Художник моего тела

- Я хочу попробовать кое-что… Назвать меня наивным мало кто осмелится, но повел я себя действительно глупо, согласившись на очередную игру. Хотя это мой старший брат. Я знал, что это очередная бредовая идея, но все равно согласно кивнул. А вообще-то я всегда соглашался, вне зависимости от сумасшествия его желания. Он художник и ему нравится рисовать, так почему бы не сделать ему по-настоящему приятно, когда он просит меня о чем-то. Впрочем, то, как он просит, заставит согласиться любого. И тогда мне выпадает шанс увидеть, как горят его глаза. Сперва это была просто моя детская радость, ведь мне не каждый день удавалось увидеть эту улыбку. Хоть краем глаза, хоть чуть-чуть. Итачи никогда не уделял мне должного внимания, его интересовали только его кисти. Знаете, в его комнате безумно красиво. Он сам разрисовал стены: мягкий белый, темно-вишневый и немного синего. Ступая сюда, мне кажется, что я делаю шаг в другой, неизвестный мне мир, но вход сюда был строго запрещен. Только когда он звал, можно было переступить порог. Впервые он попросил меня о чем-то в двенадцать, и я с радостью согласился. Он захотел нарисовать меня, и это оказалось самым приятным, о чем он когда-либо просил. Я просидел в его комнате больше трех часов, спина жутко болела, но рисунок был высшей наградой. Он позволил посмотреть, что делал далеко не всегда… Он правда рисует как Бог. Такие яркие цвета, уверенные штрихи. В какой-то момент мне даже показалось, что мальчик на рисунке в тысячу раз красивее, чем я сам. А Итачи тогда впервые мне так улыбнулся, и ту улыбку уже ничем из памяти не сотрешь. Потом все было так же как и всегда. Он мог запереться в своей комнате и не показываться пока не захочет есть. День, два… запросто. Но ему быстро надоедало хватать фрагменты из головы, он не любил природу, или еще какие-то места, где можно было бы увидеть удивительные пейзажи. Но главное, он никого не пускал в свою комнату, а потому варианты с натурщиками сразу отпадали. И тогда он снова звал меня… Сперва это были просто портреты, хоть это и скучно позировать, я не смел и пикнуть о том, что устал. После появились элементы декора, какие-то костюмы… Когда мне исполнилось пятнадцать, он сказал, что хочет нарисовать меня обнаженным. Да, меня смутило это просто безумно, но разве я мог ему отказать? Хотя сперва хотелось, но преодолев свой стыд, я разделся перед ним. Позорно было ощущать, насколько мне нравится его пытливый взгляд, как внимательно он изучает мое тело, и как иногда его губы изгибаются в едва различимой улыбке. Он был счастлив... а меня это заводило… Он просто посмеялся, ведь, увы, не было одежды, которая скрыла бы мой позор, но прервать сеанс все равно не позволил. И мы рисовали… снова и снова… все возможные идеи, которые его посещали, я превращал в жизнь, и за это он был мне безумно благодарен. Я получил доступ в его комнату, и мог торчать тут часами. Его альбом был заполнен рисунками со мной, и это тоже, между прочим, было приятно. Первый портрет всегда стоял в углу, и любой человек, заходя в комнату, в первую очередь видел его. Забавно, но Итачи этот рисунок ревновал просто безумно. Он не позволил прикоснуться к нему ни матери, ни отцу… он действительно любил эту работу. А мне это льстило…. Ведь не важно, что за краски, что за холст – это был я. Я и никто другой. Я вновь и вновь раздевался перед братом, это вошло в привычку… что же он творил с этими рисунками. Больше всего меня интересовали те, доступ к которым даже у меня был закрыт. Так сложно бороться со сном, и все-таки я пытаюсь смотреть в потолок, не закрывая глаз. Мне следует дождаться брата, но что-то я уже сомневаюсь, что мне хватит сил. Из одежды на мне только халат, но думаю, через пару минут он будет одиноко висеть на стуле. Я давно задумывался, почему аники нравится рисовать меня именно в таком виде? Последний раз он добавил крылья… столько света… Что на этот раз? Только бы меня опять не трогал, не нравится мне, когда он извращаться начинает. Бижутерия, обувь, какие-то еще детали на обнаженном теле. Кстати учится мой брат на юриста, и он действительно серьезный человек. Только вне дома, здесь же он просто безумный художник. Но сейчас чертово лето, и мне от него никуда не деться. Слышу тихий скрип двери, и все же поворачиваю голову, сонно щурясь. В руках у Итачи поднос, судя по всему с едой. Уместив его на кровати, он присаживается рядом, хотя к еде не прикасается, что кажется мне странным. Снова этот взгляд, он видит меня насквозь, а может ему и не нужно проникать так глубоко. Ему интересно только мое тело, а мне интересен… Да, интересен. Детская попытка быть ближе давно лишилась той настоящей чистоты и невинности, но я все еще играю роль послушного младшего брата. - Я не голоден, - тихо бормочу я, снова прикрывая глаза. – Где тебя так долго носило? Я спать хочу. Давай уже, начинай. - Подожди. Я все-таки принимаю сидячее положение, тряхнув головой и потерев глаза. Сволочь… отказаться от принесенной еды выше моих сил, ибо здесь только то, что я так люблю. - И что на этот раз? - Я хочу попробовать кое-что… - И что же? – без особого интереса спрашиваю я, накалывая вилкой салат. – Удиви меня. - Я скорее удивляю себя. - Без разницы. - О, нет. Разница есть, только ты пока ее не видишь. Я вскидываю бровь, недоверчиво глядя на аники. Что-что я не вижу? Неужели если он сам поражается своей идее, то это может не поразить меня? Глупости какие. - Не важно, что мне делать? - Ничего пока, дай мне подумать. Ты же не против, если я… немного перейду границы? - Можно подумать когда-то я был против, - усмехаюсь я, отрывая взгляд от тарелки. Ну, и чего он так улыбается? – Стоп. Что? Опять…? - Нет. Я хочу попробовать кое-что совершенно новое. Мне не придется раздеваться? Интересно… - Я тебя внимательно слушаю. Итачи поднимается с кровати, доставая новую упаковку красок из выдвижного ящика. Немного воды, и все это на небольшой столик у кровати. - Закрой глаза, пожалуйста. Я не сомневаюсь, не колеблюсь, я спокойно выполняю просьбу, отодвигая поднос с едой. Его пальцы щекотно прошлись по ребрам и вниз, развязывая пояс халата. Извращенец. Здесь всегда было немного прохладно, но к этому чувству я давно привык. Итачи не любил, когда в комнате слишком жарко, и он терпеть не мог, когда температура мешала ему сосредоточиться. Он близко, не отошел до сих пор. Что происходит? Тихий шепот над самым ухом: - Потерпи чуток. И в тот же момент, я ощутил мокрое прикосновение к плечу. Можно подумать, я действительно сдержался бы. Распахнув глаза, я поворачиваю голову, и в ту же секунду Итачи отдергивает руку, пальцы которой сжимают его любимую тонкую кисть. - Ты по мне рисовать собрался? - Не двигайся, пожалуйста, краска потечет. - Не думаю, что это хорошая идея. - Ты мне позволил, - возражает он. – Саске, что тебе стоит? Просто не двигайся. - Ты не сможешь сохранить эту работу, - сразу же отмечаю явный минус я. - Не важно. Я смогу сохранить воспоминания. Ох, плохая это затея. Но когда я ему отказывал? Эти глаза… словно от этого зависит его жизнь. Что мне остается? Я согласно киваю, выпрямляя спину. Я знаю, это веселее, чем позировать, но чувствовать его прикосновения на коже, не самое лучшее, что мне выпадет. Его теплые пальцы запросто сведут с ума любого, но мне не дозволенно показывать виду. Холодно… По спине сразу же начинают бегать мурашки, и хочется блаженно закатить глаза. Рука опускается на талию, продолжая что-то вырисовывать. Я как всегда не знаю, что именно, но чувствую, отсутствие пока мелких деталей. Абстракция… однозначно она. Кисть неспешно скользит между лопаток, и я чувствую, как начинает засыхать краска. Может она какая-то особенная? Я в этом ничего не понимаю, но она не стягивает кожу, не доставляет дискомфорта. Рисунок опускается все ниже, пока я постепенно теряю над собой контроль. Это действительно приятно, особенно когда я чувствую его пальцы на своей коже. Это случается редко, но в такой момент тело едва удерживалось, чтобы не вздрогнуть. Но я не должен себе это позволять. Его пальцы скользят по моей руке, чуть приподнимая ее, и рисунок продолжает свой путь. - Щекотно, - с улыбкой выдыхаю я. - Да… я знал. Потерпи немного, хорошо? Здесь не сильно много… Так и придерживая мою руку, он продолжает рисунок, однако теперь я в состоянии разглядеть темно-синие завитки. - Красиво… Итачи на мгновение отвлекается от работы, переводя взгляд на меня. Наверное, я немного покраснел, не ожидал я такого. Редко он оказывается так близко. Господи, я готов утонуть в этих глазах. - А могло быть иначе? - Нет, - все-таки высоко он ценит свое искусство. – Не могло. Ты рисуешь восхитительно. - Не во мне дело. В тебе. - Думаю, моя заслуга здесь самая последняя, - усмехнулся я. - Ошибаешься, - получаю я более чем уверенный ответ. С чего так вдруг? Причем здесь я? Говорить больше не хотелось, я снова залюбовался красотой его глаз. Он так сосредоточен, что право неловко от мысли, что внимание его приковано к моему телу. И все-таки я лгу сам себе, но это дозволено, а лгать брату не стоит. - Это приятно… - Я догадываюсь. - Нет, правда, не уверен, что стоит продолжать, - шепчу я вновь замечая, как его губы тронула до боли родная улыбка. - Тебе нечего смущаться, а потерпеть ты сможешь, я знаю. - Ты с ума меня сведешь. - Не в первый раз, - мне остается лишь закатить глаза. - Это в первый. - Рисунок, да. Но ты же всегда делаешь такое лицо, разве я не прав? Если бы тебе это не нравилось, я бы не стал просить, зная, что тебе неприятно. Но это не так. Поэтому хватит говорить глупости, я уже все прекрасно понял. - Итачи… - М? - Подожди, - но он не позволяет мне двинуться, удерживая за талию. Я и вправду сейчас могу все испортить, ведь тело сильно отличается от холста. - Что такое? Ты же знаешь, это важно для меня. Вот так вот преданно смотреть в глаза, так просто ломать меня, заставляя соглашаться снова, никому кроме него не по силам. - Спасибо, - произносит он, читая в моих глазах все, что ему требуется. Мне даже разговаривать с ним необязательно, я для него как открытая книга. И кисть скользит дальше. Щекотно, холодно, но так безумно приятно… Особенно в тот момент, когда кисточка, наконец, поднимается по плечу и рисует первый завиток на шее. Итачи просит чуть наклонить голову, чтобы ему было удобнее. Его пальцы убирают с лица несколько прядей волос, и я снова чувствую мягкое скольжение. Рисунок тянется до самого уха… Кто бы знал, насколько это оказалось эрогенной зоной. Прикрыв глаза, я тихо выдыхаю, понимая, что уже не успокою свой разбушевавшийся организм. Он не привык к такой продолжительной ласке, и ему не объяснишь, что это всего лишь творчество моего брата. Усмешка… совсем рядом, над самым ухом. Я прищуриваю глаза, переводя немного удивленный взгляд на брата. - Так сложно терпеть? - Молчи лучше. - Просто… - он опускает руки, убирая кисть, оценивая работу. Немного печальный взгляд, а может тень так падает. – Просто я только начал… и мне тебя немного жалко. - Заканчивай лучше скорее. - Скорее не получится, я только со спиной закончил и только в одном цвете, а мне еще слоя три накладывать. - Три? – я приоткрываю рот, реально прикидывая насколько меня хватит. – Ты действительно этого настолько хочешь? Закусив губу Итачи кивает, делая несчастное лицо. Я верю, что ему жалко, и верю, что меньше всего сейчас он хочет останавливаться. - Ну, так продолжай. - Ты простишь меня за такое издевательство? – снова усмешка, и честное слово, захотелось придушить. - Продолжай… И он продолжил, но чем дальше он заходил, тем сложнее это было терпеть. Шея - я кое-как это вынес, ключицы, грудь… - Мхх… Снова кисть замирает, а я слишком поздно понимаю, что сам остановил его руку. - Прости, - прошептал я, на что он как всегда тепло улыбнулся, делая еще один мазок. - Я понимаю… - Нет, не понимаешь. Или по тебе тоже рисовали? Итачи откладывает кисть, поднимаясь с кровати, отходя к окну. Его взгляд долгое время блуждает по улицам, а после он оборачивается. Настолько желанным я себя еще никогда не чувствовал. Мне захотелось стать картиной, той самой, что стояла в углу. На меня никто и никогда так не смотрел. - Ч…что такое? - Знал бы ты, как красив сейчас… Мне и так сложно, тело просто сводит от желания, так еще и он тут со своими комплиментами. Просто, думаете? Взгляд скользит от глаз, по линии рисунка, по шее вниз. Завитки красиво расступаются перед ключицами, протягиваясь дальше вниз, обрисовывая бледные розовые соски. И дальше, пока взгляд не касается причины моего недовольства. Я безумно возбужден. Его пальцы, теребившие кулон на шее, сильнее сжались. Взгляд снова устремился на улицы, а после я слышу легкую усмешку. - У тебя чувствительное тело. Об этом я не подумал. - Я знаю, этого можно было и не говорить… - меня сильно смущает подобное высказывание, и я искренне рад, что он не видел, насколько я покраснел, услышав такое. Я опускаю голову, разглядывая рисунок на руке, просто не хочу, чтобы он видел мое лицо. Давно он не заставлял меня так смущаться. Я не слышу, как он оказывается рядом, только чувствую, как прогибается кровать. Это была передышка мне, ибо я был на грани того, чтобы застонать. А теперь я полагаю, мы продолжим. Его руки легко проходятся по груди, проверяя, высохла ли краска. Да что же он делает? - Можешь сесть чуть ближе? Я подвигаюсь, он достает самую тоненькую кисть, обмакивая ее в светло-голубой. Протянув руку, он сделал лишь штришок, и сразу же нахмурился. - Мне неудобно, - Итачи несколько сменил позу, указывая на свои колени. - Смеешься? - Что смешного? Пожав плечами, я выждал несколько секунд, но все же пересел. Мать моя женщина… Ему нужно было прорисовать детали, и так видимо действительно удобнее, ибо комментариев дальше не последовало. Это сложно… намного сложнее, чем кажется. Меня снова притягивает, этот взгляд. Он настолько увлечен делом, и ведь даже не предполагает, насколько сексуально сейчас выглядит. На нем редко бывает что-то кроме любимой серой майки и каких-нибудь домашних мягких брюк. Он вроде такой же, как и всегда, то же лицо, тот же взгляд, те же волосы, аккуратно подобранные серой атласной лентой. Вот только что-то поменялось, но я не знаю что именно. - Итачи… - Тссс… Снова маленький завиток. Рисунок приобретает объем, и аники это явно воодушевляет. - Итачи… - Ну, что? – он снова отвлекся от рисунка, поднимая взгляд. Я точно так больше не смогу. Мне хватает пары секунд, чтобы осознать, что я теряю контроль над собственным телом, а в следующий момент я уже целую любимого брата. И мне совершенно фиолетово, одни мы дома или нет. Ведь даже если сюда сейчас войдет мать, она не заставит меня прекратить это. Хотя никто из родителей вот уже больше трех лет сюда не заходил просто так. Сын капризный, нельзя и все тут. Я хочу этого прямо сейчас. Он такой… такой необыкновенный. Мне не нужно открывать глаз, чтобы знать, что он смотрит на меня. Но я точно знаю, что он не обнимет меня… до тех пор, пока не высохнет краска… - Саске… - шепчет он мне в губы, и я вынужден немного отстраниться. Я был готов услышать много, но не то, что сказал он. Умеет же. – Не смажь рисунок, дай ему высохнуть. И у меня не нашлось слов, вижу, что кисточка валяется на полу. Он уронил ее? Я не слышал этого, но почему-то стало так тепло на душе. Я снова поднимаю взгляд, он улыбается, а может мне кажется... Кто знает почему, но это вызвало еще большее желание позволить себе лишнего. Ему можно, так почему же мне нельзя? Мне давно казалось, что я для него больше чем брат. Словно он любил меня, подобно своим картинам. С невероятной силой, но недосягаемо. Почему-то я был уверен, что если сделаю это сейчас, то ничего мне не будет. Странное чувство, я ведь знаю, что не прав, но не смог поступить иначе. Это все он виноват, его глупая затея с рисованием по телу. Я не знал, что только один его взгляд может так завести, и что мне делать, я же не полотно? - Прости, - вырывается у меня помимо воли, и становится еще более стыдно за свое поведение. Я не смог справиться с элементарным заданием – сидеть смирно. - Ничего, - он говорит это слишком тихо, мне опасно слышать его голос. – Я сам виноват, но ты же не в обиде на меня? - Нет, - шепчут губы, в тот момент, когда я с замиранием сердца чувствую мягкий поцелуй чуть выше ключицы. Наши отношения перестали быть нормальными, как только он взял в руки кисть, попросив меня снять халат, но… такого не было никогда. Я надеялся, что он поймет мое легкое смятение, но не надеялся, что он может прикоснуться ко мне так… Губы скользят по шее, в тех местах, где нет краски, пока не настигают мои собственные… И мне уже больше ничего не надо. Боже, как же громко стучит сердце, наверное его даже Итачи слышит. Но это невыносимая мука и такое сладкое удовольствие. Его рука касается груди, и я понимаю, что он проверяет, высохла ли краска. И в тот же момент я оказываюсь на кровати, а брат нависает надо мной, немного хищно глядя мне в глаза. - Я так люблю, когда ты находишься здесь, со мной, и я безумно боюсь, что однажды тебе надоест. Ты оставишь меня одного с этими красками. Я, наверное, сразу же сойду с ума. - Я бы никогда… - Не бросай слов на ветер, тебе не дано видеть, что будет завтра. - Может, я и не знаю, что же будет дальше, но я ведь никогда тебе ни в чем не отказывал и не откажу, - как же глупо звучат мои слова. Мне хочется, чтобы он закрыл уши и не слушал весь этот бессвязный бред. Я просто очарован его глазами, а потому говорю лишь то, что первое приходит на ум. Он так близко… - Почему? - Наверное, потому что мне это нравится. Твоя улыбка, она многого стоит, мне совсем не трудно. - Но… ведь сегодня было не просто, - сразу же возражает он, а я уже не помню, что сказал до этого. Я могу сосчитать реснички на его глазах. А дыхание обжигает влажные губы. - Немножко, и если ты не прекратишь так смотреть, то легче мне не станет. Снова соприкосновение губ. У меня складывается впечатление, что он просто заигрался, но я не уверен, что это так. В любом случае мне настолько фиолетово, что там творится в его голове… Я просто обнимаю его, и в какой-то момент понимаю, что он только мой и никакие силы его не отберут. Он сам не уйдет. Мой старший брат, мой самый любимый мужчина… - Ты не оставишь меня? Я знаю, что для него важно получить ответ. Этот вопрос значит намного больше, чем любой, что он, когда-либо задавал. - Нет, не в этой жизни. Знаешь, я, кажется… - и вот здесь я понимаю, что эти слова уже были лишние. Я не знаю, что происходит, и я не уверен, что он вообще в себе. Может чуть позже он скажет, что это шутка или еще что-то, я не знаю. - Что такое? - Я, кажется, люблю тебя… - и все-таки я конченный идиот, раз произношу это. Сразу же чувствую, как алеет лицо, насколько сильно требуется спрятать взгляд, куда угодно лишь бы подальше от этих пытливых глаз. - Я и не думал сомневаться. - Господи, я немного не об этом… - Я знаю, - сердце пропускает удар. – А ты думал, я совсем ничего не вижу? - Но ты никогда не говорил… - Я тоже человек, и тоже могу ошибаться. Представляешь, какой был бы скандал, если бы я все это только нарисовал в голове? Ты бы испугался моих слов, разве нет? Глупый… Вот теперь я совсем себя не в своей тарелке чувствую. Зачем он говорит такие вещи? Мне жутко стыдно за все, что я когда-либо делал, с самого первого дня нашей общей творческой деятельности. Я хочу уйти, я хочу остаться один, но попытка подняться, не принимается всерьез, и я остаюсь на кровати, не зная куда деться. - Ты нервничаешь? Саске, ты сам меня поцеловал, разве это не значило, что ты больше не боишься? - Я не знаю, что это значило. Я не подумал. - У тебя есть шанс подумать сейчас, и сказать мне, чего ты хочешь. Мне бы самому себе признаться в этом, а он хочет, чтобы я с ним откровения вел. - Ты сказал, что любишь меня, разве это не твоя правда? - меня с ума этот шепот сводит, я не понимаю больше половины слов, и мне не ясно чего он от меня хочет. Я и так сделал слишком много глупостей. – Я люблю тебя, Саске, и это уже моя правда. Я не могу отпустить тебя после всего, что ты мне сказал. Кто бы мог подумать, что мне хватит нескольких узоров на твоей коже, и ты столько мне расскажешь. - Хватит. - В чем дело? Ноги сами подгибаются, я безумно его хочу, прямо сейчас. Тело просто сводит сладкой истомой. Но главное, я боюсь дышать… - Ты можешь… сделать это сейчас? Со мной. Тихий смех, и он отпускает мои запястья. Наверное, я не устану повторять о том, сколько глупостей уже наговорил, но эта побила все рекорды. - Мы не одни дома. - И пусть. - Саске, если нас услышат родители… - Не услышат, они здесь все равно не бывают. Аники, я, правда, больше не могу терпеть. Он словно что-то решает, неуверенно поглядывая на дверь. И я хочу знать, что творится в его голове, о чем он думает, чего хочет он сам. Но его мысли для меня закрыты. А потом он просто стягивает с себя футболку и идиоту уже понятно, что меня ожидает. Страстный поцелуй, несравнимый с тем, что был несколько минут назад. Я все-таки боюсь испачкать простыни краской или смазать рисунок, но Итачи кажется уже все равно, а значит это действительно не важно. - Обещаешь вести себя тихо? – спрашивает он, на мгновение отрываясь от моих губ, и я согласно киваю, обещая себе сделать все возможное. Это действительно страшно, осознавать, что этажом ниже сидят твои родители, которых запросто может посетить спонтанная идея, заглянуть в комнату… просто оказаться близко к двери. - Обещаю… Я чувствую его руки на бедрах, но я не нуждаюсь в ласке, я уже утомлен ею. И он быстро это понимает. Но Итачи не был бы собой, если бы не делал все так, как он того пожелает. Чувствую себя ребенком, который собирается нашкодить, а потом прятаться, боясь, что кто-то может узнать. Несмело, но все же прижимаюсь к его телу, и оно действительно великолепно. Он такой теплый, от него пахнет самым родным парфюмом, и запахом, пусть плохо различимым, но запомнившимся мне на всю жизнь с самого детства. Я хочу прикасаться к этой бархатной коже вечно, но не смею, как просил брат, бросать слов на ветер. Как знать, что будет с нами, когда я сотру эту краску со своего тела. Руки Итачи мягко касаются талии, скользя по бедрам, доходя до колен. Да, смущаюсь, конечно, впрочем, уже совершенно не важно. Возможно, раньше меня и посещали подобные мысли, я не позволял фантазии быть столь смелой. Сейчас же, я все еще сомневаюсь в реальности происходящего. Итачи на мгновенье отстраняется, протягивая руку к столику. Где-то в одном из ящиков он находит крем. Тот самый, которым так приятно пахнут его руки из года в год. Видели бы вы его руки. Тонкие ухоженные пальцы, аккуратно покрытые темным лаком пластинки ногтей… Он любит свои руки, но в данную секунду эти руки любят меня и это потрясающий факт. До меня не сразу доходит, зачем крем, но как только я это понимаю, щеки вновь неминуемо алеют. Крем немного прохладный, по спине сразу пробегают мурашки, и мне хочется тихонько охнуть, но я сдерживаю себя. Все как-то слишком быстро, как-то совсем не правильно. Мне безумно стыдно за свое поведение, ведь я прямо соблазнил его. Впрочем, его заботами я оказался обнаженный, в таком состоянии, на его коленях. Пальцы проникают в тело, и я сразу же зажмуриваю глаза, не издавая ни звука. Не то чтобы больно, скорее неприятно, и тянет немного, но легко можно стерпеть. Хотя легко, это громко сказано. Сжимая пальцы ног, я закусываю губу, не пытаясь сосредоточиться на ощущениях, сейчас это точно лишнее. Первый стон был поистине жалким, я отвлекся. Было немного больно, не сдержался. Хотя мне ничего еще не сделали. Аники прав, у меня слишком чувствительное тело, это плохая идея. Мне следовало сказать, удержать, но я не могу, мне приятны его прикосновения. И снова едва удерживаю в себе стон. Смелости сильно поубавилось, а потому все же тихо шепчу: - Аники, может все-таки не надо? Я хочу, безумно хочу, но было бы лучше, если бы мы были одни дома, и никто не посмел бы нас потревожить. Отец запросто мог бы выпороть, и меня, и Итачи не смотря на возраст и наше положение. Что нас оправдает перед человеком, для которого идеалы превыше дружбы, семьи и любви? Я хочу улыбаться от мысли, что нарушаю его личную идиллию, пусть он об этом и не знает. - Тише. Это все о чем мне следует помнить. Я согласно киваю, чувствуя легкую панику сковывающую все внутри. Хотя я и понимаю, что он нежен со мной, как ни с кем другим. Он притягивает меня ближе к себе, жарко целуя в губы. Отличный способ заткнуть… Как же напряжены ноги, но все-таки я знаю, что нужно расслабиться, и тогда мне будет легче. А вообще-то я не готов!.. Но сказать я этого точно не успею, и все, что мне остается, это достаточно громко простонать в губы брата, ощущая болезненное проникновение в собственное тело. Вышло и вправду сильно приглушенно, и возможно меня даже не было слышно за пределами этой комнаты. А ведь это действительно чертовски больно, и тело само непроизвольно сжимается, пытаясь немного ослабить неприятное чувство, которое отголосками пронеслось по всему организму. Я не знаю, какой черт меня дернул попросить его об этом, это точно была ошибка! Я не хочу… Но несколько мгновений прошло, и действительно боль немного утихает, когда Итачи снова срывает с моих губ стон. И это я-то обещал вести себя тихо? Я все понимаю, но я правда не могу, все происходит помимо моей воли. Поцелуй становится глубже, и я действительно веду себя тише, только вот дышать совсем нечем, а мне очень нужен кислород. Снова толчок, пальцы неловко соскальзывают с плеча, оставляя пару темных полос, которые почти сразу наполняются кровью, и, наверное, сильно щиплют. Толчок… сердце разгоняет по организму, кажется, вскипевшую кровь. И я чувствую, как начинаю входить во вкус. Голова кружится от недостатка кислорода, но Итачи не вправе отпустить меня. Картинки смазываются, и я прикрываю глаза, прикусывая его губу. Мне все же удается пусть и слабенько, но дышать, я чувствую, как тело покрывается потом, но рисунки все равно не смазываются. Видно, краска какая-то особенная. Стук в дверь… Я замираю, сильнее прижимаясь к Итачи, который освобождает мои губы, позволяя вдохнуть полной грудью. Спокойно выдохнув аники чистым и совершенно ровным голосом произносит: - Я же просил меня не беспокоить, пока я занят. - Саске у тебя? – слышится голос Микото, и лично для меня остается загадкой, что ей мешает просто войти. Я все-таки боюсь дышать, боюсь говорить, как у брата у меня точно не выйдет. Губы Итачи мягко касаются моего виска. - Он занят, позже, - отрезает Итачи. - Саске, родной, тебе Наруто звонит, говорит, дело срочное. - Мне он нужен больше сейчас. Не отвлекай, пожалуйста, я закончу, и он спустится. - Хорошо, я так и передам, - и я с облегчением слышу, как удаляются шаги. - Чееерт!... Я не ожидал столь резкого продолжения банкета, и вот сейчас меня действительно могла услышать мать. Не важно, мне уже все равно. Впервые я не чувствую привычной прохлады в комнате. Здесь очень жарко, просто нечем дышать… Я готов просить еще и еще, но стоило мне застонать еще хоть раз, как меня снова самым наглым образом целуют, заставляя вести себя в разы тише. Время… оно настолько потерялось между нами двумя, просто став лишним. Не осталось и отголоска боли, тело привыкло, открывая мне новые цвета удовольствий. Я не знал, что так бывает. Я давно не смущаюсь, изгибаю тело для удобства, вообще забываю, что такое скромность. И если бы не старания старшего брата нас услышали бы не только родители, но и соседи. Наверное, появление матери сейчас бы меня вообще не смутило. Пускай слышит, пускай видит, мне какая разница? Тело сводит, и я теряю себя… - Саске… Приоткрываю глаза, сонно щурясь. За окном совсем темно, и я понятия не имею, сколько сейчас времени. Сажусь в кровати, и первое что вижу, это рисунки на своем теле. Значит точно не сон… Ноги болят так, словно я пробежал несколько километров, а шея безумно затекла, выпрашивая сейчас массаж. Я оборачиваюсь, и вижу за своей спиной Итачи, который разбирает книги на полках. Что происходит? - Сколько сейчас? – сонно спрашиваю я, потирая глаза. Брат оборачивается, встречая меня улыбкой, но не той, которую я привык видеть. Кажется, я снова краснею. Как он это делает? - Половина одиннадцатого. - Я что… - Ты просто устал. Неловкая паузка. - Я не помню, как уснул. - Зато я помню. Мне не нравится этот его тон. - Постой. Только не говори, что я вырубился, сразу после того как… - Это выглядело так мило. Я падаю обратно на подушку. Как же я не люблю это чувство – стыд! Вырубиться после оргазма!? Боже, как же я так мог!? Чувствую, как прогибается кровать, а следом скользящее движение по плечу. - Тебе надо в душ. Краска смывается только маслом, - шепчет он мне на самое ухо. - Я надеюсь, ты не бросишь меня одного оттирать следы твоих творений? - Конечно, нет. Тебе Наруто раз десять звонил. Наверное, это что-то очень важное, раз он был так настойчив, - прошептал Итачи. – Может мне пора начать волноваться? - То есть? - Я не позволяю касаться своих картин, ты разве не знаешь? - Я же смою краску. - Уже не важно. Теперь я художник твоего тела.