Больной, безумный мир.

- Привет, Дарья! - Здравствуй, Виолетта. - Как дела? - Да как у Ульянова в Мавзолее. - А ты всё шутишь. Тебя, наверное, бесит тот факт, что мне нравится Валера. - Гм, и ты надеешься стать его судьбой? - Конечно. - Будь хорошей девочкой. Подари ему пару-тройку детей, а лучше сразу пятеро внучат, - Дарья сказала это с таким видом, будто бы её ничуть не коробит от подобной слащавой самоуверенности Виолетты, - Давай я тебя лучше с Мавриным познакомлю. - Каким? Неужели тем самым, который когда-то был из "Металлаккорда"? - Да-да, тем самым. Сержик Маврин и есть этот рыжий и татуированный товарищ. Вы только посмотрите, как он изящно извлекает фразу за фразой из своей скрипочки, задирая свой нос прямо к люстре с прозрачными пластмассовыми висюльками и водя этим носом, будто бы дирижируя кому-либо. Рыжик пригласил Виолетту в консерваторию на концерт. Она сразу же согласилась, но он сказал: - Спроси разрешения у родителей Христа ради. Нельзя просто так. Уж я-то знаю, - Сержик схватиться татуированными руками за голову, испытывая отчаяние. Он продолжил говорить, - У меня дочь взрослая. Ты даже не представляешь всё то, что мне пришлось пережить, пока я её воспитал. Я, честное слово, никогда так не убивался из-за ерунды, никогда прежде так не боялся допустить ошибки. Я молюсь за неё больше, чем за себя. И всегда, всегда, прежде чем понять, что в своих выходках она виновата сама, я прежде всего обвинял себя. Меня порой швыряет в обмороки и кидает в слёзы. Я абсолютно ни в чём не виноват, Господи! Когда дочери исполнилось восемнадцать, моя жена сказала, что давно ждала этого момента. И ушла, - Рыжик сделал театральную паузу, - С тех пор моя любовь к ней умерла. Странный дар и наказанье быть к любви приговоренным. Я клянусь, нет большей казни, чем земная любовь! Вот так. И сама Анна с тех пор стала для меня лишь привидением, будто бы она умерла. Но я, в тайне от всех, а порой и от самого себя, молюсь за неё. Когда я вижу её, делаю вид, что не заметил. Но на самом деле это очень больно. Больно, что ушла первая и единственная женщина, которую мне Бог послал. Она ушла потому, что я ей разонравился. Я, по её мнению, скучным стал, понимаете?! - Сержик чуть ли не плакал, - А раньше она как будто бы не замечала, что я, помимо игры на гитаре и чаепитий с друзьями, люблю вязать и печь пирожки. Я вообще по жизни тихий и скромный, самовыражаюсь с помощью музыки. Удивлению её не было предела, когда она, обзвонив все больницы и все отделения милиции, нашла меня на крыше, сидящим на одеяле, смотревшим на звёзды и евшим конфеты. Моя любовь к звёздам и конфетам повергла её в шок, я не могу понять, почему. Я ведь имею право любить то, что я люблю, а у меня это моё право отбирают любители стереотипов. О, веры больше нет, смыт надежды след, ни любви, ни жизни, - Рыжик уже вытирает слёзы платком, - Ну почему я по мнению этого, я бы сказал, какого современного общества должен любить клубы и тусовки больше чем вязать, звёзды и Бога?! Они, тащемта, заколебали меня! - Сержик уже практически сорвался на крик, - Нет, я по их мнению неправильный рокер и какой-то не такой! Я почему-то должен обменять своё здоровье на их отраву, свою искренность на их тщеславие! Они считают, я им должен! А они даже рокера от металлиста отличить не могут! За что такая жесть?! - он закрывает лицо руками и плачет навзрыд. - Ну-ну, Сержик, поори мне тут. Дело говоришь, только слишком громко, - сообщила монотонным голосом Дарья, - Я всеми лапами "за". Пора бы мне уже прекратить чувствовать себя Ильичом. Я не отец народов. Нет у меня совести. К тому же, я не хотела бы стать отцом этого народа. Когда представители этого самого народа говорят о "преступлении против моды", на самом деле они говорят о преступлении против аморальности. Аморальность есть образ жизни подавляющего большинства людей. Я не то чтобы шовинистка, но это ж величайший и могучий народ, который нельзя было просто так одурачить какой-то там модой. Да безусловно у советской власти были и минусы, но плюсы, которые мы потеряли убеждают меня в том, что эта зараза "тщеславие" победила наш народ. Мы ведь развалили самое могучее государство на Земле. Наше государство. Мы превратили сами себя из образованного народа в продажный народ. Смотрите же, эта мерзость не с проста носит одежду, которая больше похожа на бельё. Этот глянцевый ширпотреб одевается так, дабы продать подороже своё тело, состоящее одну наполовину из резины и силикона, а на другую - из штукатурки, блёсток и накладных когтей с ресницами. Внутри - резина и органы, самое ценное, что в них есть. Души-то нет. Она уж продана дьяволу. Имя дьяволу - попса. Вот о чём они там воют, как думаете? - Наверно, о любви? - спросила Вилу. - Чёрта с два, дружок, - принялся разубеждать её Сержик, - Они проповедуют пошлость и обман одним своим видом. Они продались, ты разве не знаешь? Да не приведи Господь, тебе приснится та любовь, о которой поют эти зелёноволосые красноглазики в платье из какой-нибудь, прости Господи, протухшей рыбы. Не дай Бог мне дожить до тех времён, когда леди будут выпираться на улицу в том, в чём выпираются на свет Божий эти лохматые черти в блёстках.