Ночь незаданных вопросов

– **** звездная дата. Вчера на планете Санктор в ходе выполнения стандартной разведывательной высадки погиб старший помощник и офицер по науке Спок. Капитан помолчал несколько минут, а потом добавил: – Знаю, что не положено делать такие записи в бортовом журнале, но я, Джеймс Т. Кирк, капитан корабля «Энтерпрайз», хочу отметить здесь, что мне трудно будет жить без коммандера Спока. *** Если бы нашелся какой-нибудь безрассудный человек, не испугавшийся последующей перспективы пройти особо жестокий и скрупулезный медосмотр и рискнувший спросить доктора Маккоя о смысле жизни, то он нарвался бы на цветистую и многословную отповедь. Но это если бы доктор был трезв, зол и мрачен. Если бы доктор был спокоен и всем доволен (что уже само по себе редкое явление) или умиротворённо пьян (что бывало еще реже), он бы, возможно, пустился в философские рассуждения, в которых вскоре и запутался. Доктора больше интересовали вполне конкретные проблемы: переломы, ушибы, на худой конец – аппендицит, или, в идеале, какая-нибудь локальная вспышка эпидемии, а вовсе не туманные вопросы бытия. Короче говоря, никакого определенного ответа от Маккоя добиться было нельзя. Но вот если бы доктора спросили, в чем смысл жизни вулканца, то тут ответ был бы более чем конкретным. В простых, но емких выражениях доктор сообщил бы, что о смысле жизни всей расы доморощенных занудноватых гениев он, конечно, судить не отважится, но цель существования одного конкретного вулканского засранца он определенно знает. Сколько бы вышеупомянутый засранец ни прикрывался своей гребаной логикой, но цель у него явно было одна – доставать доктора Маккоя бесконечными пикировками, постоянными уклонениями от текущих медосмотров, сколь бы нелогичным это ни было, а, главное, поднятием брови и снисходительным взглядом. Тут доктор ввернул бы еще пару-тройку едких выражений, характеризующих зеленокрового выскочку, хотя это совсем не имело бы отношения к вышеобозначенному вопросу. Только вот никто из экипажа «Энтерпрайза» не спешил узнавать мнение доктора на этот счет. Не то чтобы никто не интересовался: скорее, никто не задумывался. Не было нужды, не было повода. *** Впервые капитан Кирк задумался о смысле жизни в целом и смысле жизни одного конкретного вулканца в частности, подставляя лицо мелкому гадкому дождю на очередной исследуемой планете. Дождь не служил маскировкой – не было рядом абсолютно никого, кто мог бы осудить капитана за потерю самоконтроля. Или посочувствовать ему. Он и о своей-то жизни старался не задумываться, и уж тем более не собирался терзать друга расспросами. Тот навряд ли бы пустился в подобного рода откровения без неплохой дозы шоколада. Не успел. Боги, столько лет они уже были знакомы, и сколько все же осталось незаданных вопросов, не открытых секретов – успеется. Так всегда… Он переместил руку так, чтобы заслонить уже совсем холодное лицо Спока от дождевых капель. – Прости меня. Сколько раз ты вытаскивал меня черт знает из каких передряг, а тут самое простое, самое обычное задние. Какая-то мелкая безликая планета, тьфу, и вот... Прости, я не успел, прости. Джиму хотелось кричать, но сил не было даже на это. Ему показалось на мгновение, что в эмоциональном плане он сам уподобился Споку, только, в отличие от того, ему не придется подавлять чувства – они попросту выгорели. В чем был смысл жизни его первого помощника? Наука, наука, наука, попытки доказать самому себе, что он вулканец до мозга костей, что держит эмоции под полным контролем, ухитряясь при этом мастерски игнорировать ухмылки Маккоя и закатывание глаз самого Джима. А еще, наверное, спасение его, Джима, жизни. Остроухий ангел-хранитель. Без крыльев, но вооруженный логикой и самой что ни на есть человеческой душой, той, что была в вечном конфликте с вулканским воспитанием и ценностями. Прости, друг, прости, это я должен быть сейчас на твоем месте, лежать под противным дождем на твоих коленях, устремив уже потухший взгляд в небо, которое, конечно, знало ответы на все вопросы, но никогда не делилось ими с живыми. Ты так и не нашел свой дом. Не успел. Твоя жизнь была поиском. В нем, наверное, и был весь смысл? Не вовремя. Все и всегда происходит не вовремя. Прощай. И прости. *** Впервые доктор Маккой задумался над этим же вопросом, когда, примчавшись в транспортаторную, увидел капитана и Спока, причем голова коммандера безвольно лежала на коленях Джима. Даже нет, не задумался – на это не было времени, сначала эта мысль, просто промелькнула в его сознании и исчезла, не оформившись. Он обдумал ее значительно позже, безразлично уставившись в металлическую поверхность столика, заляпанного вулканской «гемолимфой», никак не желавшей сворачиваться даже по прошествии столь внушительного промежутка времени. Спок был его другом – этого не отнять. Это никогда не произносилось вслух, но всегда подразумевалось и тщательно маскировалось самим доктором под иронию и презрение. Без словесных перебранок с вулканцем доктор заскучал бы уже давно и бесповоротно. А еще Спок как никто другой умел вправлять мозги капитану и тушить не всегда к месту загоравшийся энтузиазм. Если Кирк был капитаном, душой корабля, то Спок был… нет, не мозгом. Точнее, он был мозгом, да еще каким, но сейчас доктору почему-то казалось кощунственным сравнивать Спока с машиной. Он был… концентрированной совестью, что ли, честью. Нет, конечно же, и совесть и честь – неотъемлемые качества для любого человека, тем более работающего во флоте, и тем более – на «Энтерпрайзе», но… Если бы старпома сожрала какая-нибудь каракатица, или он наглотался бы протухшей водички, вытаскивая капитана из очередного переплета, или подхватил бы особо опасную неизвестную лихорадку, действующую исключительно на вулканцев-полукровок, и кто-нибудь спросил бы доктора Маккоя, что в этом случае станется с капитаном Кирком, тот бы хмыкнул и ответил, что капитану придется очень непросто. До тех пор, пока не появится другой старпом, столь же нудный и ответственный, и не сделает за капитана все накопившиеся отчёты. (Капитан, практически не пострадавший физически, спал в соседней палате под действием такой дозы снотворного, которой хватило бы даже на трех Споков, не говоря уж о человеческом организме. Не то чтобы Кирку это действительно было нужно по физиологическим показателям, просто доктор не мог смотреть на того оцепеневшего истукана, в которого превратился их некогда жизнерадостный и неунывающий капитан. Который так и не произнес ни слова после перемещения на корабль.) Кроме того, он пытался осмыслить еще одну вещь: как переживет некий доктор Маккой, если что-то случится с его другом, а, по совместительству, старпомом корабля. Хотя что он мог ответить наверняка? Капитан не простит себя, не сможет смириться с произошедшим, потому что всегда, всегда будет подсознательно ожидать увидеть у себя за правым плечом старшего помощника-вулканца. А сам доктор? Что Маккою какой-то вулканец? Даже не человек… Доктор со всей силы вмазал рукой по столику, на котором еще лежали разбросанные в беспорядке инструменты. Какой-то вулканец. А еще – один из двоих лучших друзей ехидного, но такого человечного доктора. – Нелогично… разбрасывать стерильные… хирургические инструменты… доктор… Слабый полушепот словно выбросил доктора из кресла. – Спок, какого… Он заметался вокруг койки, подключая заново приборы и перенастраивая оборудование. – Физиология… совсем другая… – Я про вашу «совсем другую физиологию» уже сто книг перечёл за то время, что ты на корабле. Доктор никогда бы не признался себе, но каждого медосмотра вулканца, особенно поначалу, ждал чуть ли не с тихим ужасом. Ну как признаться, что не так-то и много было в наличии знаний о загадочной анатомии и физиологии остроухих засранцев, которые не хотели давать и капли лишней информации о себе. – Бывает… такое… Редко. Неудивительно, принимая… во внимание наш климат… Перечитайте еще… раз… свои книги. Показатели стабилизировались на глазах. «Все, пора садиться за диссертацию», – уныло подумалось доктору, никак не желавшему хоть в чем-то признать свою медицинскую некомпетентность. – Спок, как же я все-таки рад. Он, невзирая на трубки и перевязанную грудь пациента, наклонился и, как мог осторожно, обнял его за плечи. – Засранец зеленый, как же ты меня напугал, – почти шепот. – Я тоже рад вам, доктор. Спок, очевидно, смутился, но ему сейчас все было простительно: никакой организм, даже вулканский, не стерпит подобных издевательств, а тем более – доз препаратов, введенных доктором на грани отчаяния. Так что сие вопиющее вербальное проявление эмоций можно было списать на действие лекарств. Ну или назвать новым уровнем спокового сарказма. Спок еще был жив при перемещении на корабль, но жизненные показатели были настолько слабы, что их было сложно обнаружить без мощнейшего медицинского оборудования. А потом, через полчаса после прибытия, они совсем сошли на нет. Маккой, не отпуская его, довольно улыбнулся себе под нос – стоило пережить какой угодно стресс, чтобы услышать такое от любимого вулканского засранца. – Что бы ты там себе ни навыдумывал, мне просто совершенно не хотелось портить медицинскую статистику по кораблю. – Я ничего не выдумывал… Я видел только что… через твое прикосновение. – Ну и черт с тобой. Можно подумать, ты этого раньше не знал. Маккой еще раз проверил всевозможные показатели – до нормы еще далеко, но жить уж точно будет. Доктор не рискнул отходить от своего подопечного ни на шаг, а вызвать медсестру ему даже не пришло в голову. Он просто не мог доверить сейчас Спока никому другому. Просто не мог. Зато какой потрясающий компромат на холодного безэмоционального коммандера был у него в руках – ведь камеры фиксировали все их слова. Маккой мысленно потер руки. Теперь ему точно будет чем уесть остроухого! А нечего было так их пугать! Вспоминать последние часы отчаяния было страшно даже сейчас. Маккой заснул в кресле рядом со старпомом. *** Кирк лежал и глядел в потолок уже достаточно долго. На потолке не было совсем ничего интересного, даже самой маленькой трещинки, но капитан и не стремился там ничего рассмотреть. Он сейчас жил в прошлом. Потом резко встрепенулся, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, активировал голосом капитанский журнал. – **** звездная дата. Вчера на планете Санктор в ходе выполнения стандартной разведывательной операции погиб старший помощник и офицер по науке Спок. Он помолчал несколько минут, а потом добавил: – Знаю, что не положено делать такие записи в бортовом журнале, но я, Джеймс Т. Кирк, капитан корабля «Энтерпрайз», хочу отметить здесь, что мне трудно будет жить без коммандера Спока. Из соседней палаты донесся немного хриплый голос: – Капитан, это не по Уставу. В любом случае, вы ненадолго остались бы без коммандера, для Звездного Флота это неприемли… Договорить фразу Споку уже не дали. *** Как это часто бывает, все вопросы о смысле жизни были позабыты до следующего раза. Успеется.