в жизни радовался, что мой отец был так помешан на Японии, что даже заставил нас с сестрой учить язык. Признаться честно, мне казалось, что лишь из-за этого умения меня пригласили на эту встречу. Когда с расспросами, наконец, было покончено, я снова попробовал найти взглядом Рейзена. Долго искать не пришлось. Парень был уже не в лучшем состоянии — чуть красные щёки, влажный, немного пьяный взгляд — судя по всему, мои коллеги его напоили. Вздумали украсть цветок, который я приглядел себе первым! Я продолжил наблюдать, и, как и ожидалось, вскоре они куда-то потащили его. Внутри стремительно нарастала злость. Следуя инстинктам, я направился за ними. *** Японец был красив, аристократично утончён, чуточку женственен, но даже под воздействием спиртного офицеры понимали, что перед ними всё же мужчина. Они догадались, что спиртное плохо действует на него, только когда он уже не мог держаться на ногах, хотя и выпил всего пару бокалов. Словно пылающие изнутри огнём щёки, ватные ноги, дрожь в руках: последний раз Таки чувствовал себя так странно пару лет назад, когда впервые попробовал алкоголь. — Я же просил, не надо, — покачиваясь, он схватился за кого-то из новых знакомых и поднял на него взгляд. Лучше бы он этого не делал! Раскрасневшийся, с влажно блестящими затуманенными глазами, молодой японец выглядел настолько сексуально, что цель спаивания тут же сменилась с «просто расслабится и завести новые знакомства» на «использовать этого надменного аристократа для собственного удовольствия». Переглянувшись, заговорщики повели добычу к выходу, а там по лестнице и на второй этаж к комнатам. Алкоголь ударил в голову не только плохо переносящему его Рейзену, но и всей их компании. Тогда никто из них и не думал, что эта затея плохо закончится. Они завернули в первую попавшуюся комнату. Возиться с освещением не стали. Их было трое, и никому из них мужчины особо не нравились, но все немногочисленные женщины на приёме были жёнами высшего командования Рейха. А то, что случайная жертва плохо переносит алкоголь, так это же, думалось им, только хорошо! Будет меньше сопротивляться. Сейчас Таки соображал кое-как. Но, если разум отказывался повиноваться своему хозяину, мысли текли вяло и тягуче, словно сладкий ликёр, то тренированное тело по-прежнему реагировало на все внешние раздражители почти моментально. С него снимали китель, стаскивали брюки, расстёгивали рубашку и целовали открывающуюся кожу. Потом китель полетел на пол, и кто-то из соблазнителей схватил Таки за волосы, заставляя запрокинуть голову, коснулся губ. А тот, кто занимался штанами, резко стянул их вниз вместе с бельём. Кожу обдало прохладой, и тело неожиданно отозвалось. К выпирающей тазобедренной кости прикоснулись чьи-то губы, тёплая ладонь принялась медленно и аккуратно массировать полувставший от прохлады член. Таки не удержался и простонал в чьи-то губы, настойчиво целовавшие его сейчас. Мысль о том, что он зря это сделал, посетила его гораздо позже, чем следовало. Таки не слишком хорошо понимал, кто перед ним, но до него уже начало доходить, что происходит, и к чему это может привести. И его это не особенно устраивало. Но единственное, что получилось в таком состоянии — укусить целовавшего его мужчину и отпихнуть двух других. Офицеры были настолько удивлены тем, что их жертва нашла силы для сопротивления, что не сразу сообразили, как отреагировать. Хотя вряд ли им удалось бы продолжить, потому что в этот момент в дверях появился незнакомец. — Что вы здесь делаете? — определённо, этот человек был немцем, мозг Таки переводил его слова уже на автомате. — Герр фон Вольфштадт? — неуверенно поинтересовался кто-то. Со стороны двери послышалось тихое, но угрожающее рычание. Таки решил, что у него пьяные галлюцинации. Человек же не может рычать, правда? — Я спросил, что вы здесь вздумали делать? — тон мужчины был вроде бы спокойным, но троица встала, оцепенев, а вот Таки был абсолютно уверен, что этот герр фон Вольфштадт смотрит не на своих замерших в испуге коллег, а на него. Может, и вправду это происходило не наяву? — Выметайтесь отсюда, и я, так и быть, не доложу об этом начальству, — всё так же спокойно протянул мужчина и прошёл в комнату. Неудавшиеся соблазнители быстро ретировалась, даже потрудившись закрыть за собой дверь. Таки забыл, что хотел сделать, стоило незнакомцу подойти почти вплотную. Его карие, практически золотые глаза завораживали. *** Когда мне всё-таки удалось покинуть праздник, я молил Мадонну, чтобы она позволила мне не опоздать, чтобы этот прекрасный юноша остался невинным для меня. Поднявшись на верхний этаж, я безошибочно нашёл ту самую комнату по одному лишь приглушённому стону, раздавшемуся из-за двери. То, что я увидел, распахнув её, меня хоть и не обрадовало, но успокоило. Эта троица далеко не зашла. А вот то, что случилось потом, меня позабавило. Мой цветок оказался с шипами. Укусив одного соблазнителя и оттолкнув остальных, ему удалось вывернуться из их ловушки. Это не могло меня не радовать, но я понимал, что если меня и дальше не будут меня замечать, то Таки будет в опасности. — Что вы здесь делаете? — наконец подал я голос. Офицеры обернулись, и каково было моё удивление, когда я узнал своих подчинённых! Временных — на период работы над пактом. На приёме я не успел как следует рассмотреть их лица, потому узнал только теперь. Сейчас они замерли передо мной, словно в ожидании приговора. Кажется, все трое были изрядно пьяны. — Герр фон Вольфштадт? — неуверенно поинтересовался один из них. Видать, тоже с трудом узнали начальника. Против моей воли у меня получилось нечто, напоминавшее рык. Такое бывает только тогда, когда я зол. А в тот момент я был просто взбешён. Я перевёл взгляд на Таки, который так удачно встал рядом с окном. Лунное сияние было замечательным освещением, и в нём мой цветок становился ещё прекраснее. — Я спросил, что вы здесь вздумали делать? — требовательно поинтересовался я и снова перевёл взгляд на офицеров. Я видел, как они медленно приходят в ужас. Оно и к лучшему. — Выметайтесь отсюда, и я, так и быть, не доложу об этом начальству, — практически безразлично бросил я. Эти кретины были, видимо, так напуганы, что, сбивчиво извинившись, вылетели из комнаты. А мне оставалось лишь пройти вглубь, туда, где ждал меня мой Таки. Он был прекрасен — бледная кожа, лёгкий румянец, растрёпанные волосы, небрежно спущенные штаны, наполовину расстегнутая рубашка… О, Мадонна! Судя по всему, я попал в плен. С трудом отведя взгляд от завораживающего вида, я попытался понять, где мы. Помещение оказалось рабочим кабинетом герра фон Риббентропа. Не на такую удачу я рассчитывал, но решил, что и это сойдёт. Вновь взглянув на Таки, я улыбнулся. Он пытался оттянуть подол рубашки вниз. Судя по всему, пикантная ситуация возбудила этого холодного, на первый взгляд, юношу. Я наклонился так, что наши лица оказались на одном уровне, и не смог удержаться: мягко поцеловал чуть припухшие губы моего цветка. Не встретив сопротивления, я поднял его на руки и понёс к дивану, что был аккурат за ним. И рухнул, запнувшись в темноте о складку ковра, успев, правда, опустить свою ношу на диван. Полы рубашки задрались, открывая мне аппетитный вид возбуждённого и заалевшего от смущения Таки. От неожиданности он даже забыл о том, что хотел от меня спрятать, и я сумел рассмотреть его соблазнительное тело во всех деталях. — Ты очень красив, знаешь? — наклонившись к алому уху, прошептал я, и получил в ответ серьёзный, даже сердитый взгляд. — Не надо на меня так смотреть. Тебе неприятно, что это говорит кто-то вроде меня? — Вполне возможно, — ответил он. Я усмехнулся. То, что именно я смотрел на него, было ему приятно, и ещё как! Я чувствовал это. Лёгкая дрожь могла пробежать по его телу либо из-за прохладного ветра, задувавшего в открытое окно, либо из-за возбуждения. Мне всё же больше нравился второй вариант. Говорить что-либо уже не было смысла. Согнув в коленях его ноги, я просунул руки под его штаны и коснулся пальцами подтянутых икр. Таки на мгновение забыл, как дышать. Мне не удалось удержаться, хоть я и планировал расшнуровать и снять с него обувь. Это я, конечно, сделал уже в следующее мгновение. А когда за обувью последовали штаны, я опустил одну ногу и позволил себе коснуться губами икр второй, что по-прежнему была у меня в руках. Таки закрыл глаза и резко вздохнул. Уложив стройную ножку на спинку кожаного дивана, я придвинулся к нему ближе. Ему определённо это нравилось, иначе бы он попытался отстраниться. Резко подавшись вперёд, я снова коснулся губ Таки своими, тут же углубляя поцелуй, вовлекая его в маленькую битву языков. И, что удивительно, он отвечал, отдаваясь мне. Касаясь кожи под наполовину расстегнутой рубашкой, я получал в ответ тихие всхлипы сквозь поцелуй. Возможно, это было оттого, что он догадывался, куда двигались мои пальцы. Остановившись в районе пупка и убрав руку, я снова услышал всхлип и понадеялся, что это знак того, что он хочет продолжения. Таки сам разорвал поцелуй и выгнулся мне навстречу, когда мои пальцы легко пробежались от мошонки к головке его возбуждённого члена. Я наблюдал за сгорающим от желания юношей. Он был поистине прекрасен. Обхватив рукой его член, я несколько раз с силой провёл от основания к головке, и каждый раз он издавал прекрасные стоны. Выступившую смазку я размазал по пальцам. И снова послышался неудовлетворённый всхлип, стоило только мне убрать руку. Я поднял голову и увидел его лицо — влажные от слёз глаза и едва сдерживаемое желание. Это выглядело настолько соблазнительно, что я не удержался и поцеловал Таки. Я намеревался хорошенько его подготовить, поэтому вновь обхватил его член и, задавая медленный ритм, снова провёл от основания к головке. И опять раздался стон, который он, судя по всему, сдерживать и не собирался. Мягко коснувшись напряжённого сфинктера, я начал медленно массировать его, расслабляя и проталкивая палец внутрь. Было тесно, но смазка помогла смягчить боль, я слышал доказательства этого в голосе Таки. Его даже не нужно было просить расслабиться, он расслаблялся сам, поддаваясь. Тут уж мне стало тяжело сдерживаться. Медленно вынув пальцы, я принялся расстёгивать брюки и уже вскоре вытянулся над Таки, упираясь рукой в подлокотник. Сказать что-либо не представлялось возможным, мне лишь оставалось надеяться, что он всё прочтёт в моих глазах. Я медленно качнулся, и он зажмурился, пытаясь расслабиться. А когда он полностью принял меня, я заметил, как он изо всех сил пытался сдерживать стон. Я проклинал себя за свою невнимательность, но теперь было уже поздно. Я был готов понести любое наказание от моего цветка, но только потом, а сейчас пусть он будет принадлежать мне и стонать подо мной. И это были последние мои мысли на тот момент. Уже в следующее мгновение я начал медленно двигаться, набирая темп. Уставшие, восстанавливающие дыхание, мы лежали на кожаном диване. К тому моменту, когда всё закончилось, Таки протрезвел, во всяком случае, кроме возбуждения в его глазах я ничего не видел. Пока он осознавал, что произошло, я аккуратно выскользнул из него, встал и направился к столу герра фон Риббентропа, на ходу застёгивая штаны. Нашёл телефон и попросил своего водителя приехать и отвезти меня домой. Когда я обернулся, Таки уже пришёл в себя и, судя по его взгляду, полному ужаса, осознал, что мы сделали. Я опустился на колено напротив него, так было удобнее смотреть в его лицо. — Будь моя воля, — начал я на его родном языке, — я бы бросил свою страну и стал служить лично тебе, чтобы ещё раз увидеть, насколько ты прекрасен в лунном свете. Я улыбнулся, и, кажется, этих слов ему было достаточно. Неужели он почувствовал, что я практически признался? Он протянул мне ногу, возможно для того, чтобы я подтвердил свои слова делом. И будь я проклят, если бы не коснулся его колена губами. Позже мы оба ушли с банкета и сели в машину. Шофёр довёз нас до моего дома в Берлине. Ночь только начиналась…