туда и обратно

Своё восемнадцатое лето Ховон помнит отчётливо и до мельчайших подробностей. Иногда он не может сказать точно, что подарили ему на день рождения год назад, куда он ездил отдыхать весной или сколько ему было лет, когда он впервые поцеловался. Порой он не может вспомнить, что делал вчера – как и все взрослые люди, заваленный проблемами на работе или загруженный денежными вопросами – но восемнадцатое лето своей жизни он помнит по-прежнему ясно и чётко. В восемнадцать лет Ховон оканчивает школу, осознаёт, что детство больше никогда не вернётся, что он плохой сын, и так сильно подводит родителей тем, что проваливает вступительные экзамены в университет. В восемнадцать Ховон понимает, что лето этого года запомнится как пора тревог, сомнений и смутного страха перед неясным будущим. Иногда ему кажется, что это восемнадцатое лето просто приснилось ему во сне. Но на своей книжной полке стоит толстый альбом с фотографиями, на которых – дома, небо, море – и великое множество танцующего Ховона. Любой мог бы подумать, что этот альбом заведён лишь ради того, чтобы потешить эго его владельца, но Ховону неважно его содержимое – важен лишь тот человек, который сделал те фотографии. Фотографии – это напоминание. Напоминание о Ким Мёнсу, славном, безобидном и странном парне, который говорил, что в этой жизни по-настоящему хорошо умеет делать только три вещи – спать, фотографировать и путешествовать между мирами. Первым двум вещам Ховон верит безоговорочно – третьей поначалу не предаёт значения... На самом деле Ховон знает Мёнсу со средней школы. Они учатся в одном классе и даже живут где-то недалеко друг от друга – правила приличия предполагают, что они должны здороваться по утрам и прощаться, когда уходят домой, Ховон предпочитает кивок головы, Мёнсу не выглядит раздосадованным по этому поводу. Ким Мёнсу вообще выглядит как угодно - отстранённым, задумчивым, сонным (практически всегда) – но только не раздосадованным; иногда он улыбается – слабая улыбка едва-едва трогает уголки губ (все девушки, находящиеся неподалёку, приходят в восторг), но чаще лицо Ким Мёнсу остаётся абсолютно бесстрастным (восторг и восхищение будут обеспечены в любом случае). Впрочем, все эти гадкие мелочи совсем не то, что заботит Ховона. Их с Мёнсу точно нельзя назвать лучшими друзьями – даже хорошими школьными товарищами, за всё время совместной учёбы они вряд ли сказали друг другу больше трёхсот фраз, а ещё Ховон со смутным подозрением относится к людям, которые так сильно привлекают внимание окружающих. Иногда ему начинает казаться, что Мёнсу, конечно же, в курсе того, какое впечатление производит на девушек, что он прекрасный актёр и делает всё это специально, потом в голову Ховона приходит, что он слишком много думает об однокласснике, играющем в его жизни совершенно незначительную роль - тогда он прикрывает глаза, кивает головой в такт музыке, играющей в наушниках и представляет, какие движения станцует на этот раз. Когда учебный год подходит к концу, Ховон сдаёт выпускные экзамены – родители, а особенно отец, уверены в его успехе. Но он вдребезги разбивает их мечту о сыне-успешном высококвалифицированном специалисте-дом-машина-семья-собака-субботние совместные ужины нескольких поколений их многочисленной семьи. - Осенью я уеду в Сеул, чтобы заниматься танцами, – твёрдо произносит Ховон, сам удивляясь своей уверенности. Он помнит лица своих родителей – расстроенное – матери, сердитое – отца, и младший брат вздрагивает от слишком громкого крика. - Я не поступил, и не планирую учиться дальше, я буду ходить на прослушивания до тех пор, пока меня не возьмут в стажёры. Просто прими это, – просит Ховон устало, но отец кричит ещё очень долго, Ховон слышит это за запертой изнутри дверью своей комнаты. Крики не пугают его, как когда-то в детстве, единственное, из-за чего он чувствует себя расстроенным – он слишком неприлично поздно задумался о реализации своей мечты. Ховон не жалеет о принятом решении. Он действительно хочет этого. Он успокаивает себя мыслями о том, что он уже слишком взрослый для того, чтобы поступать так, как хочет его отец, и он не единственный его сын, не наследник – всегда такой серьёзный старший и не всеобщий любимчик младший. Танцы – его бунт, его маленькая локальная революция, и ему хочется, что это приняли как данность, пусть даже у отца и были абсолютно другие планы на его будущее. Чтобы лишний раз не встречаться с отцом, Ховон уходит из дома в обед и возвращается поздно – когда точно знает, что все поужинали и разошлись по комнатам. Днём он бродит по улицам, вечером вместе с Дону тренируется в танцевальном классе молодёжного центра, а после снова слоняется по городу. Иногда Ховон начинает чувствовать одиночество, иногда ему кажется, что он поступает неправильно, и ему не стоит расстраивать свою семью, – потом он понимает, что этого бы не произошло, если бы отец так категорично не относился к тому, чем его сын занимался большую половину своей жизни – тогда одиночество и сомнения сменяются злостью, тёплый летний ветер дует ему в лицо, принося с собой запах соли и свежесть с далёкого моря. Кажется, он будет скучать по этим вечерам, когда уедет в Сеул. Ховону тяжело признаться в этом, но он не очень любит тренироваться вместе с Дону. Наверное, Дону можно назвать его единственным близким другом, он отличный парень, и ещё ни разу не бросал в беде, но – у Дону всегда найдётся миллион вещей, о которых нужно успеть рассказать, у Дону всегда найдётся миллион дел, которые нужно успеть сделать, и миллион мест, куда нужно успеть сходить – всё это идёт в минус упорным тренировкам, которые отвлекают Ховона от всех проблем на свете. Ховон любит танцевать – больше всего на свете, пожалуй, ему не нравится, когда Дону так легкомысленно и вероломно бросает его ради огромной кучи разных дел. 'Как все нормальные люди' – поправляет Ховон себя – но Дону всё же считает чуть менее нормальным, чем он сам. Однажды Дону приводит с собой Мёнсу. Нет, серьёзно, того самого Ким Мёнсу. - Зачем ты привёл сюда спящую красавицу? – хмуро интересуется Ховон, но Дону только громко смеётся в ответ, демонстрируя ряд крупных ровных белых зубов. - Ты что, серьёзно называешь Мёнсу "красавицей"? Ховон тяжело смотрит на Дону, но тот лишь продолжает смеяться. - Не важно, – в конце концов, отвечает он, вздыхая. Даже если Мёнсу и оказывается другом Дону – неожиданно, но – это не его, ховоново, дело. Он просто танцует, как и всегда. Ховон танцует, пока Дону валяется на матах вместе с Мёнсу, и танцует, пока он разговаривает с ним о том, какие тяжелые в этом году были экзамены, и что они, возможно, совсем не будут скучать по школе, Ховон танцует, пока они болтают о том, что будет идти в ближайшем кинотеатре в следующие выходные, и снова танцует – когда слышит шёпот о том, что он, вроде как крутой и классный – ему плевать, что его обсуждают, он не вдаётся в подробности и не слишком прислушивается, но шёпот Дону всегда такой навязчивый и слишком громкий, что не обратить внимания просто невозможно. Вспышка – вот что действительно отвлекает Ховона, и когда он оборачивается, то видит, как Мёнсу улыбается ему, немного виновато, в его руках камера, наведённая прямо на него, и он успевает сделать ещё одну фотографию – на ней Ховон будет удивлённый, хмурый, вспотевший и весьма несимпатичный. Однако ему ведь плевать. - Извини, – говорит ему Мёнсу. – Я хочу сделать ещё несколько фотографий, пока ты танцуешь. Ховон жмёт плечами – этот жест может означать 'делай что хочешь' и 'да мне всё равно', Дону снова смеётся по ему одному понятной причине и до Ховона снова доносится что-то вроде чуть насмешливого 'так крут'. В результате Мёнсу появляется на тренировках снова и снова, с завидным постоянством, две недели подряд, фотографий Ховона у него становится всё больше и больше, но тот так и не рискует узнать, зачем они ему нужны, Дону является все реже и реже, 'это любовь' – говорит ему Мёнсу, – 'он больше не придёт' – так они остаются только вдвоём. Чаще всего они проводят вместе около трёх часов, Ховон думает только о том, как будет проходить прослушивание, он не особо уверен в себе, но всё же соврёт, если скажет, что ему не нравится то, что он видит в зеркале, иногда Мёнсу сидит в углу зала, внимательно наблюдая за ним, на чаще Ховон замечает, что Мёнсу просто лежит на матах или спит. - Ты что, по ночам по клубам шатаешься? – решается спросить он однажды – теперь они всегда возвращаются домой вместе, им, вроде как, по пути, только Мёнсу не знает, что после того, как они прощаются возле его дома, Ховон разворачивается и идёт гулять, один. - Ну да, вроде того, – следует ответ – и они снова замолкают. Возможно, со стороны их обмен ничего не значащими фразами выглядит ужасно неуклюже, но Ховон ещё во время учёбы замечает – Мёнсу не особо разговорчивый парень – как и он сам, а, если уж ему хочется коротать своё время, наблюдая за чужими танцами и делая фото – что ж, у каждого свои странности. Ховон уверяет себя, что всё это не имеет значения, но ему трудно не наблюдать за Мёнсу через отражения в зеркалах – в то время, пока сам Мёнсу наблюдает за ним. (может быть, со стороны это и правда выглядит несколько неловко) (ему, конечно же, всё равно) В середине третьей недели их неловкого общения, после окончания тренировки, Ховон подходит к матам и пихает задремавшего на них Мёнсу в плечо. Мёнсу вздрагивает, смотрит сонно, обиженно и так растерянно, словно он – потерявшийся в гипермаркете ребёнок. Ховон игнорирует внезапно ёкнувшее и застучавшее быстрее сердце. - Слушай, а тебе не пора домой? Торчишь здесь целыми днями, куда вообще смотрят твои родители? - Мои родители не здесь. Далеко... - Чёрт, прости, я не знал, – мямлит Ховон. - Что?.. Нет, с ними всё в порядке! – Мёнсу чуть улыбается, и Ховон чувствует себя глупо. – Я хотел сказать, что их нет в городе. Вообще я очень часто остаюсь дома один. Но ты ведь тоже постоянно здесь торчишь, разве тебя твои родители не теряют? - Всё нормально, я просто не хочу мозолить глаза отцу. Возможно у Ховона слишком тяжёлый и красноречивый взгляд – Мёнсу не решается переспрашивать. Дону действительно так и не появляется, а они, как и когда-то в школе, так и не заводят друг с другом нормальной беседы. - Я уже закончил. Можем идти домой, – произносит Ховон. Мёнсу неожиданно фотографирует его, прежде чем ответить 'хорошо'. - Может, хватит уже? – хмурится Ховон, ослеплённый вспышкой, но Мёнсу жмёт плечами и говорит, что ничего не может с собой поделать. - Я хочу сделать как можно больше фотографий. - Со мной? - Ты очень круто выглядишь, – Мёнсу смотрит прямо и честно, от искренности его слов Ховону становится неловко, он снова начинает чувствовать себя странно и глупо. 'Что это было вообще' – хочется спросить ему, но вместо этого он просто говорит: 'Идём'. - Погуляем? – предлагает он, это неожиданно даже для него самого, но слова уже произнесены, Мёнсу внимательно разглядывает его, и этот пронизывающий взгляд заставляет Ховона нервничать не в первый раз. - Погуляем, – отвечает Мёнсу. Потом они гуляют каждый вечер, по тихим, светлым улицам своего родного города – Мёнсу делает фотографии, и он негромко щёлкает, отчего-то, при этом, оглушая Ховона, сам он обычно стоит где-то неподалёку, всегда с явным неудовольствием попадая в кадр, 'эй, не будь таким, Хоя' – повторяет Мёнсу, новое прозвище звучит так непривычно, когда он снова и снова повторяет его. Мёнсу смеётся над всеми его нелепыми шутками – у неразговорчивого Ховона каждый раз словно язык развязывается, и он рассказывает Мёнсу незначительные истории из своего детства, о том, как в первый раз танцевал вместе с друзьями на одной из улиц города, о неприятностях с отцом, и: 'Я не поступил в университет' оказывается так неожиданно легко и просто произнести. - Я пытался искать работу, временную – на несколько часов в день, но у меня ничего не получилось. Мои пирожные в той пекарне рядом с домом подгорели, и ещё я рассыпал муку и сахар, из-за этого меня с позором выгнали на третий день. Я хотел работать в магазине, но вдруг стало так лень. Я временно безработный неуч, который сам не знает, чего он хочет. Наверное, танцевать – это всё, что я умею. - Я тоже ни о чём. В этой жизни умею только три вещи – спать, фотографировать и путешествовать по мирам, – произносит Мёнсу – звучит так обыденно, что сначала Ховон даже не обращает внимания – лишь через минуту переспрашивает: - Это шутка такая? – обидно, он ведь ему всю правду выложил. Мёнсу снова внимательно вглядывается в него, а потом качает головой, улыбается: - Конечно, шутка. Несмотря на это, Ховону уютно и спокойно со своим новым молчаливым странным товарищем, может, скоро он даже начнёт жалеть, что не познакомились ближе раньше. - Если у тебя неприятности дома, ты всегда можешь прийти, – неожиданно предлагает Мёнсу. – Я ведь почти всегда один. 'Разве тебе ещё не надоело быть всё время одному?' – слышится Ховону вопрос. - Я... спасибо. Я приду. Спасибо. (Ховон действительно ценит предложенную Мёнсу помощь, он легко сдаётся и принимает её – это совсем не сложно, когда не лезут с советами и вопросами, а просто молча пускают в дом, а потом снова засыпают где-то рядом, пока ты смотришь кино по телеку. Это совсем не сложно, когда вдруг начинает казаться, что Ховон уже знал его, знает миллион лет – и целую вечность, когда он засыпает сам, и видит во сне Мёнсу, это словно отрывок из одной из прошлых жизней, где они – вместе, делят кров, постель и еду, вместе попадают под дождь, а потом бегут домой, и помогают людям, и вместе смеются, и Ховон победно улыбается, наблюдая за тем, как Мёнсу лениво перелистывает страницы книги, но в итоге откладывает её и подходит к нему... ... Ховон просыпается) Мёнсу зовёт его с собой в кино, потому что ему, наконец, надоедает просто ходить за Ховоном – сам Ховон не напоминает ему, что таскаться за ним никто Мёнсу и не заставляет. От Мёнсу вполне можно было бы ожидать, что он, в конце концов, заснёт и тут – в полупустом тёмном кинозале на вполне удобном кресле, может, уронив голову Ховону на плечо, но Ховон точно не мог ожидать того, что Мёнсу возьмёт его за руку, так спокойно и уверенно. И он легко мог высвободить свою ладонь, мог даже встать и уйти, дать понять, что с ним такого делать не стоит – он не гомофоб, но. Ховон не отпускает руку Мёнсу. На экране – забавная комедия, но ему больше не смешно, и он даже не поворачивает головы, чтобы спросить, зачем Мёнсу это сделал, и больше всего на свете Ховону страшно оттого, что рука вспотеет, и тогда Мёнсу просто разожмёт ладонь. Этого не происходит, и до конца сеанса они так и сидят рука в руке, до финальных титров, пока не включается свет. На улице Ховон закрывает глаза и глубоко вдыхает. Он абсолютно не понимает, – а может, не хочет понимать – что происходит. Может воздух этот сегодня какой-то странный, слишком лёгкий, свежий и сладкий, отчего дышать так легко, может, просто хороший день для того, чтобы потерять голову, – неважно. Ему неловко признаваться в этом самому себе, но рядом с Мёнсу он чувствует себя свободнее – его полуулыбка всегда успокаивает, и рука в его руке была такой горячей и сильной, плечо, с которым он соприкасался своим – теперь его единственная связь с реальностью, и не будь Мёнсу рядом, Ховон бы подумал, что сходит с ума. Слишком много чувств, слишком много мыслей, слишком много странных снов, слишком много возникнувших неизвестно откуда кусочков потерянных и спрятанных так, что раньше было не найти, воспоминаний. - Скажи, мы ведь знали друг друга раньше? – спрашивает Ховон, а потом хочет ударить сам себя, потому что знает, как глупо и странно это звучит. 'Конечно, мы ведь учились вместе' – самый приемлемый ответ, и он бы просто попрощался с Мёнсу, и потом никогда бы не приближался к нему, потому, что только невесть откуда взявшейся влюблённости в парня ему сейчас и не хватало, но Мёнсу улыбается ему, опять, снова: - Конечно, просто ты забыл. - Кажется, уже поздно, – звучит жалко, но ничего другого в голову не приходит, но Мёнсу соглашается, они расходятся, Ховон кивает на прощание, как и всегда, а все жесты и движения Мёнсу кажутся такими странно знакомыми. Он точно знал Мёнсу – до школы, до того, как они встретились, до своего рождения, и много жизней назад. Он сошёл с ума, он точно сошёл с ума. Все жесты Мёнсу, его улыбки, и его движения, то, как он смеётся, тот растерянный сонный взгляд после неожиданного пробуждения, сила его рук, тепло его плеча – Ховон знал это, Ховон сошёл с ума. Следующим вечером Мёнсу испытывает и мучает его своим внимательным взглядом, его глаза темны и загадочны, 'если хочешь что-то сказать – говори' – думает Ховон, но произнести вслух не решается. Ещё один вечер спустя Ховон задерживается у Мёнсу настолько, что о том, чтобы собираться домой, уже и думать не стоит – тогда Мёнсу даёт ему что-то из своей одежды, говорит Ховону располагаться на его кровати, и выходит из комнаты. Через полчаса он возвращается, несколько секунд нерешительно топчется у двери, а затем ныряет под одеяло рядом с Ховоном, и тогда они оказываются очень близко, насколько никогда ещё не были. Ховону становится невыносимо жарко, и этот жар вдруг накрывает его с головой, сильно и неожиданно, как приливная волна. (конечно же, Ховон много раз представлял себе что-то подобное – он и его девушка, рядом друг с другом, и им обоим так неловко оттого, что произойдёт в следующее мгновение, но это так желанно и так правильно) (но Ховон лежит рядом с Мёнсу – так непозволительно близко, что чувствует его дыхание на своём лице, пахнет зубной пастой, и очень тепло, Мёнсу смотрит открыто и доверчиво, он не отводит взгляд, и не пытается притвориться, что лишь случайно оказался ближе, чем позволяют приличия. Когда Мёнсу улыбается ему, Ховон не может заставить себя улыбнуться в ответ, и сказать хоть что-нибудь, но думает, что если Мёнсу не отодвинется первым, то он не будет его отталкивать) Он хочет прикоснуться к Мёнсу. Он хочет обнять Мёнсу. Он хочет поцеловать его. Ему нравится улыбка Мёнсу. Ему нравится Мёнсу. Мёнсу целует его первым – быстро, легко, мазнув губами по губам – а потом смеётся от неловкости, прижавшись к Ховону. Ховон проводит рукой по его волосам и касается пальцами тёплой щеки, приподнимает лицо Мёнсу и наклоняется, чтобы было проще целовать его. Их второй поцелуй чуть более смелый, третий ещё лучше, четвёртый очень горячий, и Ховон старается игнорировать запоздалые страх и стыд. Мёнсу рядом с ним, его поцелуи, близость его разгорячённого тела, тишина и темнота вокруг них – так и должно было быть, именно это и было самым правильным. Встретить Ким Мёнсу, и заговорить с ним однажды, и терпеть щелчки его фотоаппарата, отвлекающие от танца, гулять с ним по вечерним улицам, слушать его странные истории и смотреть в его тёмные-тёмные глаза – самые верные и правильные поступки в ховоновой жизни. Ховон не знает, почему сейчас уверен в этом, он слышит, как Мёнсу снова смеётся – всё-таки смеётся тоже. Однажды Мёнсу не приходит к нему на тренировку. С их первого вечернего поцелуя проходит ещё четырнадцать вечеров – и ещё несколько десятков поцелуев, и Ховон, конечно же, уважает чужое личное пространство, чужую личную жизнь, и желание побыть одному, он не собирается поднимать тревогу из-за неожиданного исчезновения Мёнсу. В конце концов, могли вернуться его родители или появиться срочные дела – потому Ховон не ему пишет смс и даже не звонит, предоставляя ему возможность отдохнуть от своей компании. Но потом Мёнсу не объявляется на следующий день и ещё через день, он не приходит почти всю неделю, незаметно наступают выходные, Ховон звонит ему каждый день, но телефон отключен, никто не открывает ему дверь, когда он стучится в двери дома семьи Ким. Настроение портится, однажды он чуть было не кричит на свою мать, но вовремя останавливает себя, он не знает, что произошло, каждый час представляя себе самые страшные варианты – Мёнсу похитили, Мёнсу ранили, Мёнсу... – Ховон не хочет думать о плохом, но у него не получается. Выходные проходят – всё это время Ховон проводит в своей комнате, ему не хочется есть или танцевать, двигаться и куда-то идти, он лежит на своей кровати, изучая неровности и маленькие, почти незаметные трещинки на своём потолке – неожиданное исчезновение Мёнсу выбивает его из колеи, и все такие привычные ему вещи и занятия словно тускнеют и становятся неважными. 'Где ты, что с тобой?..' – думает Ховон, наступает вечер, в комнате темнеет, его постель измята, и он понимает, что лучше бы ему взять себя в руки, собраться с мыслями, Мёнсу странный парень, у него могли появиться какие-то свои, ему одному понятные дела, не зря ведь он сказал ему тогда ту непонятную фразу про параллельные миры – да нет, бред конечно, – Ховон улыбается сам себе, пытаясь игнорировать все свои переживания, и эту непонятную, такую незнакомую ноющую боль в его груди, он вспоминает, как Мёнсу дремал в спортивном зале, пока Ховон танцевал – и это было так забавно, и как смеялся его шуткам, даже если они были глупы, Ховон пытается вспомнить, не сказал ли он что-то лишнее, не обидел ли Мёнсу своими словами. 'Мёнсу, ну где же ты...' Темнота сгущается, веки тяжелеют, он засыпает, даже сам не заметив этого. (Ховон спит, и видит сон, в котором есть Мёнсу, но все запрещают ему общаться с ним. 'Держись подальше от этого Мёнсу' – предупреждают его. 'Почему' – спрашивает он. 'Он ненормален и опасен' – следует ответ. Ховон не удивлён, он и сам считает Мёнсу странным, но ему не нравится, что люди боятся его, такой человек, как Мёнсу, просто не может быть опасным, его загадочность манит его – он живёт на самой окраине города, и говорят, что он общается с нечистью, говорят, что он ведьмак, что он похищает людей, и пьёт кровь невинных младенцев и девственниц – болтают всякое и только глупости, Ховон не верит, и когда он видит, как Мёнсу проходит по главной улице в сторону рынка, весь одетый в чёрное, его сердце стучит быстрее. Когда он приходит к нему, наплевав на все предостережения и запреты, просто приходит, и стучит в его дверь, Мёнсу встречает его со слабой, но доброжелательной улыбкой, и он ничуть не удивлён, он говорит: 'Ты всё-таки пришёл' – и Ховон чувствует себя самым счастливым человеком на свете. ...Оказывается, что Мёнсу просто занимался наукой, проводил эксперименты и любил подшучивать над людьми. Конечно, он не отрицал, что иногда в его доме происходят необычные явления, что он притягивает к себе неприятности, и странных существ, и становится участником событий, которые не происходят с нормальными людьми – Ховону было всё равно...) ...Он просыпается от телефонного звонка. - Мёнсу! Где ты был, что случилось?! С ума сошёл? Неужели было трудно предупредить, что куда-то собрался?! - Хоя. Ты можешь прийти ко мне сейчас? Пожалуйста... Часы показывают одиннадцать, но Ховон без лишних разговоров и вопросов срывается с места, кричит, что уходит ночевать к другу, бежит к дому Мёнсу, его голос был такой усталый, опасно звенящий, так, что ещё немного, и разбил бы ховоново глупое, влюблённое сердце. Мёнсу долго не открывает ему дверь, и, когда Ховон, наконец, слышит, как щёлкает замок, и видит его, растрёпанного и бледного, с почти прошедшим, коричневато-жёлтым синяком на скуле, то испытывает так много разных эмоций – облегчение, страх, злость. - Ненавижу тебя! – хочется закричать ему, но его руки и губы говорят Мёнсу совсем другое, и у Ховона больше не остаётся никаких сомнений – он, наконец, нашёл Мёнсу – как они находили друг друга и раньше, до этого вечера, он любит Мёнсу – всегда любил, и, чёрт возьми, как же он счастлив, что это, наконец, произошло. Эти сны снятся ему каждую ночь, всегда разные – и такие яркие и насыщенные, что проснувшись Ховон ещё с несколько минут лежит, вспоминая, стараясь отделить то, что на самом деле могло бы произойти с ним в прошлой жизни от того, что просто нарисовало его подсознание. Он по-прежнему с сомнением относится к тому, что сказал Мёнсу, слишком трудно просто взять и поверить в то, что ему снятся события его прошлых жизней, но Мёнсу рассказывает ему об этом с таким незнакомым воодушевлением – тогда все переживания и проблемы словно растворяются, и он уже не вспоминает об отце, и не думает университете и своём будущем – и рука Мёнсу так знакомо ложится ему на плечо, и зарывается в его волосы, и проводит по его щеке, что ему так хочется верить в то, что так уже было когда-то, повторяясь раз за разом. Однажды ему снится, что он будит Мёнсу поцелуем, за окнами их дома стелется густой туман, 'ещё слишком рано' – говорит ему Мёнсу, его голос сиплый, он хмурится – Ховон готов поклясться – на ранние пробуждения он всегда реагирует одинаково, где бы они не жили, сколько бы жизней не проживали, – 'нет, пора, нас заждались' – отвечает Ховон, и они могут работать только в паре, а в тумане затерялось столько людей, их непременно нужно вывести на нужную дорогу, а иначе они не найдут ни свой мир, ни свой дом, ни свой путь – свою судьбу, и они живут в этом огромном доме только вдвоём, они не знают, есть ли в тумане ещё кто-то с такими же силами, как у них, они просто помогают другим людям по мере своих возможностей, и Мёнсу мёрзнет по вечерам, и спрашивает Ховона, когда уже и они смогут уйти, Ховон не знает, но, конечно же, уверен, что свою он уже нашёл. Но вскоре уходят и они. (сон обрывается) Однажды ему снится, что у Мёнсу механическая нога, он ходит, тяжело ступая и сильно прихрамывая, а у него самого выбрита голова и тело постоянно болит, воздух в их городе отравлен настолько, что на улицу не выйти без респиратора, они по-прежнему провожают затерявшихся в пространстве людей из мира в мир, они бы могли найти и для себя – лучше, светлее, чище, спокойнее, но кто же тогда будет помогать тем, кому это нужнее, у Ховона по-прежнему есть Мёнсу, а у Мёнсу – Ховон, и это единственное, за что они держатся, пока этот город – весь этот загаженный, отравленный, пустой, полуразрушенный мир – не уничтожают полностью и окончательно. Однажды Ховону снится, что Мёнсу нет у Ховона, а Ховона нет у Мёнсу, они не принадлежат друг другу – даже не подозревают о существовании друг друга, и в той жизни Ховон просто проходит мимо него, и там он такой же бесполезный, как и в этом настоящем, он не путешествует между миров, он так и не узнаёт, о том, что где-то рядом с ним – может на соседней улице, в соседнем доме, в офисе напротив, где-то близко, но от этого не менее недосягаемо, ходит Мёнсу, его Мёнсу, так и не ставший его. Однажды ему снится, что они – не единственные путешественники, что не только они одни ходят на перекрёстках, перепутьях и пересечениях миров, помогая заблудившимся растерянным путникам. Их шестеро, Ховон и Мёнсу – самые молчаливые и спокойные среди них, вот только Ховон знает, что его молчаливость и спокойствие пугают других, в противовес Мёнсу, который других лишь притягивает. Ребята любят Мёнсу, и Ховону, конечно же, не сравниться с Ухёном, который уютно и крепко обнимает Мёнсу так, как ему могло бы понравиться, и ему даже и пытаться не стоит тягаться с Сонёлем, чьим шуткам Мёнсу улыбается гораздо чаще, чем ховоновым, ему не стоит сравнивать себя с самым младшим из них, Сончжоном, который слишком прекрасен с этими его мягкими длинными волосами, и невероятно красивыми руками, и милой родинкой на носу, и он смотрит на Мёнсу с обожанием, как никогда не смотрел Ховон – но, глядя на то, как Мёнсу становится всё менее отстранённым, тихим и молчаливым, окружённый такой заботой и вниманием, Ховон чувствует радость. Эта радость несравнима с ощущением невероятного, всепоглощающего счастья, когда, утомившийся от шумных обожателей, Мёнсу всё равно возвращается к нему, он садится рядом с Ховоном и вскоре уже дремлет, положив голову ему на колени. В одну из ночей Ховону снится, что он видит Мёнсу в последний раз, и он тянет к нему руку, пытаясь успеть подхватить его тело, но он не успевает, глаза Мёнсу закрываются, Мёнсу падает на землю, и он больше не двигается. (сон резко прерывается, Ховон просыпается в своём настоящем, но Мёнсу снова рядом с ним, он не спит, он повторяет ему: 'это просто сон' – и Ховон безоговорочно верит ему) - Может быть, это просто плохая экология, – говорит Ховон, до конца лета остаётся полторы недели, и они с Мёнсу проводят эти дни, как и всегда, ничего не делая. Мёнсу вопросительно смотрит на него. - То, что я не могу ходить между разными мирами, как ты? Может в этот раз все эти разговоры о вреде плохой экологии на организм оказались правдой? – Ховон пожимает плечами и слышит тихий мягкий смешок. Ховон решает пропустить тренировку, он так и не находит временную работу, но самое ужасное – он начал сомневаться, и это, пожалуй, самое страшное, что могло с ним произойти. Ховон боится сомневаться, за сомнениями приходят страх, неуверенность, что хуже – чувство вины. - Думаешь, я прав в том, что отстаиваю своё право заниматься тем, чем мне хочется? – спрашивает он. Мёнсу говорит Ховону, что тот ни в чём не виноват, что никто ничего и никогда не сможет запретить ему, пока он сам этого не позволит, но ему стоит поговорить с отцом, по душам, – однако это все ещё кажется слишком трудным. Молчаливый Мёнсу не бросает слов на ветер, и потому каждое произнесённое кажется Ховону чертовски верным. - Я не верю, что ты не смог поступить, – бурчит Мёнсу. – Ты же такой классный, и умный, ты не мог! Ховон чувствует, как начинают у него начинают гореть уши, вздыхает. - А я поступил, – наконец произносит он. – Просто... В один прекрасный день стало слишком тяжело слышать эти разговоры про ветер в голове и бесполезные танцы. Я разозлился и решил пойти против. Забрал документы. Захотел разочаровать его. Но я совру, если скажу, что теперь чувствую себя свободным. - Мы каждый день вынуждены сомневаться в правильности своих поступков – к сожалению или к счастью – самому надо решить. Становится очень тихо, и на некоторое время Ховону начинает казаться, что вокруг никого и ничего нет – как тогда, несколько жизней назад, когда в тумане жили только они вдвоём – и были лишь случайные заблудшие путники. Ховону интересно – пришёл бы к нему Мёнсу, если бы Ховон послушал отца, бросил танцы и стал учиться дальше. Но вместо этого он спрашивает другое – потому что уже не сомневается в их связи: - А что собираешься делать ты? Они ещё ни разу не говорили о том, чем собирается заниматься Мёнсу. У него были его необъяснимые способности, и его необычная работа – и это всё, что знал Ховон. - Я продолжу заниматься тем, чем занимался всегда. Буду ходить по мирам, и искать тех, кому нужна моя помощь. Я ведь всегда был таким, и мне нравится. Мёнсу рассказывает Ховону, что раньше бывало так, что люди часто терялись и путались между своим и чужими мирами – тогда они приходили к ним на помощь и провожали их. Теперь таких потерянных людей стало меньше. Иногда Мёнсу коротает ночи, гуляя по мирам, отыскивая нуждающихся в его помощи, но чаще просто попадает в передряги. Иногда он уходит на час или два, иногда возвращается лишь под утро, но то его четырнадцатидневное отсутствие было самым долгим и продолжительным. - Ты можешь нарваться на неприятности, как в прошлый раз. А ещё ты можешь не вернуться – как в прошлый раз. - В прошлый раз меня ранили, и из-за этого я был слишком слаб, чтобы двигаться – но ведь вернулся же. Ховон хмурится. Можно подумать, что ранение – это какой-то пустяк. - Я не хочу оставаться один, – честно произносит он, чувствуя, как ему становится ещё жарче. - Ты и не останешься. Я всегда находил тебя, и найду ещё раз, если будет нужно. - Если бы и я мог так путешествовать, я бы проследил за тем, чтобы ты всегда возвращался домой. - Я уверен, что ты ещё сможешь. (Ховон понимает, что глупо краснеет от этой фразы, он чувствует себя полным придурком. Влюблённым идиотом. Но, в кое-то веки, не против) Ховон так и не смог – и не успевает научиться. Однажды Мёнсу уходит – как и всегда, предупредив, что сегодня ночью пойдёт искать кого-нибудь, кому, возможно, понадобится помощь, и он целует Ховона на прощание, так, что у того в бешеном стуке заходится сердце, но он молчит, хотя странное предчувствие беды изводит его. - Хоя, не волнуйся, я же быстро. Туда и сразу обратно, – говорит Мёнсу. - Я знаю, – улыбается Ховон, он не показывает, как сильно волнуется, ведь это расстроит Мёнсу, тогда он останется дома ради него, а потом будет переживать, и всё равно будет рваться на эти свои перекрёстки миров; Ховон понимает, что об этом невозможно не думать, и невозможно забыть – он видел во сне, он вспомнил сам, он бы так хотел быть там, рядом с Мёнсу. Ховон отпускает, и Мёнсу уходит, а, когда он не возвращается на следующий день, он пытается успокоить себя тем, что это ещё ничего не значит. Через три дня Ховон даёт себе установку – ждать две недели, как это было в прошлый раз, он дарит себе надежду, что за эти две недели Мёнсу вернётся обратно, к своим фотографиям и их совместным сонным, ленивым летним утрам – ему не хочется задумываться ни о том, что лето уже закончилось, и что же он будет делать, если Мёнсу не придёт. - Что случилось, Ховон? – спрашивает у него мать, но он не может объяснить ей, что две недели пролетают так невыносимо быстро, что Мёнсу не возвращается, а Ховон слишком верит в свою самостоятельность и зрелость – для того, чтобы обнять её так крепко, как в детстве, спросить 'что мне делать, мама?..' - Знаешь, этим летом ты выглядел таким счастливым, несмотря на все эти неприятности из-за университета и ссоры с отцом. Я поняла, что ты стал взрослым и, наконец, нашёл себя, и я поддержала твоё решение. Но что же случилось теперь? – Тебе нужно поговорить с отцом, – произносит она, наконец, когда ответа так и не следует – Ховону ничего не нужно, Ховону ничего не хочется, но она страдает вместе с ним, она переживает за него, и он не может не подчиниться ей. Отец спрашивает у Ховона, когда он намерен уезжать в Сеул, тогда Ховон просит дать ему ещё месяц – он не теряет надежды вновь увидеть Мёнсу, и он – это всё, что связывает Ховона с родным городом, всеми его улицами, которые они вместе исходили вдоль и поперёк и людьми, которых они встречали каждый день. Он не сможет уехать, пока не попрощается. И, пусть отец выглядит недовольным и хмурым, он даёт ему время подумать – может лишь потому, что надеется одержать победу в их споре, Ховону всё равно. Вскоре его находит Сончжон – Ховон сразу узнаёт его, ведь когда-то они уже знали друг друга. - Мёнсу просил меня найти тебя, - говорит Сончжон, его голос словно вырывает Ховона из глубокой и беспросветной темноты – и тут же отправляет ещё дальше и глубже. – Потому что сам он сюда придти не сможет. - Что с ним?! - Он здоров, но потерял свои силы. Он больше не может перемещаться между мирами. Он знал о том, что слабеет, но боялся тебе рассказать. - И в чём же проблема? Ты же такой же проводник, как и он. Если он не может придти сам – значит, ты проведи его. Если не можешь привести его, то отведи к нему меня. Неужели так трудно?! Почему ты молчишь? – и пусть Ховон знает, что кричать на Сончжона бессмысленно, потому что заранее прекрасно знает ответ, он не может удержаться, потому что всё это нечестно и так несправедливо. У Ховона было целое счастливое лето, потому что он нашёл Мёнсу, и ему было плевать на то, состоится ли Ховон в этой жизни или нет – у них было общее прошлое, и общее будущее, и рядом с ним это неясное, неотчётливое будущее переставало пугать, потому что бояться бессмысленно, когда рядом с тобой есть тот, за кого не страшно держаться. У Ховона было лишь короткое несчастное лето, и Мёнсу знал, что может не вернуться, и всё равно ушёл, оставил его здесь одного, поступив так глупо и эгоистично. Но это ведь неважно. Ругать Мёнсу нет никакого смысла – потому что он просто невероятно... (любит его) - Я не могу тебе помочь, прости меня, Хоя, – говорит Сончжон, и его большие карие глаза блестят. – Знаешь, Мёнсу просил меня передать тебе, чтобы ты не думал о нём и двигался дальше, он очень хочет, чтобы ты перестал сомневаться в себе и делал то, что считаешь нужным. Но я скажу тебе другое – если ты хочешь найти Мёнсу, то тебе нужно сделать это самому. Ты всегда ведь был нашим товарищем, всегда был одним из нас, ты всегда умел делать то же, что и мы – значит, ты умеешь и в этой жизни. Живи как раньше, просто помни – если когда-нибудь ты поймёшь, что эти силы вернулись к тебе, если к этому времени ты всё ещё будешь помнить о Мёнсу, то просто приходи к нему, потому что он всегда будет ждать тебя. Больше Сончжону нечего было сказать – равно как и Ховону. Как он мог забыть о Мёнсу? О Мёнсу, который смущённо признался однажды, что с самого начала знал, что будет с Ховоном – когда оказался с ним в одном классе, и кивал в ответ, когда Ховон прощался с ним, когда наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц – в то время, как девушки вздыхали по нему, Ховон обзывал «спящей красавицей», а остальные просто думали, что он спал. Когда он увязался за Дону в танцевальный класс молодёжного центра, чтобы просто посмотреть на Ховона, чтобы сделать с ним десятки фотографий просто потому, что ему очень этого хотелось. Сончжон прощается с ним, и когда Ховон чувствует тепло его нежной ладони, похлопавшей его по спине, то ощущает к нему невероятную нежность. Это ностальгия – они всегда были лучшими друзьями, теперь он вспомнил. ...Потом как-то незаметно прошёл целый месяц, Мёнсу действительно не вернулся, и отец потребовал от Ховона ответа. - Я был не прав, папа, - и это был первый раз со времён средней школы, когда Ховон снова назвал отца папой. – Я очень хочу остаться здесь. Хочу поступить в институт. Я не хочу разочаровывать тебя. Он видит удовлетворение в его глазах, гордость за правильное решение сына – лучше поздно, чем никогда, Ховон – но Ховон делает это не для того, чтобы обрадовать отца, у него свои причины. Возможно, если когда-нибудь силы и проснутся в нём, то это должно случиться в его родном городе – среди тех же домов, зданий и улиц, где он впервые встретил Ким Мёнсу, под тем же небом, которое он так любил фотографировать, на том же песке, на котором они сидели вдвоём и смотрели на море. Может пройти ещё месяц, может пройти полгода, год, и даже больше. Жизнь будет идти своим чередом, будут сменять друг друга числа на календаре, и цифры на часах, он будет терять веру в себя, и вновь обретать её, у него будет получаться – и не получаться, он будет падать и подниматься – а ещё работать, и привыкать к людям, и мириться с отцом, и, возможно танцевать – с Ховоном произойдёт великое множество событий – простых, сложных, нелепых, неважных – удивительных и ошеломляющих. Ховон будет забывать, что происходило с ним несколько дней назад, и что он рассказывал своим коллегам о песне, которую случайно услышал в машине по дороге на работу, или о фильме, что он посмотрел недавно. Ховон будет забывать имя девочки, которую полюбил в первом классе. Ховон будет забывать дома кошелёк. Но он никогда не забудет о Мёнсу. Иногда он будет сомневаться – а было ли это на самом деле, и учился ли с ним в классе такой молчаливый, сонный парень, которого так любили девушки, которого он так избегал поначалу, который так неожиданно, но так вовремя вошёл в его жизнь? Иногда Ховон будет пугаться своих снов, после которых ещё подолгу не сможет придти в себя, потому что лица и мольбы тех, кому он помогал во сне, выглядели так реально – как и руки Мёнсу, которые он грел в своих руках, и тонкая венка на запястье под его губами, и шёпот, который ветерком щекотал его ухо. Фотографии, на которых он нелепо улыбается самому себе – настоящие. Те три месяца лета – ленивые, неспешные, странные, короткие, прекрасные, безнадёжные – невероятные – были, он готов поклясться в этом кому угодно. Иногда Ховон будет сомневаться – правильно ли он поступает? Есть ли смысл в его покорности и ожидании? Не губит ли он сам себя, свой потенциал, а может и талант. Но только ради этих прекрасных снов-воспоминаний, в которых он и Мёнсу снова вместе – которые когда-нибудь могут повториться, он и продолжает жить в своём городе, покорно ожидая чего-то (смутного, но такого счастливого будущего?) Он будет жить своей жизнью – ждать своего часа. Когда-нибудь это время обязательно наступит. Он вернёт Мёнсу, и это произойдёт быстро, легко и просто. Нужно будет только перейти туда – взять его за руку – и тут же вернуться обратно.