Горячо-холодно

— Это ж надо быть таким мудаком — отжал у меня этого капитана и продул, — голос заполняет всю комнату, бьется об потолок мутными волнами. — Слабак, неудачник, возись с тобой теперь. Цанг Ду устало морщится. Как всегда, ему кажется, что в спальне не один Базз-Би, а как минимум четыре — и каждому не помешал бы регулятор громкости. Но Цанг Ду отлично чувствует его злость и бессильное отчаяние и понимает причины. Базз Би не любит проигрывать. О том, что вселенные разъединились, и армию Яхве отбросило назад, Цанг Ду узнает самым последним. Когда это происходит, он все еще умирает в ледяном саркофаге. Это как быть заживо замурованным в стену — ни глаз, ни ушей, ни рта. Потом лед дает трещину, кто-то — Цанг Ду не видит, кто, но догадывается по приглушенному яростному мату — подхватывает его и тащит, сначала мимо разрушенных зданий, потом по коридорам Ледяного Дворца. Его укладывают на мягкое, стягивают мокрую одежду, накрывают одеялом, и у Цанг Ду остается только одно желание: чтобы его оставили в покое и дали сдохнуть. Дворец покрыт льдом только снаружи, но холода в груди сейчас хватит, чтобы заморозить его изнутри. У мальчишки капитана отличный банкай, жаль, что удержать не получилось. Цанг Ду почти удается уснуть, когда Базз-Би приходит снова. Хлопает дверь, судя по характерному звуку, открытая с пинка, и знакомый голос грубо произносит: — Говори, чего делать. Цанг Ду нехотя открывает глаза и начинает раздавать скупые указания — шкафчик в ванной, правая верхняя полка, банка с желтой крышкой, перчатки снять не забудь. Согреться он согреется, лет через пятьсот, а вот раны на спине сами себя не обработают. Цанг Ду откидывает одеяло, подставляется под чужие руки и думает что это редкостное везение — единственный человек, от которого он согласен принять помощь сейчас рядом. Кровать слегка проседает, когда Базз-Би садится на край. Кожа Цанг Ду холодная, а скользящие по ней пальцы горячие. Это приятно, и он жмурится от удовольствия, пользуясь тем, что его лица не видно. Базз-Би прикасается к его ранам с большой осторожностью, как, наверное, прикасался бы к своим. Время от времени Цанг Ду хочется повернуться и напомнить, что он Железо и не сломается, но он молчит. Такой Базз Би ему нравится. Хотя Базз-Би обычный — нахальный, бесцеремонный, зажимающий в коридорах и лапающий за задницу прямо на построении, тоже неплох. — И скоро ты восстановишься? — спрашивает он, завинчивая банку — Цанг Ду слышит негромкое «чпок». Он прислушивается к своим ощущениям. Тело все еще как чужое, но кровь бежит по венам быстрее — помогло лекарство и чужое тепло. — Через день. Может быть через два. Шрамы конечно останутся навсегда — в Ванденрейхе не очень развита эстетическая медицина, и потом, ему все-таки не шальным кидо прилетело. Из тела вышел чужой банкай, удивительно, что вообще не разорвало на кусочки. Но Цанг Ду наплевать — шрамом больше, шрамом меньше, боевой машине без разницы. — Это хорошо, — одобряет Базз-Би. — Муж любит жену здоровую — Придурок, — фыркает Цанг Ду, утыкаясь носом в подушку. От наволочки пахнет дешевым кондиционером с лавандой, а от Базз Би почему-то горячим асфальтом. Прямо как на шоссе жарким летним днем, хотя Цанг Ду не может понять, откуда ему знаком этот запах. Он расслабленно прикрывает глаза, но лежать спокойно не дают — Базз-Би очерчивает шрамы, плавными, изучающими движениями, не имеющими уже никакого отношения к лечению, водит пальцами по лопаткам — это приятно и немного щекотно. — Знаешь, — задумчиво тянет он слова, — а ведь получилось красиво. Как будто у тебя крылья вот-вот прорежутся. Цанг Ду усмехается уголком рта. Дар Базз Би не подразумевает контактного боя с противником, поэтому шрамов у него нет, кожа гладкая, неповрежденная, идеальная. А вот к чужим шрамам его тянет. Рассеченная губа Цанг Ду, например, заводит моментально, и иногда это не очень уместно. Как тогда, в приемной императора, за десять минут до аудиенции (и ведь успел же, кот мартовский). Как сейчас. Прикосновения становятся сильнее и наглее — пальцы скользят по позвоночнику вверх-вниз, поглаживают поясницу, чертят на ягодицах овалы и треугольники. Простые движение пробирают до самых костей. Цанг Ду заводит назад руку, ловит и с силой выкручивает запястье, сварливо напоминает: — Раны выше. Он отлично понимает, чем все закончится, и Базз Би понимает тоже, но это такая игра, и они никогда не нарушают правил. — Я в курсе, — хриплый голос с игривыми нотками вызывает дрожь и мурашки, посылая в кровь мощную адреналиновую волну. — Я тебя хочу. Сыграем в горячо-холодно? —Сейчас? — уточняет Цанг Ду непонятно зачем. Он по интонациям чувствует, что происходит с Базз-Би, знает что сейчас у него потемнели глаза, напряглись мышцы пресса, а к головке длинного тонкого члена прилила кровь. Он наблюдает эту картину почти каждую ночь с тех пор, как они решили что им нравится трахаться друг с другом. Базз-Би наклоняется к нему, прикусывая за предплечье. Сильный вздох ерошит волосы на затылке. — А чем плохо сейчас? — Я сугроб, — Цанг Ду облизывает пересохшие губы, ерзает, и хрипит. — У меня не встанет. Протест получается каким-то вымученным, лучше бы он промолчал. Кроме того, в паху в противовес его словам уже тяжелеет. — Это мы еще посмотрим, — Базз-Би смеется ему в ухо, приглушенно и очень искренне. — Я тебя согрею. «Главное, не сожги», — хочет сказать Цанг Ду. Он с трудом сдерживает крик, когда а анус толкаются перепачканные мазью пальцы. Это слишком много и слишком резко, но с Базз Би или так, или никак. Никак Цанг Ду не устраивает, Базз Би нужен ему, чтобы дышать. Он окончательно сдается, когда горячий язык касается чувствительного места между лопаток, и мир начинает кувыркаться перед глазами. Цанг Ду приподнимается на локтях и коленях, прогибается в пояснице — низ живота сводит от предвкушения. — Черт с тобой. Трахай. Базз Би крепко обхватывает его бедра, к ягодицам прижимается возбужденный член, заставляя давиться стоном. Мышцы легко впускают чужую плоть, и Цанг Ду нетерпеливо поддается назад, насаживаясь до упора. Резкая, разрывающая боль вспыхивает и гаснет — завтра будет трудно сидеть, но сейчас это не важно, сейчас хочется еще и еще, до синяков и сорванного голоса, до красных кругов перед глазами. Мокрые волосы липнут к шее, по вискам струится пот, и Цанг Ду мотает головой, стряхивая с кожи холодные капли. Запах лаванды забивает ноздри. Базз Би трахает его сильными размашистыми движениями, жадно и глубоко, как будто они не виделись недели две, хотя последний раз был прошлой ночью. Беззащитная поза обостряет ощущения, делает их насыщенней и ярче, но вообще-то Цанг Ду такого не любит. Ему нравится лицом к лицу, дыханием в дыхание, и не нравится собственная уязвимость. Но на истерзанную спину сейчас не ляжешь, а отказаться от пожара внутри нет сил. Поэтому Цанг Ду утыкается лбом в спинку кровати, выгибаясь, кусая губы, вскрикивая в такт толчкам и изо всех сил пытаясь не кончить раньше времени, растянуть удовольствие еще ненадолго. Базз Би просовывает руку ему под живот, обхватывает напряженный член, сильным движением проводит по стволу, поглаживает головку. Цанг Ду благодарно стонет, подмахивая все сильнее. От каждого нового толчка в голове взрываются маленькие фейерверки, а возбуждение простреливает от груди до паха. Сознание заволакивает плотный туман, в котором тонут все мысли. Тепло обвивается вокруг талии, растекается по паху, прекращается в нестерпимый жар, заполняющий каждую клетку тела, ослепительный, всепоглощающий. Кончая, Цанг Ду падает в смятые простыни, тяжело и рвано дышит, пытаясь успокоить пульс. Ему теперь нужно собрать себя по кусочкам, вспомнить кто он, где, зачем. Но это подождет. Базз Би наваливается сверху — Цанг Ду ощущает спиной, как часто и гулко бьется его сердце — поворачивает на бок, склоняется над впалым животом и слизывает сперму. На губах играет довольная улыбка, как будто его только что объявили новым принцем света и королем Сообщества Душ впридачу. — Охуенно было. Наверное, даже шинигами в Готее услышали и подрочили. В этот момент Цанг Ду кажется, что сейчас у него действительно прорежутся крылья, и он взлетит. Потом они лежат в темноте и разговаривают. Вернее, говорит Базз Би: перечисляет имена погибших штернриттеров и по-мальчишески жалуется, что никого не успел убить сам, а Цанг Ду просто слушает его голос. Глядит в потолок и чувствует, как отступает холод. Уже проваливаясь в сон, он ощущает на себе сосредоточенный взгляд и открывает глаза. Базз Би сидит на кровати и смотрит в упор, в темноте его глаза почему-то кажутся непроницаемо черными, как у служанки Хашвальта. — Я тебе позвоночник выдерну, если еще раз позволишь себя побить, — обещает он обыденно и серьезно. — И скажу императору что так и было. Не дожидаясь реакции, он ложится и отворачивается, натягивая на себя одеяло. Цанг Ду усмехается в темноте. Он не разговорчив, основной монолог всегда происходит у него в голове, а финальные слова звучат просто. — Договорились, — расслабленно выдыхает он в широкую спину. Цанг Ду никогда не пытается понять, почему его так тянет к Базз-Би, он просто позволяет событиям идти своим чередом. И не может представить себя с кем-то еще.